Взгляд с обочины 1. Митрим

Тьелпэ слушал краем уха и улыбался забавному ощущению: как будто ты старше собеседника раза в три. Как с Амбаруссар.

– А тебе больше серебряный свет нравится? – спросил Тинтаэле, догоняя.

– Да. – Подумал и решил поддержать беседу развёрнутым ответом.
– Он мягче.

– У тебя и имя подходящее, - Тинтаэле улыбался так счастливо, что сложно было не улыбнуться в ответ.

– Я и правда серебро больше люблю. И старое тоже, когда оно чернеет.

– Вообще я иногда думаю, как это удивительно, - охотно продолжил болтать Тинтаэле, воодушевившись успехом.
– Ребёнок только рождается, а ему сразу дают такое имя… Ну которое потом как-то проявляется. Говорят, матерям иногда становится доступно предвидение. А я думаю, может, это имя так влияет? Ну вот назвали тебя “серебряным”, и подсовывают серебро всю жизнь. Как тут его не полюбить?

– Или устать от него годам к пяти.
– Тьелпэ чуть усмехнулся.
– С камнем меня тоже всю жизнь учили работать, но серебро я всё равно больше люблю.

– А это твоё материнское имя?

– Отцовское.

– А материнское?

– Материнского у меня нет.

Тинто посмотрел удивлённо, но расспрашивать не стал. Может, и вообще невежливо было лезть с вопросами про имя, как ему запоздало подумалось. Хотя лорд, кажется, не обижается, едет себе и едет, щурится от непривычно яркого света.

– А моё материнское – Арломэ, - сообщил Тинто для поддержания разговора.

Разговор оборвался всё равно. Тьелпэ кивнул только, подумав, что имя странное. Какие сумерки? Неудивительно, что Тинтаэле предпочитает отцовское имя.

Через пару часов, когда золотой круг поднялся совсем высоко, первым, вопреки обыкновению, заговорил Тьелпэ.

– Твои родители в лагере?

– Мама – да.

– Как её зовут?

– Хисайлин. А что?
– Тинто подъехал поближе. Неожиданной разговорчивости лорда он удивился, но теперь твёрдо намеревался её не спугнуть. По возможности – до самого лагеря.

– Я подумал, что не знаю про тебя ничего.

– А что ты хочешь знать?

– У тебя ещё кто-то из родственников в лагере есть?

– Нет.
– Тинто покачал головой.
– Отец пропал ещё в первую битву.

– Мне жаль, - сказал Тьелпэ, помолчав. Но расспросы не прекратил.
– Он жив?

Тинто посомневался немного, прежде чем сознаться:

– Не знаю. Я, вообще-то, плохо его чувствую. Иногда вообще не чувствую, а иногда вроде бы кажется, что да. Мама говорит, что да.

– Как его зовут?

– Элесорно.

– Верный Майтимо?

– Ты его знаешь? – опять удивился Тинто.

– Нет. Я его видел, но не общался.

– Понятно… - Кивнул.

– Почему вы в Форменосе не жили?

Тинто нахохлился. Он, конечно, хотел поболтать, но лучше бы о чём-то приятном, а не так. Это не разговор, это допрос какой-то. Ну ничего, зато потом можно будет тоже вопросов позадавать, в ответ.

– Ну я же ещё маленький был. Родители решили, что не стоит нам с мамой на север ехать.

– А сколько тебе лет?

– Пять. Исполнилось ещё в Амане.

Тьелперинкваро глянул странно, но промолчал.

Тропа уткнулась в широкий распадок, почти до краёв засыпанный снегом и валежником. Лошади недовольно фыркали, отказываясь рисковать ногами, и в поисках обхода пришлось сначала сворачивать правей, а затем растягиваться цепочкой на прогалине, сплошь заросшей низенькими разлапистыми ёлочками. Так что допрос прервался сам собой.

Вернувшись на тропу, Тинто сразу же снова нагнал лорда, но у того, видимо, список вопросов закончился, и Тинто спросил сам:

– А тебе сколько?

– Четыре.

– Четыре?
– удивился.
– И тебя поставили карьером руководить? Я думал, ты старше меня на пару лет, по меньшей мере.

Тьелпэ не стал комментировать чужую привычку бесцельно думать вслух, и Тинто сначала тоже молчал, сомневаясь, стоит ли задавать следующий вопрос. Но всё-таки задал.

– А твоя мама осталась в Амане?

– Да.

– И разговаривать же с ней теперь нельзя… - вздохнул Тинто, жалея, что спрашивать о причинах уже точно невежливо.
– Ты соскучился, наверное…

Он уже решил, что тема исчерпана и надо переводить разговор на другое, когда Тьелпэ определился с ответом:

– Я привык.

– Так быстро?
– Тинто удивлённо обернулся, и едва не получил веткой в ухо, забыв смотреть вперёд.

– Почему быстро? Я с переезда в Форменос её почти не видел.

– Она осталась в Тирионе? Почему?
– Этот вопрос тоже не был вежливым, но Тинто слишком удивился, чтобы вспомнить про приличия. Раньше ему не приходилось слышать, чтобы семьи распадались. Кроме, разве что, короля Финвэ, но там были особые обстоятельства.

– Они поссорились, - спокойно ответил Тьелпэ. С таким же лицом, с каким отвечал на вопрос про возраст.

– А-а… - Тинто погрустнел за обоих. Спрашивать дальше не хотелось.

Да и что спросишь? Вряд ли маленький ребёнок тогда понимал, что произошло между его родителями. И вряд ли лорд Куруфинвэ ему потом рассказал. И это явно не самая любимая его тема для разговоров. Так что Тинто помолчал, переваривая, и вздохнул.

– Жаль, что так вышло.

По представлениям Тьелпэ, особенно жаль было, что так вышло с клятвой, проклятьем и войной. Давние семейные ссоры на этом фоне смотрелись как-то неубедительно.

***

Отдельных шатров на всех в лагере не хватало, так что молодёжь жила в общих, на дюжину, а то и больше эльдар. Но у семей с детьми жильё было, по большей части, своё. После того, как Элесорно пропал, а Тинто стал жить отдельно, Хисайлин уже не была, конечно, семьёй с детьми, но война проредила население не только этого шатра, и переселять кого-то просто не было смысла.

К ней Тинто и пошёл, проводив лорда до шатра Макалаурэ. О своём приезде он не предупреждал, и сюрприз удался.

– Тинто?
– Хисайлин, говорившая с кем-то недалеко от шатра, удивлённо обернулась и обняла, улыбаясь.
– Ты когда приехал?

– Только что. Мы ненадолго, мам. Завтра уже обратно едем.

– Мы?

– Ну… Да. Я с лордом приехал.

Хисайлин отстранилась, оглядывая сына, и заулыбалась, видимо, удовлетворившись осмотром.

– Так ты и правда везде с ним ездишь теперь?

– Ты так говоришь, как будто это плохо.

– Я так говорю, потому что удивлена, - улыбнулась Хисайлин.
– Ну ладно, успеем ещё поговорить. Ты голодный?