Взаперти
Шрифт:
— Не советую, — лениво замечает она и предлагает мне яблоко. — Хочешь?
После того как я с раздражением отмахиваюсь, с аппетитом откусывает сама и предупреждает.
— Не ходи к директору. Ничего хорошего из этого не выйдет!
— Ты мне угрожаешь?
— Дана, у меня нет привычки путаться в словах. Я тебе не советую.
— Мне не нужны твои советы!
— И зря. — Она пожимает плечами. — Я тут уже три года. Мои советы могли бы оказаться тебе полезны.
— Да пошла ты! — шиплю я и хлопаю дверью в ванную комнату. В разговоре точку поставить надо, а идти к директору
Час стою под горячими струями. Бьет легкая дрожь. То ли я заболела, то ли дает о себе знать нервяк. Причем, не только сегодняшняя ночь. Все, что накопилось за последнее время. По щекам текут слезы, но их смывает горячая вода. Постепенно согреваюсь, а терпкий гель для душа заглушает все запахи. Это не мой самый любимый. Он тяжеловатый и аромат у большинства со мной не ассоциируется, но сегодня мне нужен именно такой. Только он способен заглушить запах склепа и моря.
Отмывшись и прогревшись до стучащей в висках крови. Закутываюсь в полотенце и тщательно сушу волосы, выправляя прядь за прядью непослушные пушистые кудри.
В комнату идти не хочется, но и скрываться бесконечно не будешь. Только страхи беспочвенны. Когда выхожу, комната пуста, а значит, я могу не спеша выбрать себе одежду и выпить кофе.
С кофе у меня теперь связаны не самые радужные воспоминания. Я предпочла бы не трогать запасы Деборы, но сейчас я планирую приготовить напиток сама. Не думаю, что Дебора подсыпала снотворное прямо в банку.
Я варю себе кофе на свой вкус, и это медитативное занятие успокаивает. Я не ела больше суток, но выброс адреналина приводит к тому, что я не могу думать о еде. От бессонной стрессовой ночи шумит в ушах, и я вливаю в себя горький, черный напиток, который проясняет мозги.
Открываю шкаф и вынимаю классический черный костюм. Брюки и жилетка. К этому достаю стальную блузу с круглым воротником и длинными, широкими рукавами. Сначала бросаю взгляд на белую рубашку, но потом понимаю, что в таком виде буду похожа на секретаршу из бюджетного офиса. Не тот образ, с которым мне бы хотелось, чтобы меня ассоциировали.
Выбираю между стальными туфлями на шпильке и ботинками на платформе и все же останавливаюсь на вторых. Пока академия Даркленд не то место, в котором я чувствую себя уверенно.
Собираюсь быстро и отправляюсь прямиком к кабинету директора. По моим ощущениям рабочий день должен уже начаться.
В коридорах пока немноголюдно. До начала занятий еще около получаса. До кабинета директора дойти не успеваю. Навстречу мне двигается Аманда лэ Ройс.
— Даниэлла? — говорит она, слегка наклонив голову, и останавливается напротив меня. — Какие-то проблемы? Ты заблудилась?
— Нет. Мне нужно поговорить с директором.
— Боюсь, это невозможно.
— Но почему?
— Во-первых, у него неприемный день. А, во-вторых, студенты не могут обращаться к директору в любой удобный для них момент. Это не по правилам. Ты можешь записаться на прием через старосту своей группы. Твое обращение рассмотрят и дадут ответ.
— Но… — Я растеряна. — Но мне нужно. Просто этой ночью…
— Что случилось
ночью, Даниэлла? Если у тебя проблемы для этого есть я, а не директор.— Меня хотели убить! — В истерике кричу я.
— Я думаю, ты преувеличиваешь! — говорит она строго и внимательно смотрит на меня, словно давая возможность передумать, но меня уже несет.
— Потому что меня гоняли по пирсу трое, включая сына директора! Поэтому?
Мирс Аманда напрягается.
— Ты обвиняешь Конрада в покушении на убийство? Даниэлла — это серьезное обвинение. Пойдем, прогуляемся, и ты мне все расскажешь…
— Сбивчиво пересказываю ей события ночи. Она не перебивает, но, когда я заканчиваю, говорит, и ее голос звучит холодно.
— Даниэлла, ты только приехала, а уже умудрилась вступить в конфликт с другими студентами… это плохо. Прежде всего, для тебя.
— Это они вступили! Я здесь ни причем.
— Ты обвиняешь студентов, что они тебя хотели убить. Лиц ты не видела, ты ничего не знаешь. Ты ночью без спроса покидала территорию академии. И это до начала обучения!
— Да я ни в чем не виновата! Это все они?
— Мифические они. И вполне конкретная ты… — холодно замечает она и командует. — Заходи.
Только после ее слов я соображаю, что даже не смотрела, куда мы шли, а, оказывается, успели спуститься в подвал, и передо мной открыта дверь в… камеру?
— Серьезно? Я не пойду!
— Не усугубляй. Тебе нужно научится жить по местным правилам. Все ясно?
— То есть молчать в тряпочку, когда тебя хотят убить? Так, по-вашему?
— То есть найти общий язык с другими студентами, и не покидать свою комнату после отбоя. И не пытаться утянуть за собой других в первый же день. Подумай, что тебе здесь нужно будет учиться следующие четыре года.
— Я не пойду туда…
— Тогда я позову охрану. Тебе понравится, если тебя потащат на глазах у всех, например, во время завтрака.
— Я хочу есть! — цепляюсь я за последнюю соломинку. — Оставите голодать?
— Не переживай. Тебе принесут. — Она пожимает плечами. — Мы не изверги. Каша или омлет?
— Омлет, — бросаю я и захожу в маленькое помещение без окон с тусклой лампочкой. Перед моим носом захлопывается решетка, а мир разворачивается и уходит. Серьезно, что ли? Я не останусь в этом месте! Как только меня отсюда выпустят, я сбегу, даже если придется добираться до материка вплавь!
Здесь неуютно и страшно, внезапно в голове мелькает пугающая мысль, каково это — провести в таком месте не несколько часов, а дни, недели или годы. Окон нет, есть узкая кровать, заправленная белоснежным накрахмаленным бельем (даже в это мелочи читается, что в Даркленде не просто отбросы, а отбросы голубых кровей, оступившаяся элита); тусклая лампочка под потолком, дающая мало света; тумбочка, в которой лежит пустой блокнот и ручка. Видимо, провинившимся предлагают написать об этом поэму. И больше ничего. Серые стены, серый пол и маленький санузел за ширмой. Хорошо хоть не прямо посередине комнаты. Душевой нет. Это значит, что провинившиеся могут походить и грязными, или значит, что держать меня здесь долго не будут?