Взрослые сказки

Уже спустя пару минут я, позабыв обо всем на свете, кроме моей статьи, быстро стучал по клавишам (привычка, доставшаяся мне после долгой работы на печатной машинке), пытаясь набросать план, основу будущего сочинения, но невольно выкладывая сказки дословно, будто они уже были записаны на пленку где-то внутри меня — и я не мог выкинуть из них ни слова. Я не заметил, как вернулась жена — она заглянула в кабинет, тепло обняла меня сзади за плечи и что-то произнесла, кажется, "Я рада видеть тебя дома" — но я просто знал уже, что она скажет, я не слышал ее слов. Уже не в первый раз я уезжал за репортажем и по возвращении вот так, не замечая ничего, работал в своем кабинете, пока статья не была окончательно готова или хотя бы набрана для редактирования — она знала это, еще до замужества, и это был ее выбор.

Поздним вечером она принесла мне тарелку горячего ужина, предусмотрительно накрытого колпаком, чтобы дольше не остывал, и неслышно удалилась, ласково поцеловав в шею. Я кивком головы поблагодарил за еду, даже не выныривая мысленно из сюжета той сказки, что сейчас набирал, и отлично понял ее намек, который, впрочем, не менялся уже который год — она будет ждать меня, пока не заснет. Увы, сегодня безрезультатно. Работа отпустила меня только утром, я позже подумал, что поэтому даже не смог бы проверить, найдут меня здесь кошмары или нет: самое ужасное чудовище могло бродить на расстоянии вытянутой руки — я бы просто не обратил внимания. Отправившись в ванную ополоснуть лицо, чтобы уставшие глаза перестали слипаться, я неожиданно втянул носом воздух и невольно скривился, ощутив запах сырости и затхлой воды, больше подходящий именно для деревни, но никак не для городской квартиры. Оглянувшись, я увидел задернутые шторы перед ванной, смысл существования которых до сих пор оставался для меня загадкой, и понял, что запах идет оттуда.

Уже не в первый раз жена, приняв ванну, зачем-то закрывала их. Мы старались не ругаться по бытовым пустякам, к тому же она как-то призналась на мое замечание, что сама не знает, зачем делает это — так было принято в ее доме и с малых лет вошло в привычку, с которой теперь взрослая женщина ничего не могла поделать. Ну что ж, она во многом была терпима ко мне, было бы грубо и глупо не ответить ей тем же. Поэтому я уже в который раз просто подошел и раздвинул шторки. Затхлый запах шел из слива, я промыл его водой, чуть удивленно прислушиваясь к странным булькающим звукам, и сделал в уме заметку после посмотреть, в чем там дело. В тот момент, когда я выходил из ванной, зазвонил будильник, и я услышал сонное бормотание жены и шорох одеяла. Наверное, пора было сделать перерыв и немного подкрепиться, поэтому, захватив свою тарелку с нетронутым ужином, я отправился на кухню: разогревать его в микроволновке и готовить ей завтрак.

— Доброе утро. Ты так и не ложился? — все еще сонно щурясь, она зашла на кухню, по пути завязывая халат, и упала на табурет.

— Нет, хорошо работалось, — я поставил перед ней кофе и совершенно гадкую на вкус овсянку-пятиминутку, которую некоторые женщины почему-то очень любят, согласно опросам нашего журнала, и принялся за ужин, внезапно ставший завтраком.

— Спасибо, — сделав большой глоток кофе, она подняла на меня глаза. — Не расскажешь, что ты там раскопал?

— Ты же знаешь, я не рассказываю о статье, пока ее не напечатают, — ответил я.

— Ты же знаешь, я буду нема, как могила, — тем же тоном ответила жена, и это была чистая правда — вопреки женской природе она умела хранить тайны.

— Сказки, — пожал я плечами, прекрасно понимая, что большинство из того, что там произошло, я не расскажу никому и никогда. — Местный старожил, врач, рассказывал мне сказки.

— Например? — она все не унималась. — Расскажи хоть одну, у меня еще час до выхода.

Я замялся. Нет, не потому, что верил предупреждениям Дамиана не рассказывать никому вслух эти истории, а потому, что они действительно были странными. Но ведь только у меня были такие проблемы с кошмарами, жене-то ничего не грозит. К тому же, до этого я с готовностью делился с ней собранной информацией, интересуясь ее мнением, было бы странно делать из этого тайну сейчас.

— Хорошо.

И я рассказал, как мне показалось, самую безобидную для города сказку — о русалочке.

Жена слушала внимательно, ни разу не перебив, и, когда я, наконец, замолчал, задумчиво опустила взгляд в свою чашку, где на дне еще оставался кофе.

— Так значит, она может появиться из любой водной поверхности, даже из чашки? — совершенно неожиданно для меня поинтересовалась она.

— Нет, чашка очень мала, да и неужели ты веришь в эту чушь? Обычная страшилка.

— Я всего лишь спросила, — в голосе, которым была произнесена эта фраза, я вдруг уловил уязвленные нотки. — Но спасибо, что рассказал, а теперь мне пора собираться.

