Взятие сто четвертого(Повесть)
Шрифт:
Научное воображение физиков не пострадало бы и в том случае, если бы удалось доказать наличие стабильности, и в том, если бы кто-то доказал, что стабильность отсутствует.
Мучила неопределенность.
И вот тут-то теоретики, от которых с таким нетерпением ждали вестей, обратились сами к себе с внешне наивным и одновременно замечательным вопросом: а почему бы не предположить, что в районе следующего магического числа, стоящего за 82, не обнаружится стабильность? Этим следующим числом было 126: именно такое количество нейтронов в свинце делало его «двойным магом», а практическая «вечность» свинца делала цифру 126 магической. Увы, элемента со 126-ю протонами пока еще никто «в глаза» не видел: таблица Менделеева заполнена сегодня, как мы знаем, всего лишь до 105-й клетки. Ну что ж,
Но нет, не говорили так теоретики, это было бы слишком просто, и ляровцев подобная «карта» не устраивала, тем более, что они сами догадывались: в районе 126-го элемента может оказаться «остров стабильности». Это предсказание мало чего стоило, потому что не содержало ответа на самый важный вопрос: как поведет себя элемент в связи со спонтанным, то есть самопроизвольным, делением? Ну, предположим, удастся синтезировать 126-й, у которого 126 протонов и, предположим, 184 нейтрона, — вы думаете, это будет «двойной маг», вечный и стабильный? Ничуть! Он может легко развалиться, как разваливаются железные гантели, когда ими забивают гвозди. Чтобы выяснить, насколько 126-й стабилен к различным типам распада, в том числе спонтанного, чтобы определить, как этот элемент — и другие подобные ему «маги» — поведут себя, столкнувшись с делением вне всяких норм и правил, надо заранее изучить свойства и качества всех известных до настоящего времени трансуранов.
«Всех известных»! — да много ли их? В этом смысле «материала» у теоретиков было чуть-чуть, всего лишь два десятка изотопов от 100-го до 105-го элементов. Между тем чем ближе к барьеру стабильности — ну хоть бы еще 106-й, 107-й и 108-й элементы! — тем вернее был бы прогноз относительно 126-го!
Не буду утомлять читателя излишними подробностями, скажу главное: советский физик-теоретик Вилен Митрофанович Струтинский все же дал экспериментаторам «карту» в руки. Он выдвинул такую гипотезу; надо исходить из того, что стабильность связана с внутренними свойствами ядер, которые не одинаковы даже у соседних изотопов одного и того же элемента. Особенность свойств такова, что ядро, оказавшись на пределе стабильности, то есть в экстремальном состоянии, способно мобилизовать все свои силы во имя сохранения жизни материи. Здесь вполне допустима — разумеется, весьма условная — аналогия с людьми: попав в стрессовое состояние, человек обнаруживает у себя замечательные способности быстро бегать, далеко прыгать, поднимать невероятные тяжести и так далее, чтобы ликвидировать угрозу смерти.
Детально изучив природу спонтанного деления уже известных ядер, Струтинский, кроме того, пришел к выводу, что истинно стабильным, иными словами — «двойным магом», должен быть не 126-й элемент, а 114-й: в его районе и должен находиться «остров стабильности».
Идея Струтинского, давшая и общее направление экспериментаторам, и точный адрес первого поиска, предотвращала намечавшуюся катастрофу с синтезом трансуранов. Она освещала дополнительным смыслом взятие 106-го, превращая его не в заключительный прыжок из серии «тройного», а в первый.
Три с половиной года, начиная с 1970-го, 106-й не давался им в руки. То, что запросто выходило на бумаге — мишень из кюрия-96 бомбить частицами неона-10, и все дела! — в действительности оказалось куда сложнее. Портил погоду кюрий: он спонтанно делился без всякой бомбардировки, потому что был очень радиоактивен, и давал такой ужасающий фон, в котором, как в тумане, ничего невозможно было разглядеть. Кстати, у американцев, тоже приступивших к синтезу 106-го, но пользующихся калифорнием и кислородом, тоже возникла серьезная трудность: не хватало мощности ускорителя.
