Взлетная полоса

– Нам пока не хватает данных!

– Данных у вас выше потолка. На аэродроме были? Были. С рекламщиками говорили? Говорили. У вас уже должна железно быть пара-тройка полноценных версий. Могли бы уже преступника взять с пылу с жару. А у вас что? Пусто.

Турецкий понурился.

– Пойми, Саша, – смягчился Костя, – на аэродроме работает человек, который в прошлом пострадал от соприкосновения с нашим правосудием.

Я, можно считать, перед ним в долгу… А что касается дела… – перешел он к конкретике, чтобы сгладить тяжелое впечатление. – Как по-твоему, приложили к нему лапу недобросовестные работники экологической милиции?

– Могли, – признал Турецкий, поставив себе на повестку дня побывать в экологической милиции. – Ничего, я их за жабры возьму!

– А что с Ворониным?

– Глухо, как в танке. Супружница у него такая усталая, знаешь ли, баба, злая на весь свет. Не захотела со мной разговаривать. Не исключено, что она знает, куда девался муженек, но скрывает. Но также, Костя, совсем не исключено, что он от нее попросту сбежал. И было от кого! Если она на меня, постороннего человека, который ей слова худого не сказал, вот так за здорово живешь начала кричать, как же она с мужем обращается? И, наверное, считает, что криком, слезами и истериками можно удержать мужчину… Эх, бабы, бабы, эмансипированные вы наши бабы, как же трудно с вами! Вроде все вам дано, и культура, и образование, и профессиональные возможности, только почему-то вы от этого умней не становитесь и едите поедом своих мужиков…

Костя проницательно сощурил водянистые, поблекшие от возраста, но не потерявшие выразительности глаза:

– Чувствую, Саша, что твой монолог вызван не только и не столько мимолетным общением с женой Воронина… Что, опять с Ириной нелады?

Общение по схеме «начальник – подчиненный» незаметно перетекло в дружеское общение, стоило разговору съехать с деловых материй на личные.

– А когда у нас с Ириной были полные лады? – покривил душой Александр Борисович. – Сколько лет мы с ней живем, столько лет она изводит меня своей ревностью. Может, для другого это было бы доказательством ее крепкой любви, но лично я не понимаю народной мудрости: «Ревнует – значит, любит». Любовь – это доверие, а какое может быть доверие, если жена закатывает скандал, стоит мужу оглянуться на чью-то стройную фигуру и привлекательную мордашку? Может, мне глаза себе выколоть? Очки черной краской замазать? В конце концов, я мужчина и мне нравятся женщины, это естественно. Если мне перестанут нравиться женщины вообще, следовательно, перестанет нравиться и Ирина, и я больше не смогу ее удовлетворять, а из-за этого она полностью с ума сойдет…

– Извини, Саша, я, конечно, не лезу в твою семейную жизнь, но признайся честно: разве для Ирининой ревности на протяжении всех этих долгих супружеских лет не было никаких оснований?

– Были, – заявил Турецкий. – И не раз. Мы с Ириной это все обсудили, как разумные люди. Мне, по крайней мере, казалось, что мы оба постараемся держаться в рамках разума. Я сказал: что было, то прошло. Годы наши, видишь ли, уже немолодые, самое время остепениться, зажить полноценной семейной жизнью. Я сам этого захотел. Я честно постарался исправиться. Но теперь выясняется, что Ирину я, такой исправленный, не устраиваю. Она мне не верит. Она постоянно выискивает поводы для ревности, я тебя уверяю, Костя, выискивает на пустом месте! Такое впечатление, что ей уже неинтересно жить, если я ее не обманываю, а она меня не ревнует. И, главное, никаких разумных оснований для ее инсинуаций нет, так, одни эмоции…

– Эмоции – это очень важно, – не согласился Костя. – Особенно для женщин. Женщины со своей чувствительностью, со своей эмоциональной тонкостью улавливают то, что нам, закостенелым крепким мужикам, никогда не понять. Это как накануне землетрясения, когда люди ничего не чувствуют, а животные ощущают первые подземные толчки и убегают из опасного места… Может, Саша, я лезу не в свое дело, но, коль скоро мы уж об этом завели разговор, по-моему, ваш с Ириной брак всегда был сейсмически неблагополучной зоной. Живете как на вулкане, вечно вас трясет. И хотя тебе, должно быть, кажется, что кипящую лаву все время извергает Ира, но подвижки земной коры – это дело исключительно твоих рук. И не спорь! Твои измены, да еще и работа наша собачья, когда не остается времени для самых близких людей… По-моему, если жена ревнует, муж должен уделять ей больше внимания. Тем более она пережила настоящую катастрофу, я имею в виду потерю ребенка…

– Мы пережили, – хмуро уточнил Турецкий.

– Я понимаю. Прости. И все-таки на женщинах такие вещи сказываются сильнее. Будь с ней поласковей, и все наладится.

Турецкий кивком поблагодарил за совет, хотя в душе не ощущал благодарности. Все-таки они с Костей – очень разные люди, и опыт у них различный. Меркулов через всю жизнь пронес всосанное с молоком матери рыцарственное отношение к женщине как к существу слабому, изящному, отличному от мужчины, исполненному красоты – и хотя бы поэтому достойному поклонения или, по крайней мере, снисходительности. А Саша Турецкий – дитя равноправия. Он постоянно наблюдал, что мужчины и женщины хоть и отличаются по очень многим параметрам, но в современной жизни общаются, конфликтуют, конкурируют на равных. Его брак с Ириной также всегда был и оставался союзом равных. Ни один не считал другого слабее себя, ни один не желал уступать другому. Вследствие этого супруги частенько играли в перетягивание каната, стараясь решить вопрос, кто в доме главный… Очень может быть, Турецкий подсознательно считал, что такие властно-силовые упражнения способствуют укреплению их союза. Возможно ли, чтобы он ошибался?

