Взять своё

— Ха, ха, укал?! — Даданджи чуть не подскочил на месте от возмущения. — Почти две сотни легли в землю, еще чуть больше сотни будут еще валяться и корчиться от ран. И лишь, боги знают, когда они оправятся… И при всем при этом, здесь на укреплениях были наши лучшие войны. Ты сам приказал в штурмовые отряды отбирать лишь ветеранов войн с империей Регула. Это укол?

— Да, да. Главное мы смогли обломать клыки этому молодому волчонку! — оскалился Сульдэ. — Он бросил город. Там почти никого не осталось. Перебежчики говорят, что на стенах лишь одни стражники магистрата — эти толстобрюхие любители прокисшего пива и дешевых шлюх. Еще вроде кто-то видел десятков шесть — семь королевских гвардейцев, и все! — старик сузил глаза, превратив их в щелки, и внимательно смотрел на возвышавшиеся перед ними мощные крепостные стены. — И если сейчас мы ударим посильнее, то они все побегут как тараканы.

Однако, Верховный кади его уже не слушал. Мужчина, соскочив с колченогого стула, направился навстречу приближавшемуся всаднику с развевающимся бунчуком характерного золотистого цвета — знаком султанской власти. К ним прибыл гонец из Шамора, а это могло очень многое изменить.

— Господин! Господин! — смуглолицый, весь покрытый грязью и свисавшими с его волос, бороды и гривы коня сосульками, упал на колено и несколько раз поклонился. — Послание Победоносному! — на вытянутых над головой руках он держал деревянный футляр, запечатанный личной печатью султана. — …, — футляр в руках смертельно уставшего гонца мелко подрагивал. — …

Подойдя, Сульдэ под пристальным взглядом Даданджи взял футляр. С хрустом треснувшей печати искусно выточенная из дерева крышка открылась и наружу показался кусок плотного пергамента.

— …, — Сульдэ, кивнул на гонца, мельком взглянув на ближайшему к нему телохранителя и склонился на посланием. — …, — измученного долгим путем посланца уже уводили в сторону лагеря. — …

Несколько минут, показавшиеся еле сдерживающему свое нетерпение кади вечностью, командующий вглядывался в пергамент. Лицо его, морщинами напоминавшее кору старого дерева, было как обычно непроницаемым. Вообще, могло бы показаться, что в руках его не послание от самого могущественного человека на этом континенте, а какая-то ничего не значащая писулька.

— Прочти, — вдруг скрипучим голосом проговорил старик, протягивая пергамент Даданджи, что тот собственно и не преминул сделать. — Теперь оно касается и тебя тоже…

Реакция кади на письмо было совсем иным, нежели у старого полководца. Едва вчитавшись в затейливую вязь буковиц шаморского правила, молодой мужчина присвистнул.

— Ого-го… Нас совсем оставляют с носом. И это после все наших посланий, — не скрывая своего огорчения, воскликнул он. — … Мы, султан…, — забормотал он вслух, пропуская некоторые места в письме. — И прочая, прочая… уверены, что в твоих руках достаточно сил, чтобы заставить зазнавшегося короля Ольстера склонить голову перед нашей властью. И нам непонятны эти непрестанные просьбы о все новых и новых подкреплениях. Разве, твоя десница обессилила и устала разить врагов Шамора?…, — тут Даданджи вновь изобразил удивление. — Смотри-ка, сразу чувствуется рука великого визиря. Только эта скотина, не нюхавший крови и говна, мог так сказать! Так… Что там у нас еще? Ха-ха! Нам дали еще месяц. Хорошо, не неделю.

И оба, словно сговорившись, замолчали. И тот и другой размышляли о будущем, хотя каждый представлял его совершенно по-разному…

«Месяц! Великий нам дал всего лишь месяц, чтобы Ольстер покорился?! — командующий неподвижной статуей застыл напротив северных ворот столицы Ольстера. — Он, что совсем ничего не понимает? Или названия покоренных крепостей и провинций совсем затмили его разум?! — конечно, все это восклицал он в сердцах, прекрасно понимая, что сейчас уже ничего не изменить. — Атакующая Орда уже давно увязла здесь, словно в болоте. Почти тысячу легионеров пришлось оставить в гарнизонах новых крепостей и городов, привести провинции к полному подчинению. Не меньше, если не больше, уже легло в землю… А мы еще только топчемся перед столицей этого проклятого королевства».

Сульдэ уже давно понял, что глубоко ошибался, считая армию Ольстера и его короля легкой добычей для Шамора. Как показали уже первые дни и недели военной кампании, гвардейцы короля Роланда оказывали самое что ни на есть фанатичное сопротивление. Многие гарнизоны приграничных крепостей, вообще, сжигали свои укрепления, предпочитая плену смерть.