И тем и другим пришлось умерить шаг и тащиться вверх «по ступенькам», совершенствуя аппаратуру, очищаясь от фона и повышая чувствительность регистраторов. На эту ювелирную работу уходили месяцы, могли уйти годы, и не исключалась ситуация, при которой и мы, и наши конкуренты сумели бы постепенно подготовиться к открытию, и вопрос был бы не только в том, кто первым синтезирует 106-й, а кто рискнет
объявить о его синтезе с предъявлением достаточных доказательств.Нужен был «лифт»! — какое-то принципиально новое решение, способное сразу вознести ляровцев на верхний этаж. Оганесян стал думать о том, как бы извечный недостаток — облегченность мишеней — превратить в достоинство. В самом деле, чем легче мишень, тем слабее радиоактивность элемента, из которого она сделана, и, стало быть, тем чище фон, — разве это плохо? Взять, к примеру, уран-92 да и бомбить его тяжелыми частицами кремния-14,— вот вам и успех!
Низкая радиоактивность и благоприятный фон — это, конечно, замечательно. Но, с другой стороны, тогда резко уменьшится «выход продукции», то есть вероятность образования новых ядер. Кого устроит, положим, один атом в неделю? Впрочем, вовсе не исключено, что это тот самый случай, когда «лучше меньше, да лучше»?..
Дальнейший ход мыслей Оганесяна был примерно такой. Когда сталкиваются и сливаются воедино два ядра, третье, полученное в результате реакции, получает излишек энергии и немедленно возбуждается. Из-за этого возбуждения — а точнее говоря, «нагретости» — ядра и гибнут, не успев «отметиться» на счетчиках приборов. Правда, эту избыточную энергию могут унести нуклоны, которые испаряются из ядра аналогично испарению воды.
Но тут начинается неизбежная конкуренция: в 99 случаях ядро спонтанно разделится и погибнет, и только в одном случае испустит нуклон, сохранив себе жизнь. А если, чтобы избавиться от всего излишка энергии, потребуется сбросить не один, а пять «лишних» нейтронов? Повторять процесс? Что тогда останется?
Плохи дела. Их можно поправить, если… — сейчас я скажу, что следует за «если», и читателю решение покажется элементарно простым, как все, что узнаешь «потом», но, дабы представить себе эту обманчивую «простоту», надо всего лишь попробовать предугадать ее заранее, вот и попробуйте предугадать, кто в этом деле понимает! — так вот, дела можно поправить, если в качестве мишени взять какой-нибудь «двойной маг»! Например, свинец. И облучить его тяжелыми частицами хрома. Тогда из двух совершенных систем получится одна несовершенная, то есть не обладающая избытком энергии! Это и будет то самое «охлажденное» ядро, которое, если угодно, можно брать голыми руками!
Вообще-то обманывать природу нельзя. Исходя из этого правила, реакция не должна была получиться. Но ляровцы все же попытали счастье. Начали они не со 106-го, а с уже опробированных элементов — с 100-го и 104-го. Сначала свинец-82 бомбили аргоном-18 — и все прекрасно вышло! Тогда пустили в дело еще более тяжелые частицы титана-22 — и три изотопа 104-го явились наградой за дерзость. Значит, избранный путь верен!
Стала видна система, в которую хорошо укладывался 106-й, полностью прояснялась методика его получения.
Начались увлекательные, при этом изнурительные, иногда разочаровывающие, а чаще обнадеживающие опыты. «Лифт» понес наших героев наверх.
1 августа 1974 года центральные газеты сообщили, что группой Флерова синтезирован 106-й элемент таблицы Менделеева. Между открытием 106-го и открытием 104-го миновало, таким образом, десятилетие. Много это или мало? Смотря с какой стороны считать. Десять лет вперед кажутся нам чуть ли не вечностью, а десять лет назад — мгновением. Только вчера я был в Дубне, в которой оставил свое сердце, собираясь когда-нибудь за ним поехать. И вот еду — сегодня. Сутки прошли. Неужто годы?!
Боюсь сглазить, уважаемый читатель, но, кажется, я журналист счастливой судьбы: не каждому из моих коллег выпадает достойный повод вернуться к старым героям десять лет спустя и вновь написать о них…
Так вот представьте: та же «молния» указала мне поворот к институту, и по той же бетонке я прокатился последний отрезок пути, и поселили меня в той же гостинице с тонкими гравюрами в номерах, и так же на улицах стояли велосипеды, и публика гуляла по набережной примерно с тем же набором возрастов — поразительная внешняя устойчивость! Будто время специально пощадило Дубну, чтобы не трогать моих добрых старых воспоминаний. Декорация прекрасного спектакля, который я наблюдал здесь много лет назад, казалась мне неизменной.