Взбаламученное море

— Слушаю-с, — отвечала Иродиада.

— Какая хорошенькая она!.. О, так бы взял и поцеловал, говорил Виктор и в самом деле, взяв ее за подбородок, поцеловал.

Иродиада на этот раз нисколько ему в том не воспрепятствовала.

Последнее время она очень похудела, и лицо ее сделалось совсем сердитое: коварный обожатель ее, Мозер, оставил ее и, как мы видели, женился на другой. Иродида не любила его; но, по самолюбивому характеру, ей было досадно: наболевшее сердце ее совсем окаменело, и она поклялась ко всему их, по ее понятию, поганому роду ненавистью.

Софи, когда брат ушел, вышла в гостиную. Там все соблюдали величайшую тишину. Старик-музыкант играл на фортепиано пьесу собственного сочинения.

Приехал Бакланов.

Софи подала ему руку и тихим наклонением головы указала ему на место подле себя.

Бакланов сел.

То, что он встретил тут, его сильно поразило: самая последняя мода, самая изящная роскошь глядели на него отовсюду.

Дама, путешествующая по святым местам, должно быть, была очень веселого и живого характера. Она совершенно бесцеремонно стояла около старика-музыканта и с большим чувством глядела ему в затылок и чем-то тут любовалась: волосами ли его вьющимися, или довольно еще мускулистою шеей, — решить невозможно, равно как и того, чем ее религиозное сердце в настоящую минуту было преисполнено.

Прелестная m-me Круаль, как истая француженка, любившая показать свои ножки, так свободно расположила свой кринолин, что Бакланов, сидевший несколько нагнув голову, видел почти весь чулок ее.

M-lle Прохорская сидела, явно прислоняясь к своему кавалеру, молодому человеку, который, тоже явно держа руку за спинкой стула, обнимал ее.

Бакланову, привыкшему, в продолжении пяти лет, к своему благочестивому семейству и выезжавшему только в дома солидные, все это было очень приятно и чрезвычайно раздражало его. Он с каким-то упоением смотрел на складки платья Софи, на ее немного выставившуюся ботинку.

— Что, ваша жена здорова? — почти разбудила его Софи своим вопросом.

— Здорова, — отвечал Бакланов, подняв голову. — Почему вы меня прежде всего об этом спросили? — прибавил он.

— Да потому что… — отвечала Софи и далее не находилась, как объяснить. — Она, говорят, такая добрая; просто, говорят, ангел по характеру, — прибавила она наконец.

— Все это прекрасно-с! — подхватил Бакланов: — но знаете ли что: такой милой и прелестной женщине, как вы…

Софи смотрела на него.

— Молодого человека, каков я все еще пока и который был в вас влюблен…

Софи не спускал с него глаз.

— И который наконец, вы очень хорошо знаете, и теперь от вас без памяти.

— Нет, я этого не знаю, — возразила Софи спокойно.

— Нет, вы это знаете! — подтвердил Бакланов: — говорить ему и спрашивать его о жене — значит обидеть его и, наверное уж, огорчить.

— Зафантазировались, мой милый кузен, зафантазировались! — сказала Софи, вставая и отходя от него.

В это время приехало еще новое лицо, граф З***, женатый человек, с которым Бакланов встречался иногда в обществе, но теперь он явился со своею содержанкою Марией-Терезой-Каролиной Лопандулло. Девушка эта начала свою карьеру тем, что играла по трактирам на арфе, а теперь ездила в карете и ходила постоянно в шелковых платьях, у которых только лиф на груди, по ее собственному вкусу, был очень уж низко вырезан.

— Ручку вашу! — сказал бесцеремонно граф, обращаясь к Софи.

Она хлопнула свою ручку в его огромную ладонь.

Граф поцеловал ее несколько раз.

— А я приревную! — сказала девица Мария-Каролина-Терезия ломаным русским языком.

— Можете! — отвечала Софи кокетливо.

Бакланов, чтобы не представить из себя глупо-влюбленного, подошел к madame Круальи стал с ней любезничать. Дело шло о большом кольце на руке ее: Бакланов просил открыть это кольцо, а француженка говорила, что нельзя.

— Ваше кольцо, значит, никогда еще не открывалось? — спрашивал Бакланов.

— Нет, раз было открыто.

— Только всего раз? — спросил Бакланов печальным голосом.

— Раз всего! — отвечала ему француженка тоже печально.

К ним подошла Софи.

— Этот господин страстно влюблен в жену свою и запирается еще в том! — сказала она, показывая француженке на Бакланова.

— О, так вы вот какой! Так подите же прочь от меня! — весело подхватила она.

— Послушайте, Софья Петровна, — воскликнул Бакланов: — вы мало что женой преграждаете мне совершенно к себе дорогу, но вредите мне этим и у других дам!

— Зачем женились! — сказала Софи, пожимая плечами.

— Я женатых терпеть не могу, фи! — подтвердила француженка.

— Это ужасно! — говорил Бакланов.

По наружности он шутил только; но в душе ему, в самом деле, было досадно.

— Monsieur Готфрид! Сыграйте нам что-нибудь веселенькое! — сказала Софи, прохаживаясь небрежною походкой по зале.

— Fort bien, madame! — сказал немец и сел.

Дама, путешествующая на восток, опять поместилась около него.

«Ну, старику от этой госпожи не спастись!» — подумал Бакланов.

Готфрид начал воодушевленнейший вальс.

Софи сама подала руку графу и пошла с ним вальсировать.

Молодой человек взял m-lle Прохорскую, или Покровскую.

Бакланов заметил, что кавалеры очень бесцеремонно повертывали дам и нарочно, кажется, старались, чтобы платья у них выше поднимались. Дамы тоже как-то очень близко держались к кавалерам, кроме, впрочем, Софи, которая своим приличным и несколько даже аристократическим тоном отличалась от всех.

Бакланов пригласил ее на вальс.

Он чувствовал, что Софи невольно и вряд ли сама догадываясь пожимала ему руку.

— Могу ли я к вам приезжать? — спросил он ее пламенным голосом.

Софи, вертясь с ним в вальсе, молча смотрела на него своими прекрасными глазами.

— Могу ли? — повторил Бакланов, когда они кончили тур.

— Пожалуйста! — отвечала Софи и голос ее опять ничего не выражал.

Часов в двенадцать Бакланов, видя, что другие молодые люди прощаются и уезжают, тоже взял шляпу и подошел к Софи. Она в это время о чем-то дружески шепталась с девицей Марией-Терезией-Каролиной.

— Adieu! — проговорила она, довольно небрежно подавая ему руку.

Бакланов вышел.

Он был очень взволнован.

9 Он пошутил!

Мужчина с табаком и вином делется похож на чорта! — говорит немецкая поговорка.

Бакланов, возвратясь домой, спросил себе бутылку вина, закурил сигару, человека отпустил спать, а сам начал пить и курить.

Более ясно проходившие в голове мысли были следующие: «Славная вещь — эти немножко шаловливые женщины».