Warhammer 40000. Катарсис

Она лежала в центре арены, дрожа от озноба напавшего холода. Все ее тело зудело от проросших щупалец глаз, но она избегала смотреть на результат работы гомункула. Она смотрела в рыжий песок арены. Нельзя сдаваться. Ее губы едва шевелились, а вновь подступившие слезы снова застелили взгляд.

Возможно ингибитор стал действовать лишь сейчас, но Ристелл осознала, что ее мышцы не совсем бесполезны. И в этот самый момент к ней подлетел гомункул.

Подняв взгляд, канонисса увидела протянутую руку и Вормас произнес:

– Не отвергай свой последний шанс достойно встретить смерть.

Долгую минуту, Ристелл с ненавистью смотрела в желтые глаза палача, но затем схватила Вормаса за протянутую руку, ясно видя на его лице готовность защищаться. Едва она с его помощью поднялась на ноги, как он вновь поднял свою платформу вверх и объявил:

– Наложница Архонта готова продемонстрировать свои боевые способности и сразиться с противником, которого выбрала сама.

Поверхность арены плыла перед глазами Ристелл, но каким-то образом ей удавалось удерживаться на ногах, словно онемевших от холода. Она впервые осмотрела свое тело и едва сдержала клокочущий страх. Наряд наложницы практически весь был изорван и в прорезях ткани двигались десятки маленьких глаз. Первым желанием было стряхнуть с себя это варп-проклятие, но она ощущала как глубоко под кожу проникли липкие нити щупалец. Канонисса подняла взгляд к трибунам, лишь бы не видеть собственное изуродованное тело. Она надеялась на избавление, на то, что это ее последнее испытание, как последний бой раба у Цитадели тьмы. Возможно, как и у него, это ее последний шанс сделать то, что следовало с самого первого дня в плену.

Прожектора ослепляли, но благодаря гоготу и злобному шипению не было нужды выяснять, кто занял зрительские места. Теперь Ристелл совершенно ясно понимала Реоса. Она вспоминала тот момент его истории, когда так же на арене собрались его сородичи, ожидающие, что он сложит оружие, встанет на колени перед своим Повелителем. Они ждали, что он убьет Длекари, казнит того, кого любил, потешая Архонта.

От нее тоже ждали зрелища. Ждали казни загнанной жертвы. Для темных это действительно был достойный финал похода. И вдруг Ристелл вспомнился последний бой сержанта Борлака.

Она ощущала как ингибитор удерживает ее на грани сознания, а маленький цилиндр в боку впрыскивает неизвестный яд под кожу. Вормасу не к чему утруждать себя пояснениями, но задумываться о том, чтобы самостоятельно избавиться от его орудий пыток было чревато еще более тяжелыми последствиями. Едва ли он оставил ей достаточно времени и вероятно ее скоро постигнет участь того несчастного война, которого настигла демоническая статуя.

Дождавшись пока закончатся чествования Слаанеш и Вормас как любой опытный оратор сделает драматичную паузу, для вы-несения приговора порочной наложнице, Ристелл выкрикнула, как когда-то выкрикнул Борлак, но на этот раз взывая не к Ар-хонту кабалы, а к ее серому кардиналу:

– Если ты хочешь боя, то сразись со мной!

Какое-то время ей казалось, что за грохотом барабанов и ликующим ревом детей варпа, ее никто не услышал, но вот голоса стали стихать, давая возможность канониссе повторить свои слова.

Через минуту постамент Вормаса плавно завис над землей в па-ре метров от девушки. Воцарилась тишина и Ристелл почувствовала на себе взгляды тысяч воинов. Ощущая кожей движение демонических глаз на теле и зуд от внимания темных, канонисса понимала, что это ее последний шанс, возможно ее последний долг перед Императором и человечеством.

Каждый воин на трибуне жаждал ее крови и все они ждали ответа гомункула, узурпировавшего власть над кабалой.

