Взбаламученное море

— Еще бы! — подхватил Никтополионов: — дело в отличнейшем порядке… Я сделан распорядителем на здешней дистанции.

«Вот это-то уж дурно!» — подумал Бакланов.

— Учредитель этого общества гениальный человек!.. Первая, может быть, голова в России! — продолжал Никтополионов, имевший привычку так же сильно хвалить, как и порицать. — Ну, так как же? Ах вы, тюлени русские! — прибавил он, глядя уже с ужасом на Бакланова.

— Я подумаю! — отвечал тот.

— Подумаю! Подумаю!.. И ничего не подумает! — передразнил его Никтополионов.

Но Бакланов подумал и довольно серьезно.

«В самом деле, глупо же держать деньги в банке, когда вся Европа, все образованные люди играют на бирже!» — рассуждал он.

6 Опьянение одного и отрезвление другой

Бал, дававшийся для сближения с обществом, должно быть, в самом деле заключал в себе все общество. В следующих комнатах была толпа мужчин, — все, по большей части, черноволосых, и нельзя сказать, чтобы с особенно благородными физиономиями. Бакланов заметил только одного благообразного старика, с вьющимися седыми волосами и с широкою бородой, — но и потом оказалось, что это был проезжий музыкант-немец.

Дамы, напротив, блистали прекрасными нарядами, и было много хорошеньких.

Вежливый хозяин принимал всех в дверях.

— Старый друг лучше новых двух! — сказал он, когда мимо него проходил Бакланов.

— Ждет Федот у своих ворот! — объяснил он и проходившему потом чиновнику.

Между всеми дамами Бакланов сейчас же заметил Софи Леневу в чудесном бархатном платье, стройную, высокую и с какою-то короной на голове. Тут он невольно вспомнил свою супругу, всегда одетую просто и гораздо больше занятую детьми, чем нарядами. ъ Софи, по ее щекотливому положению, была в первый еще раз на великосветском балу. Начальник края в этом случае хотел показать совершенно равное внимание ко всему обществу: но дамы его круга (обыкновенно подличавшие перед madame Базелейн) несколько обиделись этим приглашением и даже старались ходить подальше от Софи, но зато она была окружена всеми лучшими молодыми людьми.

Бакланову ужасно хотелось продраться в эту толпу; он решился непременно поговорить с Софи и возобновить с ней старое знакомство.

Случай ему поблагоприятствовал.

Софи прошла мимо него.

— Bonjour, Бакланов! — сказала он ему сама и сама же протянула к нему руку, обтянутую в белую лайковую перчатку.

Целый поток электричества проник при этом в Бакланова. Он подметил, что рука Софи немножко дрожала.

— Могу я просить вас протанцовать со мной кадриль? — сказал он, догоняя ее.

— Очень рада! — отвечала Софи, обертывая к нему голову и кланяясь ему немножко величественно, как обыкновенно кланяются актрисы-королевы.

Бакланов понял, что это была уж не прежняя девочка-кокетка, не прежняя даже юная и пылкая, но еще робкая вдова, а интриганка, которая умела смотреть и на вас, и на другого, и на третьего.

Но все это еще больше подняло ее в его глазах.

Они стали в кадриль и, надобно сказать, представляли собой, по изяществу своих манер, лучшую пару.

Это заметил даже начальник края и, по обыкновению своему, объяснил поговоркой, чорт знает что уж и значившею:

— Пара не пара, а так надо!

Бакланов посадил Софи на стул и сам стал около нее.

Довольно открытая в бальном платье и приподнятая на корсете грудь Софи страстно и порывисто дышала.

Бакланов не мог видеть этого без трепета и решительно не находился, о чем бы заговорить.

Софи, хоть и с поддельным спокойствием, но молчала.

Бакланов думал: «Вот женщина, на которую я когда-то имел права, но которая теперь совершенно далека от меня. Думает ли она в эти минуты о том же?»

— Я к вам давно хотел взять смелость заехать, — начал он глупо и ненаходчиво.

— Очень рада! — отвечала Софи, поправляя платье.

Бакланову показалось, что она при этом ласково взглянула на него.

— Софи, вы на меня сердитесь еще? — осмелился он наконец заговорить искреннее.

— Нет! — отвечала она.

Бакланов явственно слышал, что голос ее был грустен и полон значения.

— Значит, я в самом деле могу к вам приехать? — продолжал он.

— Пожалуйста. У меня вечера по средам, — сказала Софи.

Самый ответ и голос ее при этом ничего уже не выражали.

Бакланов видел одно, что Софи была ни весела ни счастлива.

Это же самое заметил и подошедший к ней инженерный офицер, премолоденький и преглупый, должно быть.

— Вы с каждым днем, как заря вечерняя, все становились грустней и грустней, — сказал он.

— Стареюсь! — отвечала ему Софи с улыбкой.

— О, нет, вы прелестны еще, как гурия, — объяснил прапорщик, пожимая плечами.

— Что за пошлости вы говорите! — сказала ему без церемонии Софи и встала.

В это время кадриль кончилась.

— Я буду у вас, — повторил еще раз Бакланов.

— Пожалуйста! — повторила Софи и опять совершенно равнодушным голосом.

Бакланов ушел в другие комнаты и сел играть в карты.

Молодые люди не давали Софи вздохнуть. Ее беспрестанно приглашали на вальс, на польки, на кадриль, наконец к ней разлетелся и сам Эммануил Захарович, в белом жилете, в белом галстуке, отчего рожа его сделалась еще чернее. Софи взмахнула на него неприветливо глазами: отказать ему не было никакой возможности. Он пригласил ее при всех и вслух.

Они стали.

По лицам большей части гостей пробежала улыбка, но музыка в это время заиграла, и пары задвигались.

— Что это вы, с ума сошли! — сказала шопотом и бешеным голосом Софи своему кавалеру, хотя по наружности и улыбалась.

— Сто зе? — спросил ее робко почтенный еврей.

За деньги, он полагал, что вежде и все может делать.

— Я не позволю вам нигде бывать, где я бываю, — шептала Софи.

— Сто зе я сделал? — спрашивал тот в недоумении.

— Вы осел, дурак, потому и не понимаете, — продолжала Софи, делая с ним шен.

Эммануил Захарович краснел в лице.

— Извольте сейчас же итти и просить других дам, чтобы танцовала с вами не я одна!

Эммануил Захарович, кончив кадриль, пошел ко всем дамам; но с ним согласилась протанцовать одна только жена Иосифа Яковлевича, очень молоденькая дама, на которой тот только что женился.

— Эммануилка-то все со своими возится! — заметил вслух и на всю почти залу Никтополионов.

Софи после кадрили немедля уехала.

Она была взбешена, как только возможно, и проплакала всю ночь.