XVII. Наваррец
Шрифт:
От отвращения и омерзения, которые я не мог перебороть, меня скрутило и все же стошнило, и лишь это дало мне свободу: руки, державшие меня, на пару мгновений разжались, но этого хватило.
Я резко разогнулся, ударив затылком в лицо стоявшего позади нищего, да так удачно, что, кажется, сломал ему нос, второго пнул со всей дури по колену, третьего оттолкнул и тут же бросился сквозь окружившую меня толпу, яростно работая локтями.
Бабища с бородавкой заверещала и потянула ко мне пальцы, пытаясь схватить за одежду, но я мимоходом врезал ей, сворачивая челюсть, и визг перерос в хлюпающий
И все же нищих вокруг было слишком много, несколько десятков, и только благодаря эффекту неожиданности меня еще не сбили с ног, и я даже сумел прорваться через первое кольцо, окруживших меня людей.
Но со всех сторон ко мне спешили все новые и новые бездомные, и я видел, что к выходу мне никак не пробиться: снесут и затопчут.
Я оказался у костра, над которым на крепкой рогатине висел котел с варевом. Рядом валялась окровавленная шкура, кажется, мелкой собаки, а над ней кружили жирные зеленые мухи. Недолго думая, я пинком сшиб котел на землю и подхватил рогатину — хоть какое-то оружие!
Из костра выплеснулось содержимое — отвратительного цвета полужидкая бобовая похлебка и еще пара кусков чего-то, я даже не сразу понял — чего именно. А когда сообразил, то чуть вновь не согнулся в приступе рвоты. Среди рассыпавшихся бобов валялись две человеческие руки, грубо откромсанные по локоть.
Значит, то была не собачья шкура, а человеческий скальп!
Все-таки они не шутили, вокруг настоящие парижские каннибалы. Они жрут людей, и меня сожрут, если смогут!
Рогатина оказалась что надо — опаленная на огне почти до прочности стали и заостренная на концах, с такой хоть на медведя выходи!
Первым на меня прыгнул коротышка с лицом, полностью покрытым коростой. С ним я справился легко: ткнул рогатиной, пробив шею, тут же ногой сбил тело, освободив оружие, и крутанулся, отражая следующую атаку. Меня чуть не достал тип с кривым ножом, я еле успел отпрянуть немного назад, и мощным пинком пробил ему прямо между ног — это единственное, что я успевал сделать.
Хватило. Нищий согнулся и заорал от боли, а я все крутился и колол, направо и налево, не останавливаясь ни на секунду. Попадал я в лучшем случае один раз из пяти, но удары отпугивали нападавших, заставляя их отступать. Они мешали друг другу, и только поэтому я был еще жив.
Но было понятно: долго так продолжаться не могло, первая ошибка — и я труп!
В какой-то момент я оказался прижат спиной к скале, до выхода из пещеры казалось еще очень далеко, а передо мной стояли сразу пятеро нищих, причем все с оружием в руках. У троих — короткие дубинки, у двоих — ножи. Длина моей рогатины давала небольшое преимущество, и напади они одновременно, одного бы я наколол на древко, но от остальных уже бы не отбился.
И все же, никто из них не хотел быть тем самым первым, кто гарантированно умрет в эту минуту.
Поэтому они окружили меня полукольцом, отрезая пути к бегству, но не нападали, тянули, каждый ждал, что сосед рискнет раньше. Умирать не хотел никто, и момент затянулся.
— Зачем я вам? Живым я принесу больше пользы, чем мертвым! — я крепко держал рогатину, тыкая ей то влево, то вправо, а спиной ощущая крепость камня.
— Какая от тебя польза, дворянчик? — просипел один из нищих,
еще крепкий на вид мужик лет тридцати.— Деньги! У меня есть деньги, там, наверху, и я поделюсь с вами! Клянусь!
Сиплый рассмеялся, желтая слюна свисала из уголка его рта, дотянувшись до самой груди.
— Чтобы аристократ да сдержал свое слово? Ни за что не поверю!
— Мне нет до вас дела. Зачем мне обманывать? У меня есть тысяча ливров, и я отдам их в обмен на жизнь.
— Тварь! Не верю ни одному твоему слову! — Сиплый неистово затряс головой, как припадочный. — Лживые, лживые мрази, все вы там! Убью! Обещаю! Убью и обглодаю твое лицо!
Он дернулся было ко мне, я приготовился ударить, но неожиданно на плечо сиплому легла тяжелая рука крупного и высокого нищего, весом далеко за сотню килограмм, но не толстого, а, скорее, с телосложением штангиста.
— Подожди-ка, Зуб, вечно бы тебе жрать. Человек-то дело говорит! Сожри, вон, товарища своего, которого этот прикончил, пока Сюзи его одна не употребила!
Сиплый замер и завертел головой, да и я бросил короткий взгляд туда, куда указывал здоровяк. Бородавчатая баба очухалась от удара, раздобыла где-то топор и мощными ударами разделывала тело убитого мной несколько минут назад человека.
Громила, между тем, продолжал:
— Тысяча ливров, ваша светлость? И как же нам заполучить эти деньги?
— Вы меня отпускаете, я отдаю вам деньги. Или вы меня убиваете, потом, наверное, сварите и съедите, но поверьте, мое мясо не стоит и десятой доли от этой тысячи. Я сухой и жилистый, похлебка получится без навара.
Здоровяк засмеялся, чуть откинув голову назад и широко открыв рот, в котором недоставало доброй половины зубов, а те, что остались, были остро наточены, словно звериные клыки. Сколько глоток он ими перегрыз, я и представлять не хотел.
— А вы смельчак, ваша светлость. Шутите перед смертью! Вы же понимаете, отсюда вам не уйти. Да и не выглядите вы, как человек, у которого есть тысяча ливров. Вы не из Гаскони, случаем?
— Я из Наварры. А деньги у меня есть, и вы их получите, клянусь честью!
В доказательство я вытащил левой рукой кошель и, и коротко размахнувшись, веером швырнул оставшиеся внутри монеты прямо под ноги нищим. Сколько там было точно, не знаю, пистолей десять, не меньше, но блеск золота сыграл свою роль. Несколько человек тут же кинулись собирать монеты, наплевав на все вокруг, завязалась короткая потасовка, но ее быстро прекратил здоровяк — я про себя начал называть его королем нищих. Он коротко врезал одному, пнул другого, и все временно успокоилось.
Честно, я бы не соврал и отдал эту тысячу до последнего су, а потом собрал бы отряд и выжег бы эту пещеру дотла, вместе со всеми ее обитателями. Такие существа — уже не люди, они не имеют право на существование!
Видно, что-то мелькнуло у меня во взгляде, и нищий это чутко уловил.
— Не нравится вам здесь, верно? Брезгуете такими, как мы? Считаете себя выше. Думаете, что не опустились бы так глубоко на дно ни при каких обстоятельствах. Верно говорю?
Я уже чувствовал, что договориться не получится и приготовился к последнему бою. И все же ответил, выигрывая для себе еще пару мгновений: