Взлёт и падение. Книга первая. На высоте.

– Так давайте встретимся в парке?

– Ах, вон вы о чём. Это уже не интересно. – И фея растворилась в подъезде.

Четыре месяца он околачивался у этого подъезда, пока, наконец, фея не обратила на него внимание. А ещё через месяц они уже не могли жить друг без друга. Ещё два месяца ходили, ошалевшие от счастья, а потом, как-то поздним вечером, она затащила его домой, подняла с постели родителей и объявила, что выходит «вот за него» замуж.

Дородная маман Элеоноры, нацепив на нос очки, оценивающе оглядела Эдуарда и внешним видом оказалась довольна. Но смотрела на него так, как смотрят на какую-то мебель, собираясь её купить. Потом глаза её повлажнели, она сказала «Давно пора» и ушла прослезиться в спальню. Младшая сестра Элеоноры – школьница старших классов, захлопала в ладоши и сказала:

– А я вас знаю, вы лётчик.

Папа, как и подобает обкомовскому работнику, сурово и сдержанно пожал ему руку и пригласил поговорить на кухню. Там за рюмкой коньяка Эдуард поведал будущему тестю, что он лётчик, что родителей у него нет – погибли в авиационной катастрофе, когда ему было четырнадцать лет, а других родственников нет. Но что самое главное – он любит Элеонору и хочет на ней жениться.

– Если конечно вы не против нашей женитьбы, – добавил он и скромно потупил взгляд. Обкомовский работник был не против.

На следующий день они пошли в ЗАГС подавать заявление, и там он узнал, что его фея старше его на три года. А когда возвращались обратно она, прижавшись к нему и, скромно потупясь (я должна предупредить), рассказала, что ещё «давным-давно», когда училась в МГУ, была замужем.

– Он был дипломат, имел шикарную квартиру и очень любил меня. Я жила у него два года. А когда закончила учёбу, ему не разрешили взять меня за границу из-за какой-то там секретности.

И предупредила, что родители об этом ничего не знают и знать не должны. Тут бы нажать Доронину на тормоз, остановиться, оглядеться. Но любовь слепа. И удручённый рассказом Элеоноры, он, тем не менее, погладил её по щеке и сказал:

– Успокойся, твой дипломат был дурак.

Свадьба была пышной и весёлой. На следующий день он перебрался из общежития в одну из комнат четырёхкомнатной квартиры её родителей, прихватив с собой чемодан и порядком потрёпанную медвежью шкуру, от которой тёща пришла в ужас.

Громадная квартира была набита коврами, паласами и всевозможной импортной мебелью. Ничего этого в магазинах он никогда не видел. Медвежьей шкуре нашлось месте в кладовке, которая по размерам была больше, чем комната Эдуарда в общежитии.

Первое время он передвигался по этой квартире так, как ходят вокруг гроба покойника во время панихиды. Друзья его теперь навещали редко, а потом и вообще перестали приходить. Даже лучший друг Сашка Ожигалов и тот только иногда звонил по телефону.

На втором году семейной жизни он сделал открытие; его очаровательная жена абсолютно не приспособлена к семейной жизни. А интересовали её только вещи и зарплата Эдуарда. Из-за этого они несколько раз ругались. Родители в их дела старались не вмешиваться, а мирила их всегда сестра Элеоноры Карина. Вскоре он, не без протекции тестя, уехал переучиваться на Ту-134, а когда через три месяца вернулся, Элька была такой радостной и неподдельно счастливой, что на время забылись все ссоры и размолвки.

Так прошло ещё два года. Теща уже не раз намекала, что не против была бы стать бабушкой. Но оказалось, что Элеонора не может забеременеть. И тогда тёща договорилась об аудиенции с каким-то медицинским светилом в звании профессора. Через несколько дней профессор позвонил на работу Эдуарду и попросил заглянуть к нему. Начал издалека.

– Я очень уважаю вашего тестя, – сказал он, – и поэтому не хочу, чтобы о его дочери и вашей жене ходили по городу разные слухи. Дело в том, что ваша жена вряд ли когда сможет родить. Сколько лет вы с ней живете?

Он ответил, что почти четыре года.

– А она ни разу не решалась на аборт?

– Нет, – ответил он. – Я бы знал об этом. Да и зачем ей это?

– Странно. Она мне сказала то же самое. Но я должен вам сказать; мне кажется, что когда-то у неё было неквалифицированное вмешательство, возможно лет 6-8 назад. И только крепкий организм спас её от неприятных последствий. Вы меня понимаете?

Эдуард молча кивнул. Он вспомнил, что ему рассказывала Элька о своей прошлой московской жизни.

– С вашего общего согласия мы можем сделать операцию, но, предупреждаю, успеха может и не быть, – продолжал профессор. – И потом, я должен знать правду о прошлом вашей жены, чтобы решиться на это.

– Спасибо, профессор, мы подумаем об этом.

Резко затормозив у подъезда, он выпрыгнул из машины и, не дожидаясь лифта, побежал на третий этаж. Элеонора только что пришла с работы и переодевалась. Карина, уже студентка Бронского университета, занималась в своей комнате. Родителей, как всегда, не было дома, с работы они возвращались поздно. Немного успокоившись, он спросил жену:

– Ты не могла бы дать мне адрес твоего московского дипломата?

– Зачем он тебе? – искренне удивилась она. – Я его уже забыла.

– Адрес или дипломата?

– И то, и другое, – беззаботно ответила Элеонора. – Да зачем он тебе?

– В Москве у нас смена экипажа. А он всё же дипломат. Может, поможет достать импортную аппаратуру для машины, – солгал Доронин.

– Я попрошу папу, он достанет. Это не проблема.

Он смотрел на красивую фигуру жены и вдруг первый раз поймал себя на мысли, что красота эта его не волнует, как раньше. Да и красота её какая-то холодная, восковая, словно вылепленная искусным ваятелем, но по каким-то причинам не захотевшим вдохнуть в неё душу.

– Нет, – жёстко произнёс он. – Отца просить не надо. Хоть что-то мы должны сами делать? А сейчас расскажи мне всё, что было у тебя с этим дипломатом? Только честно.

– Да ничего особенного. Я же давно тебе всё рассказала.

– Ты рассказала далеко не всё. А о многом просто лгала. Как же нам дальше-то жить, Эля?

Поняв, что он узнал больше, чем хотелось бы ей, она молчала, не зная, что ответить. А он вдруг подумал, что ему до конца жизни предстоит прожить с этой не очень приспособленной к семейной жизни, да к тому же ещё и лживой женщиной. Хотя, чего греха таить, красивой. Но красота её какая-то холодная, она не греет, не волнует душу и кровь. И с равнодушием, удивившим самого, подумал, что вполне может обходиться без неё.

Четыре года он прожил здесь, как бесплатное приложение к этой шикарной квартире то ли в качестве домашнего работника, то ли квартиранта. Правда, опять же не без протекции тестя он уже внёс деньги на кооперативную квартиру. Но что это изменит? Вероятнее всего только ускорит разрыв. А У Саньки Ожигалова скоро второй ребёнок родится. Живёт он, как и раньше, в общежитии в комнате, площадь которой меньше, чем здесь кладовка, где лежит его медвежья шкура. И ведь счастлив Санька.

«А я ведь толком и не знаю, где работает в своём НИИ Элеонора. Кажется, каким-то научным сотрудником», – подумал он.