Взгляд на жизнь с другой стороны

Любовь

На самом деле, любой человек очень одинок в этой жизни. Ему очень нужно иметь возможность поделиться с кем-то своими печалями и радостями и при этом не быть осмеянным. Человеку нужно, чтобы его понимали. Но этого нет! За исключением, если только раннего детства, когда маленький человек еще безгранично верит родителям. И то. У кого в памяти не хранится обида на непонимание со стороны взрослых? А лет после 13-14-ти взаимопонимание с родителями приходит в кризисное состояние, даже можно сказать больше, кризис достигает своей нижней точки. Непонимание становится антагонизмом. Несколько позже положение потихонечку исправляется, но, не смотря на вполне реальные и искренние проявления родительско-сыновней любви, никогда не достигает нужного обеим сторонам уровня взаимного доверия.

Что делать?

Искать! Искать того, кто нас поймет. Что мы и делаем всю жизнь более или менее успешно. В результате, кто-то из найденных остается в виде друзей-подруг или любовниц-любовников, но большинство остаются легким воспоминанием, простой ступенькой длинной лестницы жизни.

К тому же, никак нельзя сбрасывать со счётов еще два фактора – это физиологическую потребность и… то самое нечто, манящую и неуловимую прелесть любви.

Что касается первой любви, то я всегда чувствовал, что не судьба мне со Скво сойтись более тесно. Я всё время чувствовал между нами стеклянную перегородку. И еще какую-то отталкивающую силу, заставлявшую меня говорить не то, что нужно, делать что-то невпопад, при полном осознании неправильности своих действий. И при полном знании того, что на самом деле нужно говорить и делать. Скво я видел последний раз курсе на третьем. Я ведь потерял её тетрадку с конспектами первоисточников. До сих пор не понимаю, как это могло случиться. Судьба. При той последней встрече я наговорил ей опять каких-то гадостей, стоя на кухне у неё дома и даже, зачем-то снял с шеи и выбросил в окно свой галстук. Мы с ней увиделись после этого только лет через двадцать.

Выбор девчонок в текстильном институте огромен, но только неопытный в этом деле человек может подумать, что это хорошо. Затеять сколько-либо открытые отношения с одной особью из сплоченного женского коллектива невозможно, все остальные тут же начинают вставлять палки в колеса, и это еще мягко сказано.

Впрочем, жениться можно, но это можно сделать только один раз, а этого, во-первых, мало; во-вторых, это совсем не входило в мои планы. Из своей группы я попробовал пообщаться только с Купчихой. Я её так назвал потому, что у неё в Москве жила бабушка в небольшом доме на Пятницкой. В доме с конюшнями и лабазами, когда-то принадлежавшем их семье. Этот дом я описал в рассказе «Фиолетовый треугольник». Чуть позже я этот рассказ, наверное, приведу здесь полностью.

Купчиха сама как-то подошла ко мне на занятиях и сказала, что я ей приснился, и мы с ней в этом сне такое вытворяли… в общем, намек был довольно прозрачный. Но сколько я с собой не боролся, я не мог относиться к ней больше, чем к хорошему товарищу, да и не судьба тоже. В качестве примера приведу один из эпизодов.

На Сахалине нам, казалось бы, никто не мешал. Из одногруппниц здесь была только флегматичная Свинина, а ей было совершенно всё равно. Но где? Извечный квартирный вопрос. В бараках мы жили человек по пять в одной комнате. Лучше всего было общаться в столовой, но там всё время кто-то был и мешал. Одним солнечным теплым вечером мы с Купчихой отправились на озеро. Взявшись за руки, мы очень романтично шли, мило беседуя, и уже почти дошли до цели, когда поняли, что нас сильно донимают комары. Я сломил две веточки кедрача, и мы стали отмахиваться, но, подойдя к озеру, поняли, что ни о какой романтике речи быть не может. Нас просто съедят.

Обратно мы уже бежали. Оглянувшись назад, в контровом свете заката я увидел плотный темный туннель из этих тварей от озера и до нас. Подбежав к поселку, мы притормозили и плавно продефилировали мимо волейбольной площадки, потом быстро вбежали в столовую и закрыли за собой дверь. Там сидела Свинина со своим парнем. Вчетвером мы смотрели в окна, на то, как волейболисты сначала просто отмахивались от комаров, потом занервничали и окончательно разбежались по баракам.

