Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2

— Когда ты последний раз ел, Константин?

— Я… я не помню, — осекся ученый, задумчиво потирая лоб. — Дни, недели… разве они имеют здесь значение?

Теперь Маннфред понял, что случилось с Константином — страх удерживал его в этом мрачном подземелье. Страх перед Конрадом. Выполняя волю своего господина, ученый добровольно заключил себя в стенах библиотеки, постепенно обезумев от голода.

Граф выхватил один из листов пергамента из рук ученого.

— Верните его! Это не для посторонних глаз! Нет! Он еще не закончен! — забился в истерике Константин.

Одного взгляда было достаточно, чтобы Маннфред понял, над чем работал безумец. Это была баллада, прославляющая правление его брата, хотя, на самом деле, сие творение не имело ничего общего с реальной жизнью Безумного Графа.

— Это он приказал тебе переписать историю?! — догадался граф.

— Это моя плата… посеять семена… для его царствования. Ибо он — возрожденный Вашанеш. Он сам говорил мне об этом.

— Он не был Вашанешем, Константин! Конрад был несчастным параноиком, недостойным быть вашим повелителем, и, даже близко недостойным быть воплощением Вашанеша.

— Он может вернуться… он…

— Нет, — покачал головой Маннфред. — Он не вернется, Константин. Ты — свободен. Твой господин мертв, мертв — по-настоящему.

— Свободен? — выдохнул ученый, словно пытаясь понять, о чем именно идет речь.

Маннфред кивнул. Протянув руку, он помог Константину встать. Ученый с трудом держался на ногах, качаясь словно пьяный, с уголков его губ капала слюна. Всем своим видом Константин напоминал не великого бессмертного, а последнего городского сумасшедшего.

— Куда мы идем? — пролепетал он. — Я не готов видеть Конрада. Работа еще не закончена. У господина очень суровый нрав. Я не хочу рассердить его.

— Конрад мертв, — снова повторил Маннфред, как будто это могло разбудить погруженный во мрак рассудок ученого. Нет, тут уже ничем нельзя было помочь — даже свежая кровь уже не способна возвратить его угасший разум к жизни — граф прекрасно понимал это.

Маннфред успокаивающе обнял безумца за плечи:

— Пойдем со мной, Константин, я хочу показать тебе кое-что интересное.

— В самом деле, — с надеждой в голосе спросил ученый.

— Да, — коротко бросил Маннфред, и, в тоже мгновение, одним резким ударом правой руки пробил грудь Константина. Ту секунду, пока рука графа сжимала иссохшее сердце несчастного вампира, Маннфред наблюдал, как выражение облегчения и умиротворенности сменяют гримасу безумия на лице ученого. Тихий вздох вырвался из уст последнего слуги Конрада, когда новый повелитель Дракенхофа вырвал сердце из его груди, положив конец мраку, терзавшему несчастного.

Процесс восстановления старого замка был всеобъемлющим: там, где Конрад уходил под землю, стараясь спрятаться в тени, Маннфред создавал рукотворную тень — его подход кардинально отличался от образа действий Безумного Графа.

Крестьяне из соседних городков и деревень были призваны на строительство в качестве черновой рабочей силы, доставляя камни из каменоломен каменщикам, трудившимся над реставрацией родового гнезда фон Карштайнов. Работа кипела, не останавливаясь ни на минуту: люди, подобно муравьям, сновали вверх и вниз по наклонным настилам, подчиняясь указывающим окрикам надсмотрщиков. Под тяжестью неподъемной ноши истощенный скот срывался вниз, падая к подножью стен цитадели — его исковерканные трупы служили предостережением остальным работникам. Упавшие камни подхватывались новыми носильщиками — вереница рабочих-муравьев продолжала свой бесконечный бег.

За несколько месяцев усиленной работы Дракенхоф преобразился до неузнаваемости. Великолепный замок, высившийся на господствующем над окружающей местностью горном склоне, являл собой замечательный образец осовремененной цитадели, сохранившей, в тоже время, мрачное очарование древности. Крепость усилилась девятью башнями: изящная смотровая башня поднималась ввысь, подобно громадной игле пронзая небеса, три приземистые угловые башни с плоскими открытыми крышами были приспособлены для размещения метательных орудий, пять цилиндрических — усиливали внешний периметр цитадели. Фундамент башен уходил глубоко в скальные породы, соединяясь с подземным лабиринтом, оставшимся в наследство от Конрада. В подвалах нескольких башен граф устроил подземные темницы, а в одной — тренировочный зал, скрытый от глаз посторонних, где, по слухам, вампир оттачивал свое мастерство, тренируясь во владении различными видами оружия.

