Взорвать Манхэттен
Шрифт:
– Ты не все знаешь. Да, хорошо, я вылечу завтра.
– И - дала отбой.
– Ну, вот видишь, как оно хорошо складывается, - сказал я.
– Ты пережила славное приключение, которому подошел счастливый конец.
– Ты вернешься в Америку?
– отчужденно и строго спросила она.
– Вообще-то, здесь мне привычней… А тебе не понравилась моя страна?
– У вас глупая страна, - сказала она.
– Вы не уважаете друг друга. И не уважаете чужую жизнь, потому что не верите в свою собственную. Это я поняла. И еще. Я не хочу жить в государстве, где есть беспризорные дети и животные. Поэтому, если ты желаешь быть со мной, у тебя нет альтернативы.
–
– Сюда тебе никогда не поздно вернуться. Вопрос в ином: стоит ли мне быть с тобой?
– Аналогично, - горько подытожил я, отстраненно раздумывая, следует ли возвращаться на оставленную нами квартиру. Словно читая мои мысли, Нина произнесла:
– Я оставила дома свой паспорт.
Мною не без уныния припомнилась серая «Волга». Вероятно, ее сменила иная машина, но квартира, рупь за сто, находилась под наблюдением.
– Ты готова рискнуть?
– спросил я.
– Если ты научишь меня.
– Это - проще простого. Набираешь любое сообщение на телефоне и держишь палец на кнопке. Если что - нажимаешь ее, и я прихожу на помощь. Перед квартирой - половичок. Подними его. Я положил под него печенье. Если оно растрескано, в квартиру не входи, а сразу же возвращайся.
– Я говорил, с каждым словом сознавая, что подобный план никуда не годится, ибо грозил для Нины внезапными опасностями, отчего-то предощущаемыми мной. А рисковать ее благополучием я не собирался. Тем более, свой домашний телефон я сразу же по прибытию в Москву продиктовал изменнику Ричарду. Вычислить мой адрес было минутной забавой.
– Сделаем иначе, - сказал я.
– Туда иду я. Если не возвращаюсь, ты едешь в отель. Позвонишь отцу. И передашь ему диски. Попасть в чужие руки они не должны.
Подъехав поближе к дому, я оставил машину в соседнем дворе. Положив в пакет монтировку и буксировочный трос, прошел, прикрывая лицо воротником куртки, к дальнему подъезду, из которого, на мою удачу, вышел ранний жилец, торопящийся на работу.
Поднявшись на лифте на последний этаж, взобрался по лестнице на чердак. Монтировка не понадобилась: замков на люке, ведущем на крышу, не было. Укрепив трос на балке под чердачным окном, я соскользнул по мокрой жести к краю, и, выбирая трос, осторожно спустился на свой балкон седьмого этажа. Троса хватило с запасом в лишний метр.
Балконную дверь я оставил приоткрытой. Осторожно заглянул через нее в комнату.
Взору моему предстала забавная картина: на полу лежал человек со связанными за спиной кистями рук. Виднелся его напряженный затылок и залитая багровым румянцем натуги атлетическая шея. Перед ним на стуле сидел другой человек, в котором я узнал хозяина квартиры Толю Акимова, ныне, как следовало из милицейских пояснений, находящегося в бегах. Толя пил сок, купленный мною накануне, и о чем-то негромко спрашивал человека, сопровождая свои вопросы тычками ему в физиономию подошвой ботинка.
– Здорово, дружище, - вышел я из укрытия.
Толик упруго подскочил со стула, развернулся, готовясь к атаке, но, признав меня, успокоился. Фыркнув, спросил с некоторой, как показалось, обидой:
– А ты чего в окно-то?
– Я тоже на нелегалке. А тебя что сюда принесло? И кто это?
– Я указал на возмущенно пыхтящего на полу незнакомца.
– У меня тут был тайничок, - объяснил Толя.
