WOAS. Этот безумный мир

— Я скучала по тебе, Кэс… Но я, кажется, больше не умею любить тебя так, как раньше, — проговорила Ханна, чуть отстраняясь и поднимая лицо, чтоб взглянуть брату в глаза. — Честно, Кэс… Мне так неловко, но…

Кэссиди нежно коснулся ее щеки пальцами, и Ханна невольно закрыла глаза. Эта ласка была такой интимной, такой волнующей, и она ощущала себя такой хрупкой в объятиях брата… Это было так волшебно и так порочно одновременно.

— Я всегда знал, что мы найдем путь друг к другу, Ханна. Ты и я, — прошептал Кэссиди, его дыхание опалило Ханне висок, она так разомлела и настолько поддалась очарованию момента, что очнулась лишь тогда, когда губы Кэссиди мягко накрыли ее собственные в совсем не родственном поцелуе.

— Это безумие! — выпалила девушка, отталкивая брата. — Никогда больше, Кэс! Никогда, ты понял?!.

Она бросилась к себе в комнату, позабыв о сэндвичах с индейкой и вообще обо всем на свете, кроме как о том, что она — чудовище, трепещущее от поцелуев родного брата.

Ее тошнило всю ночь, буквально выворачивало наизнанку, и к утру Ханна уже подумывала о том, чтобы вызвать себе скорую, как наконец все прояснилось.

Она слышала об этом прежде — об этой редкой, странной болезни, которая в большинстве случаев заканчивалась летальным исходом.

Кровь и соцветия — ханахаки притаилась прямо у нее в груди и откашлялась белоснежными лепестками с алыми прожилками, символизируя ее запретную любовь к Кэссиди. Ее смертный приговор был прекрасен и изящен — романтичным девочкам о таком только мечтать. Но Ханна не мечтала, Ханна была в ужасе, Ханна хотела жить, хотела быть счастливой, Ханна хотела…

Комната Кэссиди находилась рядом, и Ханна остервенело колотила кулаками в дверь, а в кулаках были зажаты белоснежные лепестки: как доказательство греха и как мольба о помощи. Кто же поможет ей теперь, если не ее герой?..

— О, Ханна, что за шум? — мама, выглянувшая из своей комнаты, казалась расстроенной.

— Мне нужен Кэссиди, — мрачно отозвалась Ханна, продолжая стучать к брату.

— О, Ханна… Ханна, прекрати! Кэса нет в комнате. Он… Он уехал рано утром.

— Куда уехал? — внутри у Ханны все похолодело, она опустила руки и позволила тревожному предчувствию захлестнуть себя. — Мама! Куда уехал Кэссиди?

— Он сказал, что не может оставаться дома, — невнятно проговорила Эшли Мэрин. — Сказал, у него теперь другая жизнь. Сказал, что мы не должны винить себя или тосковать. Он уехал ради нас, так он сказал…

— Уехал ради нас?.. — переспросила Ханна и стала оседать на пол, пальцы ее разжались и лепестки упали ей на колени.

«Никогда больше!» — крикнула она вчера Кэсу, и он сделал все так, как она и хотела. Он всегда делал так, как хочется ей, был ее героем.

Вот только на этот раз он немного просчитался.

Новый приступ кашля свел горло спазмом — Ханна Мэрин откашливала новые и новые цветы, обагренные собственной кровью, и слезы катились по ее щекам. Как долго она протянет? Впрочем, имеет ли это теперь хоть какое-то значение?..

========== Клаус Майклсон/Кэтрин Пирс. TO/TVD. ==========

— В следующий раз, — цедит он на прощанье сквозь зубы, — Ты умрешь, когда мы встретимся.

— Можешь не тратить время на то, чтобы расписывать, как это будет больно и мучительно, — томно усмехается Кэтрин Пирс, вытянув ноги у камина. — Сегодня совсем не хочется трепетать от страха… Уверен, что не хочешь выпить на дорожку?

Ответом ей была лишь захлопнувшаяся за ним входная дверь, и Кэтрин хмыкнула ему вслед — она не была разочарована, нет. Некоторые вещи никогда не меняются и это, пожалуй, даже хорошо. Ее смертельный враг навсегда останется таковым — а она навсегда останется его слабостью. Он, конечно же, все еще верил в то, что контролирует ситуацию. Он, конечно же, считал себя хозяином положения. Был уверен, что это именно он пользуется ею и унижает ее, уходя на рассвете без прощального поцелуя.

Ах, этот наивный, глупенький тысячелетний мальчишка! Он бывает поразительно слеп, когда речь заходит о привязанностях — а все потому, что он отчаянно боится привязаться к кому-то.

Кэтрин была идеальным вариантом для него — не возлюбленная, но жертва. Так он думал, сжимая пальцы на ее горле и неистово целуя хрупкие ключицы; так он думал, наматывая на кулак черное золото ее волос и требуя подчинения; так он думал, угрожая убить ее, но вместо этого снова и снова возвращаясь в ее постель, безошибочно находя ее где бы она не спряталась и как далеко бы не сбежала.

Он находил ее, сидящей у зажженного камина — они неизменно коротали ночи втроем: он, она и пламя, бликами играющее в ее волосах, отражающееся в радужке ее глаз и окрашивая в мягкий, теплый цвет ее белую кожу.

Он был уверен, что ненавидит ее — вот ведь чудак, в самом деле!

А Кэтрин… Что ж, она принимала правила игры и испуганно вскрикивала, когда он грубо хватал ее за запястье, молила о пощаде, когда он швырял ее на диван, или на стол, или даже прямо на пол. Кричала, порой даже плакала — о, она умела быть идеальной жертвой, ведь когда-то давным-давно она и в самом деле такой была. Играть саму себя, но быть сильнее, лучше — это было особым видом извращений, которые стоит отнести скорее к психологическим.

Навеки мучитель и жертва, навеки хозяйка и ее верный пес — вот кем они были, и вот кем они собирались оставаться.

Дрова в камине уютно потрескивают, бурбон в бутылке становится теплым, но Кэтрин это даже нравится — теплая горечь струится по горлу так похоже на кровь.

Скоро он вернется, ее преследователь, мучитель и любовник.

Скоро он вернется — ее любимый.

— Клаус, — шепчет она беззвучно, и улыбка касается ее искусанных и припухших от поцелуев губ.

Он вернется гораздо скорее, чем планировал сам — в последнее время только так и бывает.

========== Хлоя Деккер/Клаус Майклсон. Люцифер/Древние. ==========

На вопрос «какого дьявола» у него уже был подготовлен ответ:

— Блондинки с обостренным чувством справедливости — моя слабость.

Немножко шантажа, немножко откровенных угроз, изящная попытка подкупить и, в конечном счете, беспроигрышный вариант — внушение, и вот уже детектив Уилл Кинни лишь невнятно пожал плечами перед своей коллегой из Эл-Эй, выражая свою неспособность хоть как-то воспрепятствовать происходящему.

— Мистер Майклсон наш внештатный консультант по всякого рода кошмарам, — обронил он, старательно глядя себе под ноги. — Для вас же это не в новинку, правда, Деккер?

— К сожалению, нет, — вздохнула детектив Деккер, откровенно недружелюбным взглядом смерив с головы до ног мужчину, которого представили ей как Никлауса Майклсона. — Но я так надеялась, что хотя бы в командировке отдохну от Люцифера.

— Кто бы он ни был, со мной ему не сравниться, — самодовольно сообщил Майклсон, изучая Деккер не менее откровенно, чем она его.