Взлетная полоса

– Лень, а ты зачем приходил? Что тебе надо?

– А, да я, собственно, спросить… господина сыщика. Не нашли еще того, кто убил Кирилла? Может быть, есть какие-то предположения?

«Неужели ты, голубчик, шел к креативному директору только затем, чтобы задать этот вопрос? Но ведь ты не мог знать, что у креадира сидит сыщик. Или все-таки знал? Сколько тебе вообще известно? Может, ты и прослушку просек, хитрый Леня?»

Всеми этими ценными мыслями Антон не поделился ни с Таней, ни, разумеется, с исполнительным директором.

– А может быть, никакого убийства не было, – скучным тоном произнес он. – Несчастный случай, только и всего. Ваш генеральный директор был асом в рекламе, но не в авиации. Эксперты скажут свое веское слово. А вы работайте, работайте…

Показалось ему или нет, что в глазах Леонида промелькнул мимолетный отблеск облегчения?

– Знаете, – сказал исполнительный директор, словно желая оправдать свое вторжение в Танин кабинет, – я тут кое-что вспомнил. Понятия не имею, пригодится это вам или нет, но на всякий случай, думаю, нужно сообщить…

– Нужно, так сообщайте, – в том же безмятежном стиле ответил Антон.

– Но это сугубо конфиденциально. Не могли бы мы пройти ко мне в кабинет?

– Позже, Лень, – вмешалась Таня. – Сначала я дорасскажу сыщику про шесть шляп.

«А ведь это действительно неплохой метод – шесть шляп, – рассуждал сам с собой Антон, дослушав до конца Танины пояснения и шагая по выстланному серым ковролином коридору. – Что-то в этом есть… Неплохо было бы применить к уголовному делу. Хотя бы к вот этому. Только, по-моему, этап трех первых шляп мы проехали. Попробуем примерить зеленую шляпу. Что бишь она у нас там означает? Творчество. Различные идеи. Новые идеи. Предложения… Предлагаю в число подозреваемых включить не только исполнительного директора. Само по себе подозрительно, что Таня с самого начала пытается ориентировать меня на то, что Леонид виновен, тогда как у самой, как выясняется, рыльце в пушку. Не могла ли она желать смерти любимому человеку? Если изо дня в день видеть любимого, который играет тобой, но ни за что не бросит жену, любовь способна превратиться в ненависть…»

Вместо Тани на экране плетневского воображения вдруг возникла Ирина. А это-то еще к чему? Последнее время Ирина была для него непрерывно «к чему», она возникала в самых непредвиденных закоулках бытия, мысли о ней становились каждодневным фоном… Просто – Ирина; то, что она еще и Ирина Генриховна Турецкая, Плетнев в этих своих тайных мыслях сознательно игнорировал. Если Антон (самому себе-то можно признаться?) любит Ирину, значит, он должен ненавидеть Турецкого? Желать ему смерти? Вот так бред сивого мерина! Саша – сослуживец, соратник, друг, Антон его уважал и с удовольствием с ним общался. Но и его жену не в силах перестать любить. Нетипичная ситуация? Наверное, в той же степени типичная, как у Тани с Кириллом. Да-а, сплошная морока – эта сфера чувств…

«Белая шляпа – информация, – отбросив Иринин образ, который уводил слишком далеко, Плетнев призвал на помощь логическое мышление. – Вопрос: какой информацией мы обладаем? Самой разнообразной – но пока что никуда не ведущей. Исполнительный директор, возможно, проворачивает финансовые аферы, давно задумав уйти из агентства. Креативный директор до сих пор влюблена в покойного, как кошка. Какая нам нужна информация? Которая помогла бы установить, имеет ли это отношение к смерти Легейдо или нет… Н-да, так мы недалеко уедем.

Синяя шляпа. Организация мышления. Мышление о мышлении… Это я не слишком понял, это для меня большой загруз. Чего мы достигли? Что нужно сделать дальше? Разобраться, что это за чума такая – рекламный мир…»

И теперь уже с чистой совестью Антон Плетнев отдался мыслям об Ирине, которую он скоро увидит у себя дома, на своей мужской территории: она же обещала собрать Ваську в загородную поездку, а поездка не за горами…