Она вернулась в комнату, откуда послышался звук открываемой дверцы шкафа.

— А я вернусь к работе… — пробормотал я и вдруг кое-что вспомнил. — Скажи, а Фабрис не звонил? Как там Марго с Люси?

Последовала долгая пауза, после чего жена, уже одетая и бледная, как полотно, медленно вышла в кухню.

— Звонил, — тихо ответила она. — Твой мобильный не работал, и он звонил сюда.

— Так как там Люси? — переспросил я.

— Она… она умерла. Марго сейчас в больнице, на успокоительных, этот удар подкосил ее психику, — я стоял, как громом пораженный, даже не зная, что сказать, но моего ответа, впрочем, никто и не ждал. — Фабрис спросил, где ты, я ответила, что уехал по работе, и я не знаю, куда. Сказала, ты перезвонишь, когда вернешься, но он наоборот просил больше не звонить ему. Никогда.

Она стояла, опустив голову, пока я все еще осознавал смысл сказанного. Одна фраза резанула слух больше других.

— Ты… сказала, что не знаешь, где я? — переспросил я.

— А разве это не было правдой? — после пары лет семейной жизни учишься определять истинный смысл всей речи, выраженный, порой одним совершенно невинным предложением. И я указал именно на то, что задело ее. — Ты в сотый раз рванул из дома почти на неделю, чтобы по возвращении запереться у себя в кабинете…

— Но так же было всегда.

— Всегда, но это не значит, что это меня хоть когда-то устраивало. Твоя жизнь — не в этом доме и не рядом со мной. Она где-то… — она неопределенно взмахнула рукой, — где-то там, в твоих рабочих поездках!

Мне нечего было возразить. Она ушла, мягко закрыв за собой входную дверь — время бурных ссор миновало нас пока что — а мне ничего не оставалось, как отправиться вновь к клавиатуре. Она была права, я всегда стремился домой, скучал… как только понимал, что набрал достаточно материала, работа захватывала меня с головой. И ее фраза странным образом опровергала то, что я говорил про свое возвращение Рите, причем почти теми же словами. "Скорее всего, это просто обида за вчерашнее. Она ведь скучала, а пришлось вновь засыпать одной". И все же тяжелое чувство от размолвки с женой и потери хорошего друга оставалось, поэтому я, как смог, попытался его заглушить — работой.

Я писал теперь не только сами сказки, но то, в какой атмосфере мне пришлось их слушать. Описание деревни заняло много времени; в основном, не притрагиваясь к клавиатуре, я раздумывал над тем, как лучше ее изобразить, передать ощущение не запустения, а тайного, невидимого, но неизменного уже который век течения жизни. Ближе к вечеру, когда пришлось зажечь настольную лампу, мой слух стал улавливать тихие звуки и шорохи в остальной квартире. Вначале, привыкший к деревенскому дому, я не придавал им значения, но потом вспомнил, что я уже вернулся домой, и в городе их быть не должно. Разумное объяснение могло быть только одно — к нам забрались воры. И, хотя где-то в глубине души я понимал, что правда далека от того, что готов принять разум, я осторожно выглянул из кабинета.

Квартира была безлюдна, но не пуста. Я понял это сразу, по тому холодку, что пробежал по спине: они были здесь. Они все, о ком рассказывал мне Дамиан, ожидая лишь удобного момента, чтобы появиться — как Мара ждала дождь. Там, в деревне, Рита оберегала меня от них, отгоняла каким-то образом, хотя я всегда подозревал, что рядом с ней я просто не думаю о кошмарах, и со временем, с привычкой, эта ее способность исчезла бы. Но тут ее не было, а страхов стало больше, и я должен был справиться с ними сам. Я заперся в кабинете, отошел от двери к столу, почему-то не включая верхний свет. Дамиан предупреждал, что каждому человеку предназначена лишь одна, его сказка, а сам рассказал мне их целый букет. Неожиданно мои мысли вернулись к Люси и Марго, и я увидел все случившееся совсем иначе: Эстер рассказала ей свою сказку и девочка не справилась с ней, а мать… успела ли и она ее услышать или сошла с ума от того, что случилось с ее дочерью? И почему Фабрис так ополчился на меня? Или просто предвидел, что я буду задавать вопросы, такие болезненные для него сейчас, и поэтому ограничил общение? Да, я бы многое отдал, чтобы узнать факты смерти Люси, чтобы выяснить причину помешательства Марго… но я не стану этого делать, потому что отлично понимаю — это уже не статья, это нужно лично мне, чтобы разобраться, осознать свои страхи. Одно дело — странные люди в захолустной деревне, свято верящие во всяких духов, другое — жители большого города. "Ты тоже житель большого города", — напомнил я себе, прислушиваясь к тому, что происходило за дверью. Щелчок, еще один — это провернулся в замке ключ, жена вернулась с работы. Беспокойство за нее вынудило меня покинуть свое "убежище" и выйти встречать.