Welcome to the black parade

Итак, мы направляем наши стопы к маленьким серым домам, по дороге опять поём «Катюшу», а потом Катька-дьявол надевает мешок на голову Крису-Франкенштейну, чтобы тот заткнулся, и всё-таки поражает нас своим глубочайшим знанием испанского, а в частности песни «Деспасито».

Люди по-разному реагируют на происходящее. Когда открывается дверь, первое, что они видят, это милого ангелочка, Нику. Но вот когда дальше подходят парочка зомби, или безумный мясник-каннибал Эрик, или Томас, которого разукрасили под клоуна из «Оно», некоторые впечатлительные личности аж в обморок грохаются, как одна девушка. Пришлось с ней потом конфетами поделиться, чтобы не обижалась.

Но когда мы стучимся в одну дверь, случается то, чего мы боялись. Дверь нам открывает… Маркус. А за его спиной видны никто иные, как родители Трис!

— П-п-папа?.. — у Фора вытягивается лицо, — а что ты тут делаешь?

— Это я должен у тебя спросить, — грозно смотрит на нас Маркус, — что ты тут делаешь в компании всякой нечисти? Да ещё и в туалетную бумагу завёрнутый.

Трис тихо хихикает. Своего любимого она нарядила мумией.

— А вот и наша красавица, — к Маркусу подходит Натали Прайор, — что вы тут забыли?

— Мы Хэллоуин отмечаем, — отвечает за «блудную дочь» Алёна.

— Конфеты или жизнь! — рычит Крис, протягивая мешок.

— А вот теперь послушайте моё условие, — мама Трис складывает руки на груди, — или вы сейчас берёте ноги в руки и на поезд до Бесстрашия и больше не пугаете мирное население, или завтра я сама лично пойду к вашему лидеру…

— Далеко ходить не надо, — из-за кустов вылезает Эрик, единственный из нас, кто выглядит достаточно страшно, — лидер здесь.

Натали чуть не падает в обморок, а Маркус быстро перекрещивается.

— Да, это наш лидер Эрик, — говорит Алёна (между прочим, тёща Франкенштейна, как в фильме «Дрянные девчонки»), — а ещё он мой парень.

— Странные у вас, однако вкусы, юная леди, — фыркает пришедшая в себя Натали, — ну, думаю, этот маньяк там у вас не единственный лидер, вот пойду завтра и расскажу, чем вы тут занимаетесь.

— Ребят, нам реально уже надо сваливать, — шепчет Трис.

— Ладно-ладно, мы уходим, — «мумия» поднимает руки.

— Вот и уходите! — с этими словами Маркус захлопывает дверь перед нашими носами.

Повисает полная тишина, как на том самом Ивановском кладбище, которую нарушает только раздосадованный голос Финника:

— Вот зараза, даже сладкого не дал!

Мы едем на поезде в нашу теперь уже родную фракцию. Страшный прикид ушёл в небытие, только каждый оставил себе на память небольшой сувенир от костюма — кто вставную челюсть, кто рваную футболку, но больше всего повезло Эрику — он взял огромный топор для мяса.

— Теперь гусей будет вскрывать удобнее, — смеётся лидер.

Фор хотел забрать хоть часть туалетной бумаги. Но тут раздаётся тихий смех Трис, на что Фор с болью в голосе говорит:

— Тебе смешно, да! А кто всю туалетную бумагу переводит, когда у меня ночует?

— Я не перевожу, — тихо отвечает Трис, — я просто… Я её в общагу отношу. А то у нас никогда её нет…

— Да как ты… Дайте валидол! — Фор валится на под поезда, притворяясь (а может, и нет), что ему ой как плохо.

Эрик (опять же, неизвестно, притворяясь или нет) делает Итону искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. К нему подключается Финник с коробкой сахара, которую нам заботливо сунула какая-то отречённая бабулька. Парни проделывают с Фоном какие-то манипуляции, после чего он пошатываясь встаёт.

Веселье продолжается.

По прибытию в Бесстрашие мы собираем совет на тему, чем же заняться. И тут Крису приходит замечательная мысль.

— А пошли в караоке?

— У нас ещё и караоке есть? — выпучивает глаза Ника.

— Ага, — довольно ухмыляется Катя, — мы его давно обнаружили.

Видимо, живя с урождёнными, Кэт времени зря не теряла.

— Отлично, в караоке, так в караоке, — ухмыляется Эрик.

Наш Катон Сусанин ведёт «поляков» в обитель священного караоке, и вскоре мы туда добираемся.

— Слушайте, можно мы первые? — хихикает Алёна.

— Да пожалуйста, — отмахивается Фор.

Но это равнодушное выражение лица скоро пропадает с его лица. Потому что Алёна тащит своего гусятника на сцену и начинает петь песню, которую даже я от них не ожидала.

Ты приснился мне однажды, летней ночью ты приснился.

Я тебе открыла сердце, чтобы сон однажды сбылся.

Ты дарил мне южный ветер. Ты дарил мне тёплый вечер.

И судьба благословила ожиданье нашей встречи.

На припеве вступает Эрик:

Я назову планету именем твоим!

И будет мир принадлежать всегда лишь нам двоим.

Твоей безоблачной вселенной стану я.

Ты — любовь моя! Ты — любовь моя!

Все наши ухохатываются, кроме Фора. Он решительно отпускает руку Трис и выскакивает на сцену. Та в глубоком шоке, но парень этого не замечает. Вместо этого он берёт микрофон, откашливается, и начинает, только почему-то все обращения к девушке исполняет в мужском роде:

Вечером теплым брожу один

«Ты не можешь его вернуть» — шепчет мне нежно дождь

Знаю, что встречу тебя с другой

Лучше это был бы не ты, но рядом с ней ты идешь

Я ж тебя так любил, так любил

Думал, что ты ждал меня. Что же ты сделал, а?

Я ж тебя так любил, так любил

А теперь потерял тебя…

А дальше Фор падает на колени и протягивает руки Эрику:

А она тебя целует, говорит что любит

И ночами обнимает, к сердцу прижимает

А я мучаюсь от боли со своей любовью

Фотографии в альбоме о тебе напомнят

О тебе…

У меня уже живот от смеха болит. А вот Трис не до смеха. Она подходит к своему благоверному и за ухо вытаскивает его со сцены. Потом уводит в угол и что-то говорит, мне не слышно. Потому что ди-джей в другой части зала включает песню:

Всё решено!

Мама, я гей!

Папа, я гей!

— Ах так! — верещит Трис.

И вот уже её голос надрывается на всё Бесстрашие:

Кап-кап слезки на платье из ситца,

И пусть сегодня он мне не снится,