Ворвавшись в прихожую собственной квартиры, Сергей Иванов первым делом сдернул с головы за козырек бейсболку. Фу-у, какое облегчение! Да, удобный головной убор, ничего не скажешь, длинный козырек защищает глаза от солнца надежнее, чем темные очки, но в помещении сейчас же от головного убора начинают плавиться мозги. Бейсболка закачалась на крючке вешалки – желтая, с невнятной английской надписью, козырек – коричневый. Все их сейчас носят… До чего же все-таки жарко! И есть хочется. Нормальные люди в жару теряют аппетит, а Иванов, при его худобе, как ни смешно, готов слона срубать вместе с бивнями в любую погоду. Вот только обеда, кажется, не дождется… На лестничной клетке Сергей Алексеевич воспрянул было духом, учуяв смачный аромат куриной лапши, но стоило отпереть дверь своими ключами, чтобы удостовериться: в его квартире не пахло съестным. Значит, лапшу варит соседка, что живет напротив них, дверь в дверь. Соседка вечно выходит выносить мусор в розовом халате и розовых стеганых тапках с белыми помпонами; круглоглазая, жирная, глупая, как курица. Зато готовить любит, судя по запахам, затопляющим лестничную клетку. Не перебраться ли к ней? Очень удобно, он бы даже прописку менять не стал…

– Сере-ож, ты пришел? – донесся голос из глубины квартиры.

Сергей Алексеевич вопрос проигнорировал. Ну да, он пришел; подумаешь, событие мирового масштаба! Кто ж еще, спрашивается, мог прийти, кроме него?

– Сере-о-ожа! – Донеслось чуть более требовательно, уже настойчиво, с командирской интонацией.

– Да-да, Ленок, – поспешно откликнулся Сергей, – это я.

Он ненавидел в себе это чувство («Чувство строя и песни», – язвил он про себя), заставлявшее его быть рядовым при командирше Лене, но поделать ничего не мог. И смеялся, и возмущался, и бунтовал, но в конце концов все бури стихали, и Сергей, словно белый ягненочек, откликающийся на зов пастуха, делал то, что от него хотела Лена. Даже когда его первоначальные желания были совсем другими. Лена, на самом деле, прирожденная рекламщица: умеет убедить вас в том, что вам нужно то, о чем вы до этого и не подозревали. Могла бы сделать неплохую карьеру в рекламном бизнесе, если бы не недостаток честолюбия. Вместо этого она привела в мир российской рекламы двоих мужчин.

Их было трое… Да, первоначально Сергей Иванов с Кириллом Легейдо составляли в институте стойкий, неподвластный времени и ветрам научный тандем. Потом к ним присоединился третий, точнее, третья – и все разрушилось. Хотя, по идее, треугольник – фигура устойчивая, в данном случае она стала для них роковой… Для них? Да нет, Кирилл Легейдо от этого уж точно ничего не потерял. Лена тоже довольна собой и жизнью. Единственный, кто остался в проигрыше, – это он, Сергей Иванов. Сколько ни опровергай печальную истину, ничего не изменится.

Лена воплощала собой тип, противоположный их нынешней соседке и, как ему казалось в те годы, противоположный всему, что он так не терпел в женщинах. Лена была женственна именно потому, что в ней не было ничего бабьего. Она совсем не походила на курицу, скорее на куницу – гибкого длиннотелого зверька. Быстрого, как ум Лены, коричнево-блестящего, как ее продолговатые карие глаза и темно-каштановые волосы… О том, что куница – хищный зверь, Сергей не задумывался. По крайней мере, на ранних этапах их взаимоотношений…

Потягиваясь своим гибким куньим телом, Лена вышла – точнее, вытекла – в прихожую. Лениво, оправдывая свое имя. В чем-то полупрозрачном, дразнящем, стесненном завязочками в груди и расширяющемся книзу: белье не белье, халат не халат. Наверное, это и называется кружевным словом «неглиже»… Сергей тоскливо прищелкнул языком. Другие женщины к сорока годам дурнеют, расплываются или, наоборот, превращаются в тощие палки, в любом случае теряют молодую красоту – на Лену этот закон не распространялся. Даже морщинки возле глаз и губ ей шли. Да, в сорок она красивей, чем в двадцать. Сергей гордился ею и грустил оттого, что она так красива. Это исключало возможность развязаться с ней…

– Муж пришел голодный, – произнес Сергей с намеренной, хотя и недостаточной суровостью, – а дома жрать нечего.

Лена картинно повела плечами – остренькими, но при этом покатыми. Суровый тон мужа ее не пугал. И тем не менее она блестящей ртутью потекла в сторону кухни, где наверняка бросит на едва разогретую сковороду что-то полуфабрикатное. Персонально для Сергея, по его многочисленным просьбам. Такое впечатление, что сама она не нуждалась в еде. Потому за все истекшие годы и не растолстела. Правда, и не худеет, когда Сергей перестает за ней следить и она, сама по себе, ни черта не жрет. Воздухом, что ли, питается?