Взорвать Манхэттен
Шрифт:
Я объяснил, что мой русский друг Толя, ныне обретающийся в исправительном учреждении, предоставил мне право проживания в покинутом им жилище, дверь которого я открыл, заметьте, собственным ключом.
Другой опер, изучив авиабилет, спросил невпопад:
– Ну, и как там, в Америке?
– Без особенных происшествий, - поведал я.
– Мы думали, вернулся хозяин, - сказал капитан.
– Он же в тюрьме…
– Он сбежал, - скорбно поправили меня.
Я горестно развел руками, но, вглядевшись в мою физиономию, признаков сочувствия к себе сыщики не отметили, а потому, пригрозив
Справившись с очередным стрессом, я позвонил Ричарду.
– Срочно – в посольство, - сказал он. – Тебя ждет помощник атташе по юридическим вопросам. Запиши его телефон.
Помощник атташе – молодой, бодрый парнишка, встретил меня около южных ворот посольства. Пока я дожидался его, выскочивший из будки караульный мильтон, потребовал мой паспорт, затем полюбопытствовал, кого именно я жду, и по какому поводу. В вопросах его сквозил напор и азарт начинающего контрразведчика, непременно желающего отличиться. Видимо, здесь, возле проходной, он надеялся поймать крупного шпиона, не иначе.
Впрочем, я был с ним любезен, и он насладился своей значимостью.
Миновав раму металлоискателя, я с провожатым проследовал в здание, поднявшись по стеклянной лестнице на второй этаж.
Уселись в небольшом холле на креслах возле окна.
– Нас просили соединить вас с русской полицией, - начал помощник атташе. – Но только каким образом обозначить ваш статус?
– Как представителя потерпевшей стороны, - подсказал я.
– Вся сложность в том, что наши официальные рекомендации исключены, а дальнейшие ссылки на нас нежелательны…
– Мне нужен выход на ответственного офицера, не более.
На лице дипломата от полиции проступило явное облегчение. Я уяснил, что отношения между американскими и российскими деятелями правопорядка непросты, их отличает натянутость и фальшь, они зависят от конъюнктуры политических игр, а он уяснил мое понимание закавык сотрудничества давних заклятых партнеров.
Полюбовавшись друг другом, мы расстались. А через час я стоял у КП российского правоохранительного департамента, дожидаясь компетентного чиновника. Судя по количеству встреч с его собратьями, сегодня я мог смело отмечать персональный День милиции.
В проходе у турникета мелькали округлые физиономии блюстителей законности.
– Вы… из посольства? – донесся вопрос.
Передо мной стоял невысокого роста крепыш с аккуратно подстриженными усиками. Карие ироничные глаза, намечающаяся седина в смоляных волосах. Человек с явно кавказскими корнями.
– Подполковник Укрепидзе, - представился он.
Я пожал его ладонь, оказавшуюся, при всей его сухости и подтянутости на удивление вялой и мягкой. Это насторожило. Такие руки, как правило, выдают двуличность натуры. Но что поделать, будем работать с тем, что имеем. Я предъявил ему свой загадочный паспорт.
В глазах опера мелькнула растерянность.
– А вы как… по-русски… это…
– По-русски я это только так, - сказал я. – Иначе бы здесь и не был. А вы что, не говорите по-английски?
– Учусь, учусь, - сокрушенно поведал он.
Неведение иностранных языков милиционером-международником
меня не удивило. Я знал систему назначения нужных людей на те или иные должности. И живо представил себе диалог назначенца и кадровика: мол, ты не дрейфь, американцам мы куда нужнее, чем они нам, а потому пусть сами изучают русский, нечего забивать светлую голову чужеземной тарабарщиной.– Сейчас я выпишу вам пропуск, - начал он, но я его перебил:
– Я только с самолета, здорово проголодался, так что – приглашаю пообедать. Тем более, рабочий день на исходе.
Подполковник не заставил себя уговаривать.
В ресторан поехали на его машине – потертом, пыльном «Опеле».
Я неплохо знаю нашу милицию и ее социальные срезы. И сразу понял, что Укрепидзе находится на должности престижной, но далеко не хлебной. О чем говорил весь его облик. Ведя американское направление, от взяток и подачек он был, естественно, избавлен, и если оказывал кому-то платные услуги, то лишь как посредник за скорбный процент. Это, собственно, я предполагал еще до встречи с ним.
На его вопрос, откуда мне столь хорошо известен русский язык, я ответил, что являюсь лицом славянского происхождения, отпрыском эмигрантов, занимался бизнесом на Украине и в Литве.
Он обратил на меня взгляд, полный снисходительной иронии, и, правильно взгляд истолковав, я, поморщившись, категорически уверил его, что к шпионажу не имею ни малейшего отношения. Подобная ремарка его сомнений не рассеяла, но вставить ее я посчитал делом необходимым, - все-таки, маленькая, но полезная заноза в его мозгу…
Усевшись за стол, я сделал заказ, и сразу же приступил к делу.
– К вам пришел запрос на некоего Жукова, - сказал я. – Это преступник, ограбивший моих родственников. И здесь я по их поручению.
– Да, но… - Укрепидзе опустил глаза долу.
– Что «но»?..
– Мы найдем его, предположим, - кисло пояснил он. – Но и что дальше? Если пойдет в отказ, начнется волокита. Виновен или нет, - попробуй докажи.
– А как насчет его экстрадиции в США?
– Российского гражданина? На моей памяти такого не было. Тут нужна самая теплая забота со стороны Генеральной прокуратуры.
– Такую заботу несложно устроить, - сказал я, прикинув финансовые возможности мистера Уитни. – Но у нас иные задачи. Этот Жуков похитил некоторые семейные реликвии. Хотелось бы их возвратить. Путем переговорного процесса. А запрос можно аннулировать хоть завтра.
Глаза Укрепидзе, по-прежнему устремленные куда-то под стол, сузились в напряженном раздумье.
– А вот горячую заботу о компенсации ваших усилий я беру на себя, - вставил я. – И условия компенсации хотел бы оговорить.
– Запрос пускай остается в силе, - откликнулся он. – Он как раз не помешает. Есть запрос, есть основания для работы. – И – выжидательно замолчал.
– Меня интересует сумма оперативных расходов, и каким вам видится гонорар, - сказал я. – Смелее, товарищ! Провокаторов здесь нет.
– Хорошему милиционеру нужна хорошая машина, - произнес Укрепидзе с уверенностью.
– Надеюсь, здесь не имеется в виду «Бентли» или «Феррари»?
– «Тоета-Королла», к примеру.
– Прекрасный выбор.