«Сейчас время играет и против нам и против Роланда, — продолжал размышлять старик, не обращая внимание ни на поднявшийся ледяной ветер, ни на негромкий разговор его телохранителей за спиной. — В преддверии зимы, какой бы она теплой там не была, его катафрактам нужно будет место, где бы они смогли пережидать непогоды и переводить дух после боя. Найдет ли он такое место, покажет лишь время… Еще фураж для коней и припасы для всадников. Если лазутчики и слухи не лгут, то все его зерно лежит буквально в сотне метров от моих ног, — Сульдэ пристально вглядывался в ворота крепости, словно пытался заглянуть за них. — И у нас не лучше… Дальше наступать мы можем лишь с оглядкой на каждый лес, овраг, холм и, мать их кочку, за которыми могут прятаться кавалеристы Роланда. Не лучше дела обстоят и с продовольствием. Отряды фуражиров все чаще возвращаются ни с чем…».

А вот ход мыслей великого кади был несколько иным, хотя их итогом стало тоже самое.

«Это точно визирь! Только эта скотина мог придумать, как одним ударом избавиться сразу же от двоих! — Даданджи от обуревавших его противоречивых чувств с силой пнул замерзший земляной ком. — Он! Точно он! И что она там еще шептал на ухо султану, лишь одним богам известно… Каков?! За месяц справитесь?! Да тут как раз и месяц придется за Роландом бегать, пока он соизволит по чащам и ущельям прятаться, — в каждом слове этого послания, заверенного личной печатью султана, кади ясно видел руку великого визиря; именно визирь, он был твердо уверен, стоит за всеми этими кознями. — Он, он! Этот же хорек прекрасно понимает, что, если из Ольстера я вернусь с поражением, то мест великого кади мне не видать как своих ушей! И даже прелести моей сестры, греющей постель султану, не помогут!».

Он снова развернул пергамент и начал вчитываться в затейливые письмена, хотя понимал, что ничего нового он там не найдет.

«Боги, как же мне все это надоело! — чуть не вслух взвыл он, продолжая накручивать себя. — Этот холод и мерзкая слякоть! Эти пережаренное мясо, больше похожее на подошву сапога! Это кислое вино! Эти вонючие девки, на которых лезешь с отвращением! — с маской явного неудовольствия на лице, Даданжи топнул ногой. — И что теперь? Через месяц возвращаться побитой собакой и дырками сестры выпрашивать себе? Или может прямо сейчас лезть на эти чертовы стены? — он зло уставился на городскую стену, сложенную из огромный валунов. — Или лучше нестись в лес в поисках этого королика? Что делать? Хотя…, — тут великий кади дернулся всем телом и застыл, перестав даже губами шевелить; в его голову пришла отличная идея, что позволит ему выйти сухим и из этой передряги. — Султан хочет чтобы король Ольстера признал его своим сюзереном, а свои земли частью Великого Шамора. Но, кто сказал и где написано, что королем должен быть именно Роланд, а не кто-то иной?! Какая разница, кто подпишет капитуляцию? Главное, султан получит то, что он хочет! — губы кади раздвинулись в широкой улыбке, демонстрировавшей ровный ряд крупных желтоватых зубов. — А усмирением остальных провинций можно заняться и после…».

Еще через несколько минут глубоких раздумий эти мысли начали оформляться в некие наметки плана дальнейших действий, которым нужно было срочно поделиться со стариком.

— А не выпить ли нам хорошего вина? — его раздавшийся довольный голос долетел до Сульдэ, черной тучей стоявшего недалеко. — Подогретого вина?!

Раздраженный командующий, в голове которого уже оформилось решение штурмовать город и потом использовать его в качестве опорной базы, резко повернулся к говорившему. Он был явно не доволен, что прервали его размышления.

— Ну? — сквозь зубы, угрюмо промычал он, буквально буравя глазами мужчину. — …

— Мы можем уложиться в срок, если сделаем по-моему…, — Даданжи уверенно выдержал его взгляд. — И здесь не будет никакого обмана.

Он, действительно, не предлагал никого обманывать — ни султана Махмура, ни великого визиря. Будучи великим кади, главным судьей Шамора, Даданджи предлагал опереться столь знакомую ему юридическую казуистику, представив формальную картину реальной.

— Мы оба понимаем, что за месяц привести Ольстер к повиновению нереально! Вон в прошлую войну наши армии почти два года рубились за несколько провинций. А в итоге, так и разошлись почти при своих, — Сульдэ, скрипя зубами, кивал в ответ головой. — У нас же положение не лучше! Потрепанная и уставшая армия, с трудом держащая кучу крепостей и городков. Противник с немалыми силами где-то спрятался. Продовольствия остается все меньше и меньше. На носу зима… Я ни чего не забыл? — по лицу выражению лица командующего было видно, что кади перечислил все абсолютно верно. — Единственный наш выход сделать следующим образом…

Даданджи предложил, взяв древнюю столицу Ольстера штурмом, провести в ней поместный собор из переметнувшихся и прикормленных дворян. Они должны будут низложить короля Роланда, как… Тут кади запнулся, не найдя нужного или нужных слов, чтобы описать прегрешения короля.

— Ну это не важно. Вся эта шваль сделает без всяких вопросов именно то, что мы скажем. За кусок стали или мешок золота они и кровь родную продадут… Главное, в нужный момент подсунуть им своего претендента на престол — того самого кузена короля Роланда, что сидел под стражей в одной из крепостей. В нем течет древняя королевская кровь. К тому же, поговаривают, что среди знати он был гораздо популярнее Роланда.