– И мне пришлось наведаться… Три дня все вокруг вынюхивал, тебя видел, подругу твою… Ну, решился, наконец. Напялил паричок, очечки… Наружка, тут, кстати, торчит. По твою, что ли, душу? Ага… В общем, забрал имущество, пошел к двери - звонок. Я затих. Потом отмычкой
– Пневматика?
– Да, но только боезапас интересный. Яд в окисляющейся оболочке. Я о таких изысках лишь отдаленно слышал. Вот, теперь пытаюсь разговорить человека…
– Сейчас и я попробую, - пообещал я.
– Ты русский?
Он приподнял голову. Взгляд его светился испытующей ненавистью. Ни малейшей растерянности или же страха.
– Если будешь молчать, мы испытаем работу твоего пистолетика на тебе. Неужели не ясно?
– Спрашивай… - словно сплюнул он.
– Ты пришел сюда за Роландом, верно?
– Мне показали фото, я не в курсе…
– Тогда - так, - сказал я.
– Сейчас мы тебя развяжем и отпустим. Выйдешь через чердак, отвяжешь трос и сбросишь нам, понял?
– Что еще?
– Скажешь заказчику: Роланда Эверхарта в живых уже нет. Пусть не беспокоится. Запомнил имя? Толя, развяжи его, он пришел по верному адресу, но за мертвецом.
Незнакомец приподнялся с ковра. Растер запястья. Лицо его было совершенно невыразительно и безучастно. Холодный мощный профессионал. Неопределенной национальности и ведомственной принадлежности. Весь он дышал агрессией и твердой выученной силой. И еще - взъерошенной досадой допущенного промаха. Сейчас он явно взвешивал возможности атаки, понимая, что выигрыш не на его стороне. От нас тоже веяло рабочей бойцовской сноровкой и абсолютным бесстрашием, выработанных в полевых сражениях, а не в теплых тренировочных залах. Помимо всего, Толя держал его на безукоризненном прицеле.
– Ты очень похож на объект, - произнес злодей, пристально вглядываясь в меня.
– Но ты - не он… У меня просьба. Покажи левое предплечье…
Я заголил руку, подняв ее на уровень его глаз. Спросил:
– Должна быть татуировка?
– Пулевой шрам.
– Он помедлил.
– И где он похоронен?
– Скажи заказчику, - ответил я, - что на это ему ответит господин Уитни.
– Кто?
– наморщил он лоб.
– Генри Уитни, - произнес я, как заклинание.
– Мне непременно надо уйти через балкон?
– Да, нам не нужен свисающий в квартиру трос. Поупражняйся. Это будет платой за нашу гуманность.
– Какая еще плата? Тебе выгодно, чтобы я ушел с информацией. Но я должен вернуться с оружием.
– Это вряд ли, - сказал Толя.
– Я никогда не отдавал трофеи врагу.
Наемный убийца, жмуря гневливо глаз, прошел на балкон. В считанные секунды подтянулся к крыше и, громыхнув ботинками по жести, исчез. Трос, сволочь, умышленно сбросил в кусты тянувшегося вдоль тыльной стороны дома палисадника.
– У тебя тут тоже дела - не соскучишься, - сказал Толя.
– Квартиру запри, и ключ положи на место. Завтра сюда въезжает другой мой приятель. Выходим вместе. Надень парик и остекление морды. Со мной, думаю, обойдется, а ты под прицелом…
Я собрал вещи. Сунул в нагрудный карман паспорт Нины. Открыв входную дверь, приподнял половик. Печенья под ним не было. Я поднял глаза на понимающе усмехнувшегося Анатолия.
Из дома я вышел, одетый в длинный плащ, и шляпу, из-под которой выбивались седые лохмы парика. На моем носу висели роговые очки. Я отчаянно прихрамывал, опираясь на стариковскую трость и выворачивал колесом ноги. Толя в одной руке нес сумки, а второй поддерживал меня за локоток, как заботливый сын пожилого хворого папу.