Купчиха на четвертом курсе вышла замуж за Чумадана. Чумадан был хороший парень из нашей группы, но какой-то несчастливый. Он в детском саду упал со стула и повредил себе живот и, с тех пор, ему чуть ли не каждый год резали кишки. И вообще, хоть он был веселым парнем, но чуть что, он вешал голову: «Ну, вот, опять…». Учился он с трудом, каждый день ездил в институт из Пушкино на электричке и возил с собой баночки с протертой пищей.

Свадьба у них гулялась в Павловском Посаде. Присутствовала почти вся наша группа. Что такое свадьба? Это торжественное начало официальных сексуальных отношений между главными действующими лицами. Гости пьют-гуляют, становясь всё пьянее и развязнее, и все постоянно помнят о том, куда сейчас пойдут молодые, и что там будут делать. Это заводит гостей едва ли не больше, чем жениха с невестой. Я нисколько не был исключением из общего правила. Памятуя, что из своей группы никого ни-ни, я выбрал молодую учительницу. Она приехала вместо мужа, Чумаданового друга, бывшего в тот день на дежурстве. Всегда считается, что с замужними дело иметь, не всегда проще, но гораздо безопасней, тем более, с учительницей младших классов. И что вы думаете – я подхватил птичью болезнь! Не то два пера, не то три.

Чаще всего мы с Марком ударяли по химичкам. Соседний факультет, это уже совсем другое дело. Оттуда можно было вытаскивать по одной даме, не стесняясь реакцией остального прайда. Однажды, это было 23-го февраля, мы праздновали это событие в комнате двух химичек. Девушку Марка звали Тома, а у моей было «редкое имя» Надя. Они нам повесили на грудь медали, сделанные своими руками с надписью «За победу над сердцами». И даже после этого у меня не пропало ощущение, что это тупик какой-то.

Самое удивительное для меня было то, как я прекратил отношения с Надей. Мы пошли на каток. Тогда в Парке зимой заливали почти все дорожки льдом. Билет в раздевалку стоил не дорого, но мы заходили со стороны Нескучного сада, там билеты не продавались. Мы надевали коньки где-нибудь на скамеечке, а потом возили ботинки с собой в сумке через плечо. Казалось бы, велика беда? – человек не умеет кататься на коньках. Некоторые даже плавать не умеют, но на любовь это чаще всего не влияет. Но Надя настолько не умела кататься на коньках, что просто слов не было. Её движения были настолько неловки и несовместимы с такого рода деятельностью, что после катка я уехал домой и никогда больше с ней не встречался.

На самом деле все девчонки были хорошие, и в стогу в Протасовке, и на турбазе в Боровом, и остальные. Я им очень благодарен всем и храню о них самые лучшие воспоминания, но всё это было не судьба, пока меня не накрыло настоящей любовью.

Вместе с большой компанией ребят и девчонок я в тот день пошел в кинотеатр Ударник. Я не помню, какой фильм мы в тот день смотрели. В Ударнике тогда шло много хороших фильмов. Там вообще было злачное место на все вкусы. Кинотеатр, конечно, был хорош сам по себе. В Москве тогда немного было кинотеатров такого класса. Самыми престижными, хоть и излишне официозными были Россия и Октябрь, но два кинотеатра – это Мир и Ударник, били их по всем статьям, прежде всего репертуаром.

Здесь могли проходить какие-то внеплановые фестивали французских или американских фильмов (французские тогда были лучше) или, например, неделя фильмов Тарковского, о котором много говорили, но видеть его фильмов не видели. В Ударнике, в самом низу, в подвале был прекрасный буфет. Я не говорю про бутерброды и салатики – в то время, когда почти везде в стране было два известных сорта пива: «пиво есть» и «пива нет», здесь был ассортимент из пяти-шести наименований, минимум. В стране уже никто не помнил, что такое Портер в витых бутылках, а здесь он был, или светлая в маленьких бутылочках «Нашамарка» Бадаевского завода.