Все же, по мнению Маннфреда, работы по восстановлению шли недостаточно быстро, что жутко раздражало графа. Фон Карштайн хотел, чтобы его творение затмило прежнюю славу древней цитадели. Медлительность строителей нервировала Маннфреда, однако, новый правитель умел контролировать свое нетерпение. Тем более — такие как он, могли позволить себе роскошь ожидания, не вмешиваясь в естественный ход событий. Увлекшись ежедневными тренировками, граф доверил руководство работами по реставрации замка Ибрагиму, своему управляющему. Познания этого человека в области математики, физики и архитектуры впечатляли: с помощью сложнейших вычислений Ибрагим мог точно рассчитать, какое давление будет оказывать вес постройки на подошву и стены фундамента, нагрузки, которые способны выдержать опорные балки или колонны, кривизну сводов и арочных проходов и, многое другое. Управляющий часто говорил о законах сакральной геометрии, определяющих гармонию пропорций и форм — благодаря чему архитектурные творения приобретают законченные черты, поражая неискушенных зрителей своим великолепием. Даже Маннфред вынужден был, в конце концов, согласиться, что вид Дракенхофа изменился к лучшему: древняя цитадель стала похожей на внушающего трепет величественного черного дракона, утратив свой прежний облик уродливой горгульи.

В отличие от своих предшественников Маннфред предпочитал вести затворнический образ жизни, избегая устраивать пышные приемы и, не навязывая свое общество подданным. Несмотря на внешнюю замкнутость, граф пристально следил за тем, как развивались события в приграничных землях Империи, получая всю необходимую информацию от многочисленных агентов, шпионящих для его светлости. Новости были обнадеживающими — многие провинции Империи находились в состоянии войны со своими соседями, изнутри подтачивая прочность созданного Зигмаром государства. Замаячила, пока еще призрачная, возможность распада некогда могущественной державы на отдельные части.

Маннфред выжидал, собирая сведения о слабостях врага: знание и опыт — вот что лежало в основе любых действий правителя Дракенхофа. Каждая крупица информации тщательно изучалась и оценивалась, ибо, на этот раз — ошибок быть не должно. Граф не собирался повторять судьбу Влада или Конрада. Все больше времени он проводил в подземной библиотеке, изучая секреты темной магии, постигая все новые и новые тайны потустороннего мира. Он коснулся Ветров Магии, купаясь в объятиях Шайша, чувствуя, как черный ветер наполняет его, делает совершенным. При всем своем безумии Конрад поступил весьма мудро, разместив библиотеку в подземных чертогах. Старые скалы, помнившие еще времена сотворения мира, были пропитаны не только кровью многочисленных жертв, нашедших смерть на алтаре Безумного Графа, они хранили в себе следы нечто большего: Шайш — шестой из магических ветров, настолько темный, что стирал все краски окружающего мира, незримым покрывалом окутывал подземелье, проникая в плоть фон Карштайна, предлагая графу безмерную силу. Силу, позволяющую управлять темной магией, дающую возможность отомстить, овладеть Империей человеческих отбросов, превратив ее в царство мертвецов — истинную силу.

Они стали единым целым: Маннфред не мог управлять темной магией, не используя силу Шайша, черный ветер — подпитывался от вампира, изменяя его, превращая в своего верного и надежного слугу.

Еще одним сокровищем графа была книга, принесенная Маннфредом из Страны Мертвых. Ни один из уникальных манускриптов, в изобилии наполнявших библиотеку, даже близко не мог сравниться с этой удивительной вещью. Вампир часто разворачивал ее, любовно поглаживая старые страницы, сделанные из человеческой кожи и, стоило ему только прикоснуться к бесценному наследию великого некроманта, как дух Нагаша оживал, проникая в мозг графа. Он всегда был здесь — этот ненавязчивый шепот, соблазнительно звучащий в глубине сознания Маннфреда.