Вормас смотрел в глаза медленно пожираемой полипами девушки и улыбнувшись произнес:

– Я был бы рад познакомить тебя с истинным понятием агонии, но я обещал тебе возможность побороться за свою жизнь, - С этими словами, гомункул медленно повел рукой за спину указывая на массивные ворота,

– Ты уже выбрала противника, но если твой старый друг не станет для тебя преградой, я буду в твоем распоряжении.

Постамент гомункула вновь вознес его над ареной, и его усиленный динамиками голос разлетелся среди толпы окружившей арену:

– С того момента, как я поведал вам о трагической гибели нашего Повелителя, многие из вас хотели напоить свои клинки кровью этой демоницы, - Вормас театрально указал на Ристелл, - Но честь эта выпадет ее старому знакомому, которого она сама освободила из клетки, завлекая в ловушку и без того терзаемого мучениями сержанта имперской гвардии.

Последние слова бесспорно должны были ранить Ристелл, но вновь пробудившаяся боль во всем теле не позволила ей задуматься о своей вине. Опустившись на колени, девушка стиснув зубы попыталась вырвать из бока цилиндр с шипованной иглой. Это вызвало новый спазм в мышцах, заставив ее зарычать от боли. По крайне мере теперь она знала, что яд в этой игрушке гомункула был призван лишить ее контроля над собственными мышцами и дать свободу отвратительным полипам. Возможно Вормасу достаточно лишь щелкнуть пальцами, чтобы токсин заполнил каждый сосуд ее тела. Едва ли он планировал для нее победу над сержантом.

– Трус, - Слово едва слышно соскользнуло с ее губ, так как спазмы продолжали выкручивать мышцы. Впрочем, темные воины привыкли к скользкой изворотливости гомункула, а перспектива такого ироничного, захватывающего столкновения и вовсе заставила их забыть о том, что Вормас отверг ее вызов.

Ристелл все также на коленях сидела на песке, прижимая руки к искалеченному телу. Она старалась не замечать копошащиеся демонические глаза, щупальца которых, словно черви пробирались по ее венам.

Она слышала проклятия в свой адрес, глумливые выкрики и угрозы, но все это было лишь отвлеченным шумом, пока совсем рядом вновь не зазвучал до отвращения знакомый голос:

– Реос оставил тебя, забрал ключ и нарушил наш уговор, - Вормас завис на платформе так чтобы Ристелл невольно пришлось поднять голову, но она этого не сделала и по-прежнему смотрела в рыжий песок арены, - Теперь твоя жизнь принадлежит мне.

Гомункул опустился ниже и кончиком пальца приподнял голову девушки за подбородок, заглянув ей в глаза:

– Я бы мог испытать на тебе сотни пыток, но в отличие от своих коллег, я считаю, что лучшие пытки, это те, которые человек причиняет себе сам, испытывая свою душу на прочность.

Он стал медленно подниматься над ареной, затем бросил девушке под ноги тот самый меч, который похоже темные уже прокляли за то, что он побывал в руках людей. Меч, который был в руках Борлака, когда он выступил против Реоса. Он во-ткнулся в песок прямо перед Ристелл, сверкая еще не испившим крови клинком.

– Если этого будет мало, я позабочусь о том, чтобы твоя душа попала в руки Слаанеш.

Канонисса подняла глаза на Вормаса и в них отразилась вся ненависть на которую она была способна. Гомункул лишь улыбнулся и вновь указал ей на ворота, поднимаясь все выше.

Снова зазвучали барабаны и осознав, что речь Вормаса окончена и пришло время боя, зрители вновь подняли гвалт экстаза и жажды крови. Створки высоких ворот стали расходиться, пропуская на арену Борлака - гротеска в полном облачении и казалось в два раза больше, чем он был тогда, в лаборатории гомункула.

Мышцы на огромных руках бугрились от стероидов, впрыскиваемых поршневыми шприцами, приделанными тугими ремнями к плечам. Каждый шаг заставлял сержанта выть от боли и каждый шаг активировал «подарки» Вормаса, делая переродившегося сержанта неуязвимой машиной для убийства.