Полученному заданию – найти в Интернете как можно больше Шиллеров и Шубертов, а также провести сравнение между ними – главный компьютерный бог «Глории» Макс обрадовался, как собака блохам. У него серьезной работы выше крыши – например, опробовать новую программу или списаться с друзьями-филателистами; а тут изволь составлять такую несусветно огромную и несусветно же бестолковую выборку. Да он в Шиллерах-Шубертах утонет, даже если немецких классиков отбросит! Но ничего не поделаешь, задание есть задание. Поэтому компьютерщик запасся изрядным пакетом чипсов с сыром, затарился бутылкой пепси-колы, приятно запотевшей в жару, и откинулся в своем любимом кресле перед экраном столь же любимого служебного компьютера, глубокомысленно почесывая неаккуратную, усыпанную крошками бороду. Рабочий день агентства «Глория» завершался, но это не играло особой роли. Как известно всем, кто хоть сколько-нибудь знаком с Максом, этот чокнутый субъект обитал скорее в виртуальном, чем в реальном мире, поэтому дом для него везде, где есть отдушина, позволяющая выйти в Интернет и FIDO. Ну и возможность с комфортом подкрепиться, разумеется… Так и быть, сделает он этих Шиллеров-Шубертов под нормальную жратву.

Примерно через полчаса запас чипсов иссяк, а пепси стала теплой, но Макс уже не обращал внимания. Как ни смешно, работа, казавшаяся поначалу верхом бессмыслицы, его увлекла. Если только речь идет об одних и тех же персонажах, во что трудно поверить…

Дело в том, что Дмитрий Шиллер – генеральный директор агентства, носившего его фамилию, – не представлял никакой загадки, и если не был кристально чист в финансовых отношениях (на это намекали враги, не приводя никаких серьезных доводов), то, по крайней мере, был умерен и лоялен. Ни в каких партиях не состоял. Никаких резких высказываний себе и сотрудникам не позволял. Трудился на рекламной ниве, занявшись этим трудным делом еще в конце восьмидесятых, когда оно в нашей стране представляло собой непаханую целину, – значит, судя по всему, демократ первого призыва, серьезно воспринявший намерение советского тогда еще правительства перевести страну на капиталистические рельсы. В современное общество вписался. Успешен. В своей области известен. Что еще?

А еще помимо Шиллера существовал некий Шуберт. И чтобы заподозрить, что Шиллер и Шуберт являются одним лицом, требовалось обладать невероятной проницательностью – или страдать раздвоением личности. Потому что эти двое не совпадали практически ни в чем! Скорее, несведущий человек мог бы заподозрить, что эти двое должны были стать врагами – и не стали только потому, что вращались в совершенно разных сферах. Дмитрий Шиллер присутствовал в Интернете исключительно как рекламщик – на своем респектабельном сайте и в злопыхательских репликах конкурентов. Шуберт – естественно, без указания имени, типичный интернетовский ник – вел активную виртуальную жизнь, тусуясь в основном на сайтах и форумах традиционалистов, антиглобалистов и прочих свободомыслящих субъектов, которые постоянно нападают на капитализм вообще и рекламу в частности. В отличие от Шиллера, служившего обществу потребления, Шуберт ругательски ругал потребительские ценности. Причем поносил он их остроумно, блестяще, на хорошем русском языке… Только это, похоже, и сближало двух антиподов – Шиллера и Шуберта.

«Наше время характеризуется небывалым в истории унижением образа человека, – говорил Шуберт. – Маркс утверждал, что богатство общества определяется количеством свободного времени у его граждан: если это так, мы живем в эпоху тотального рабства. Современный клерк вкалывает столько же, сколько раб на строительстве египетских пирамид. Однако рабы бунтовали, а сегодняшний служащий кроток, как барашек. Почему? Потому, что ему внушили, будто он обладает единственной и главной свободой – свободой выбора разнообразных товаров. Взамен утраченного мира самостоятельных размышлений, поступков, чувств ему подсовывают блестящие, но недолговечные игрушки. В этом – удел рекламы, которая в обществе потребления выполняет идеологическую функцию. Товары портятся, выходят из строя, выходят из моды – следовательно, приходится покупать новые товары. А для того, чтобы больше покупать, приходится больше зарабатывать, в результате чего свободного времени не остается совсем. Таким образом, реклама поддерживает рабство».

Невозможно представить, что эти слова мог выстукивать на клавиатуре служебного компьютера гендиректор рекламного агентства! Все же Макс продолжал знакомиться с продуктами творчества нонконформиста Шуберта. Его почти привел в восторг диалог, который Шуберт вел на одном форуме, полемизируя с кем-то, подписавшимся ником «Барс». Барс писал о том, как он ненавидит современное дегенеративное общество, давно утерявшее и высшие ценности, и просто хороший вкус. Он был бы счастлив в архаические времена, в Средневековье, на худой конец, в Серебряном веке – где и когда угодно, только не сейчас и не здесь. Современный мир набит идиотами, зомби, лишенными души. Истинные женщины, преданные подруги и вдохновительницы, остались в прошлом; в настоящем – меркантильные самки, которые не бросят даже взгляд своих подведенных тушью глаз в сторону мужчины, если у него нет крутой тачки и набитого бабками лопатника. Единственной отдушиной для Барса служит общение с природой, в частности бег трусцой в ближайшем парке… Макс ожидал, что Шуберт, в соответствии со своим образом, поддержит и одобрит мечтательного приверженца архаических времен и бега трусцой, но вместо этого Шуберт разразился гневной тирадой: