Взыскующие града. Хроника русской религиозно-философской и общественной жизни первой четверти ХХ века в письмах и дневниках современников
Шрифт:
Меня сейчас занимает вопрос, особенно меня интересующий у Соловьева. Как нужно сочетать теургию, религиозный материализм, вообще религиозное творчество жизни, процесс воплощения, со смыслом повести об Антихристе, вообще с катастрофическим концом? Как-то одно другое уничтожает. Если я верю в эволюцию, в процесс теургии, то как я могу принять катастрофический конец? Тогда зачем нужно свобода, деятельность, ответственность, если мира спасти нельзя. Тогда нужно отдаться чему-то мистически совершающемуся и чувствовать себя только пассивным медиумом каким-то. Тогда и создавать нечего, если это действительно ничего не создает и не спасает. Я убеждена, что живой Соловьев был Соловьев теургии, радостного, свободного творчества и веры в реальное значение жизни; катастрофичность же и "Три разговора" — это был итог личных разочарований во все построения, в жизнь, какова она есть, и ужас перед заблуждением, в котором мир живет. А по-настоящему жить этим нельзя. Если не жить убежденьем, что все создано Богом не для разрушением, а что именно иначе не мог проявиться Бог, как именно в этой форме, то это значит смотреть на мир как на зло и ждать его разрушения! Тогда чем жить, чему верить, воимя чего действовать и терпеть! Во имя отвлеченного, потустороннего преображенья, а здесь ждать смерти, гибели и катастрофы.
Вот Щукин верно говрит, что слишком
Я прочла две книжки о Шумане и мне очень нравится, как он себя самого разделял на Флорестана и Евзебия [1078] . Это мне очень близко сейчас, хотя у меня это разделение несколько по-другому. При свидании будем обо всем говорить. В письмах могу говорить только об одной своей половие — о другой говорить не хочу. Придумай названья для обеих половин, тогда будет удобнее во всем разобраться! И та и другая половина имеет свою логику и правду, и обе спорят [1079] <…>
1078
Шуман Роберт(1810-1856) — немецкий композитор. В 1834 г. вместе с группой молодых друзей-единомыленников он начал издавать «Новую газету», которая ставила своей целью развивать художественный и музыкальный вкус читателей, выдвигая и поощряя молодые таланты и в то же время сохраняя традиции немецкого музыкального классического наследия; кроме того публицистика «Новой газеты» стремилась подавлять устаревшие понятия в искусстве, «уничтожать бесталанных, дюженных талантов и талантливых многострочителей, трех архиврагов искусства». Шуман выступал в газете под несколькими псевдонимами, от имени целой группы друзей, знатоков искусства: «мягкий, тонко одаренный Евзебий старается все смягчить и во всем отыскивает что-нибудь хорошее; пылкий, резкий Флорестан с необыкновенной чуткостью находит все недостатки, призывает побить филистеров, музыкальных и прочих <…> "Время обоюдных любезностей пришло к концу, мы сознаемся, что ничего не сделаем для его возрождения. Кто боится нападать на дурное, защищает хорошее лишь наполовину"». Соединяет и примиряет их спокойный, разумный Мейстер Раро, к которому они обращаются за решением своих споров. Описывая подробно их внешность вплоть до костюма, Шуман тонкими штрихами очерчивает их характер, упоминает об их привычках, в которых читатель угадывает самого автора. Встречаясь на концертах, в салонах они часто высказывают противоположные суждения о новых музыкальных произведениях, спорят, переубеждают друг друга. Цит. по:Давыдова М.А.Шуман. СПб., 1892 //Жизнь замечательных людей. Биографическая библиотека Ф. Павленкова. Переизд. Челябинск. Урал. 1995.Н.Ф. Христианович.Письма о Шопене, Шуберте и Шумане. М., 1872. Вероятно, эти две книги и прочитала М.К.
1079
Через неделю М.К.Морозова в письме ближайшей подруге-наставнице Е.И.Полянской пишет:
<6.04.1911. Ялта —Галич, Костромской губ.>
<…> Я массу читаю и особенно хорошо говею. Так много молюсь, плачу и испытываю большое умиление души! Что бы было на свете, если бы Христос не зажег нам своего светильника! Сердце кровью обливается при одной этой мысли! В моих делах с Ж<еней> что-то новое и меня очень интригует. Он наверное почувствовал, что слишком меня измучил и написал сам очень "двусмысленное письмо". Он его адресовал в Алупку и, испугавшись, что я не получу этого письма, даже телеграфировал, что отправиллучшееписьмо в Алупку. Я думала, что это будет кульминационный пункт нравоучений, но оказалось — наоборот! А он назвал еголучшим, следовательно надо думать, что оно сознательно. Нарочно выпишу Вам, слово в слово, главный пассаж из этого письма. — Сначала он говорит, что в письме не может излить всю нежность ко мне, а сделает это при свидании и затем такая фраза: «При свидании я тебе скажу на ушко, чтобы никто, никто на свете не слыхал, а только ты, да я. Ты никому не расскажешь, что я тогда тебе скажу и в чем признаюсь (который раз!); а я ничего не расскажу, что ты мне ответишь! Давай условимся так, по рукам что ли, а?»
Как Вам нравится это, моя дорогая, какой Дон Жуан! Что он со мной делает! В итоге скажу, что если это будет действительно так, то он меня этим всем так разжигает, так доводит до белого каления и так горячие чувства, что я не знаю до чего я дойду. Никакого уменьшенья с моей стороны быть не может! Я чувствую, что это все будет признанье в своей любви и страсти, аборьбаиупорствобудут продолжаться! Спокойно насладиться и нарадоваться он мне не даст. Одно я теперь думаю, что встречане будетсдержанной! Он еще пишет, что в нем «страсть кипит и клокочет». Видите как! Потом еще: «Милый ангел, не к мраку я тебя зову, а предлагаю тот единственный путь к весне, в который я верю!» Это он говорит, что без креста и страданья нет радости Воскресения. Потом еще: «как я хочу, чтобы твои страдания расцвели в весну и превратились в радость». Видите как пишет негодный! Ну, разве это не называется соблазнять человека? Мучит меня нравоучениями, заставляет от жизни отказываться, а потом так соблазняет! Вы можете себе представить, в каком градусе чувств! Всеми силами стараюсь себя сдерживать, но иногда не в силах! — Сейчас иду исповедоваться! Прошу Вас, моя дорогая, золотая, от всей души простите меня за все! Помните только, что Вы мой лучший друг, что я это понимаю и безгранично благодарна за все. Целую.
Ваша М.
ОР РГБ ф. 171.3.10, л. 21—22об.
301. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <29.03.1911. Москва — Пятигорск>
29 марта 1911 г.
<…> Сегодня пошел в участок, чтоб узнать, как быть с разрешением тебе выехать. Предвкушал самые неприятные затруднения и вдруг счастливая случайность — я сказал письмоводителю: "Вы забыли вписать мою жену"…
— Хорошо, хорошо, сейчас! И не дав мне договорить, сказал, чтоб тебя вписали. Я обрадовался и промолчал, что ты не в Москве, а затруднение именно в том, что ты не в Москве. Если б не эта случайность, они должны были списаться с Пятигорской полицией, и тогда дали бы разрешение <…>
Сейчас пришел Булгаков-Бердяев, для важных редакционных дел <…>
302. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <31.03.1911. Москва — Пятигорск>
31 марта 1911 г.
<…> Если ничего непредвиденного не встретиться, я думаю выехать в воскресенье и значит буду с тобой уже во вторник <…> Отъезд всегда вещь хлопотливая, а отъезд заграницу, да еще на два года — тем паче! Приходится обо всем подумать и чего-нибудь существенного не забыть. Я сейчас весь в этом желании сделать все "как следует" и уехать без угрызений совести. везде мелкие препятствия — но слава Богу, их все меньше и меньше <…>
303. С.М.Архипова — М.К.Морозовой [1080] <31.03.1911. Москва — Ялта>
Книгоиздательство
"Путь"
———
Москва
Знаменка, 11, тел. № 127-18
—————————————
Многоуважаемая Маргарита Кирилловна!
Прилагаю при сем телеграмму и письмо Ев<гения> Н<иколаевича>. Предисловие в переделке Евгения Николаевича принято, сделали только небольшое сокращение. В настоящее время его отдали в набор; как только получу гранки набора, так тотчас же вышлю Вам подлинник. Одновременно с моим письмом, пишет Вам письмо Серг<ей> Николаевич.
1080
На бланке, датировано по пчт. шт.
Что же касается Лопатина, то Лопатин желает перепечатать 30 стр., т.е. 60 двойных, которые равны почти 6 листам, а затем в конце книги приложит список опечаток. Придется менять обложку и вновь брошюровать. Приблизительно издательству это обойдется в 500 руб. Гонорар Эрна 208 руб. покроет только часть расходов. Настроение Лопатина благодушное, но Эрн конечно виноват. В будущем корректор необходим.
Сборник Соловьева и книга Эрна будет готова на Страстной (так обещают). Продавать будем на Фоминой. Эрн сдал последний оригинал для сборника. Но клише для сборника до сих пор не готово. В этом отношении Типография Мамонтова ужасна, все нервы вымотали [1081] . Книг продано после вашего отъезда на 844 руб., а всего продано книг за март на сумму 1800 руб. (Философия свободы — 268 экз., Лопатин — 238, Россия и Вселенская Церковь — 320, Русская идея — 325).
1081
По сведениям Е.Голлербаха наборщики и печатники типографии Мамонтова были возмущены плохой правкой В.Эрна гранок книги Л.Лопатина и необходимостью перенабора и перепечатки многих листов.
Проспекты "Пути" были посланы в книжный магазин Волкова, но после Вашего письма я опять, вторично, послала проспекты Волкову и Синани.
Публикацию на 4 стр. сдала в "Русские ведомости" и "Речь" (2 апр<еля>). По адресам Санктпетрбургского Религиозно-философского общества разосланные проспекты возвращаются обратно с подписью: "выбыл неизвестно куда". Я подозреваю, что Николаю Александровичу подсунули старый список адресов. Досадно, загубили марки на 21 руб., адресовано было 1090 шт<ук>. и нет никакого толка. В субботу вышлю подлинник.
Преданная Вам
Архипова
304. С.Н.Булгаков — М.К.Морозовой [1082] <Москва — Ялта. 31.03.1911>
31 марта 1911, Москва
Глубокоуважаемая Маргарита Кирилловна!
Одновременно с этим письмом вы получите присьмо кн. Евг<ения> Ник<олаевича> и измененный им текст. Как я и опасался, выработать общее пронунциаменто нам не удалось, причем тут сказались неудобства нашей разноместности: если бы мы все были вместе, нащупать различие оттенков можно было бы уже в стадии предварительного обсуждения. Обсудив положение, мы, т.е. В<ладимир> Ф<ранцевич>, Н<иколай> А<лександрович> и я, единогласно постановили, конечно, при условии если вы, а так же Гр<игорий> Ал<ексеевич> к нам присоединитесь, принять текст Евг<ения> Ник<олаевича>, с тем лишь условием, что нам кажется предпочтительнее совсем исключить место о сборнике, посвященном Православию, ибо из теперешнего текста необходимость этого упоминения не вытекает, а без этой необходимости раньше времени об этом не следует говорить.
1082
Ранее частично опубл. А.Носовым //Новый мир, 1991, № 7.
Кроме того, мы предлагаем изменить заголовок: вместо "От издательства "Путь" просто поставить "Предисловие" или даже совсем ничего не ставить. Будем ждать Вашего отзыва по этим вопросам, а пока на всякий случай попросим С<усанну> М<ихайлов>ну отдать в набор полученный текст. Григорию Алексеевичу он будет показан по его приезде сюда, который состоится, по его письму ко мне 2-го апреля. Евгению Ник<олаевичу> я напишу об этом тоже, вероятно, сегодня же.
По сведениям С<усанны> М<ихайловны> нам, очевидно, так и не удастся выпустить Соловьевский сборник до Пасхи, но на всякий случай лучше, если Вы известите "Путь" о своем согласии или несогласии телеграммой, причем в последнем случае, мы совершенно готовы идти на то, чтобы сборник вышел с одним формальным предисловием.
С Л. М. Лопатиным я, вместе с Н<иколаем> А<лександровичем>, имел разговор в "Пути", причем мы просмотрели весь его сборник, и он указал места, необходимо требующие перепечатки, так как подклейка страниц слишком изуродует книгу, то мы склоняемся к перепечатке отдельных листов (числом до 6) с тем, чтоб ликвидировать эту историю.
Разговор наш происходил вполне миролюбиво. Здоровье В<ладимира> Ф<ранцевича>, по отзыву доктора, которому он показался только теперь, очень неважно. К счастию, он получил командировку и уезжает заграницу. Я думаю, что и приключения с Лопатинской книгой помимо его корректорской неопытности, имеет причиной болезнь. Не могу без боли сердца об этом думать. Сус<анна> Мих<айловна> радеет делу издательства как всегда и образует теперь деловой центр. Я провел себе телефон и имею возможность сноситься с нею по всем делам не только лично, но и по телефону.