Я - АЛКАШ

Я быстренько искупнулся и когда стал собирать свои шмотки, то явственно поймал на себе взгляд женщины в панаме. Но, господи, что я мог ей и себе предложить! Нищеброд и алкаш, с трудом наскребавший с утра на две бутылки дрянного пива! Да и то, чтобы иметь сегодня эти деньги, вчера потребовалось соврать о том, что мне нужно срочно съездить на собеседование – я порой закидывал такие удочки, ну типа ищу работу, - и получить под это дело денег на проезд, а потом болтаться три часа по микрорайону изображая эту самую поездку. А пару дней назад, с утра, также маясь от перманентного похмелья (это состояние было всегда, и неважно, сколько я перед этим выпил, и пил ли вообще!) напроситься к тётке в гости, чтобы сдать бутылки, которые у них скопились, простоять два часа на солнцепеке в очереди к приёмному пункту. Я виновато улыбнулся женщине и, собрав свои жалкие тряпки в руку, поплёлся с пляжа. Девчонки-тинейджерки свободно лежали на спине, разбросав свои чудные грудки.

Расчёт мой был верен, мать собиралась уходить. Она пристально на меня посмотрела, но, то ли не учуяла пивного запаха, то ли, проигнорировав его, подала мне запечатанный конверт и сказала:

– Вот деньги для адвоката. Я надеюсь, что они к нему попадут, - пристальный взгляд мне в глаза.
– Деньги на проезд и сигареты на столе в кухне. Я там котлеты пожарила, поешь. Там много, всем хватит.

– Я не хочу, - я отвернулся, стараясь на неё не дышать.

– Да, ладно, выкобениваться-то. Есть тоже надо, загнёшься ведь так!

– Спасибо. Я съем, - я прошёл к себе в «берлогу», и закрыл за собой дверь.

Ещё немного побурчав, мать ушла, и я остался один в квартире. Я прошёл на кухню, проигнорировав тарелку с котлетами, залез в холодильник и достал красное яблоко. Жена вчера купила, и я слышал, как они с дочерью аппетитно хрумкали. Вот почему-то сладкого и фруктов очень хотелось, но потратить с трудом найденные гроши на тоже яблоко, я позволить себе не мог, а супруга всегда покупала очень мало. Незаметно спереть не получалось. Но сегодня я не утерпел, и всё-таки стащил одно спелое и сочное великолепие. Я проглотил яблоко за один присест вместе с косточками и жёсткой сердцевиной, ужасно хотелось ещё, но фруктов было мало, и я с сожалением закрыл холодильник. Одну котлетку я всё-таки из тарелки взял, я знал, что это мать на свою грошовую пенсию сходила на рынок и купила мяса, чтобы я съел что-нибудь существенное. Жена покупала продукты только себе и дочери. Тёплую, поджаристую котлету я отнёс к себе в комнату и спрятал за телевизором, стоявшим на тумбочке – будет, чем закусить вечером. В том, что будет «что» закусить, я нисколько не сомневался. Я решил немного позаимствовать из денег приготовленных адвокату. Сумма была собрана мелкими купюрами, и потому вероятность, что маман обсчиталась – правда, я также знал, что это невозможно, деньги наверняка были несколько раз пересчитаны – не исключалась, для адвоката, конечно же. Да и что ему какая-то бумажка!

Но когда они будут разбираться насчёт недостачи, наверняка маман спросит, а был ли запечатан конверт, и потому необходим был ещё один конверт. Я прошёл в большую комнату и открыл в стенке ящик, где у жены хранились документы и всякие бумаги. Мне, почему-то казалось, что я видел у неё там конверты. То, что я искал, я не нашёл. Но зато я обнаружил проявленную плёнку от фотоаппарата жены. Плёнка была с дефектом, но всё же на снимках вполне можно было различить компанию мужчин и женщин, находящихся в какой-то квартире во время празднования, за столом одним словом. Сначала кадры были вполне невинного содержания, но потом часть одежды с участников стала пропадать, а в конце плёнки так и вообще мэны были только в трусах, а вумены в трусиках и лифчиках. По улыбающимся пьяным рожам – с трудом, но можно было и это рассмотреть – веселье было грандиозным. Позы были фривольными, а количество бутылок на столе говорило о том, что пьяны все были капитально. Эдакое русское бардельеро. Всё бы ничего, но в одной из раздухарившихся дам я хоть и с трудом, но довольно-таки отчётливо, узнал свою благоверную. Потом после детального рассмотрения, причём не поленился и нашёл материны очки, мною были идентифицированы и другие участники банкета. Правда, через всю плёнку проходила узкая полоса – какой-то дефект или брак, – но рассуждая логически, мне не составило особого труда опознать всю компанию. Конец плёнки был оборван, из чего я сделал вывод, что самые пикантные кадры остались там, на оборванном конце. Нет, вернее, мне хотелось, чтобы так именно и было.

Ещё бы год-полтора назад я, увидав такую плёнку, сразу бы рванул в магазин, позабыв про все дела. Нажрался бы до поросячьего визга, и стал бы ждать жену, чтобы устроить ей допрос с пристрастием. Наверняка бы достал из ящичка в стенке её трусики или бюстгальтер, и, обливаясь пьяными слезами, дрочил бы на эти тряпочки, а залив их спермой, выбросил бы испохабленные вещи в окно. Как не прискорбно, но я это действительно проделывал, и не однократно. Поводы были разнообразные, но в основном все жёнины измены были продуктом воображения моего воспалённого мозга. А потом я бы конечно, не дождавшись её, рванул на рынок и там бы устроил скандал, и даже может быть ударил её на глазах у людей. Да, всё бы так и было.

Но сейчас, сегодня, так не будет. Что-то щёлкнуло во мне после этой эпопеи с ментурой, после этого подвешенного состояния – посадят, не посадят, - что-то во мне повернулось. Я и пил-то как-то по инерции, почти и не напивался, так только поддерживал форму, так сказать.

Я аккуратно свернул плёнку, положил в карман шорт, и продолжил искать конверт. Нашёл я его только в ящиках у своей дочери. Уже у себя в комнате я проделал нехитрые манипуляции с деньгами для адвоката. Почти вся сумма, но уже без двух бумажек, вместо одной – месть за плёнку, перекочевала в другой конверт. Разорванный я не стал выбрасывать в мусорное ведро – моя маман была великим сыщиком, и поэтому нельзя было оставлять такие улики, - а сжёг его в раковине на кухне. Прямо как Штирлиц шифровку. Плёночку я аккуратно спрятал в тумбочке у себя в комнате. Я надеялся, что с помощью этих «весёлых картинок» мне удастся вытянуть с жены энное количество денег. «Эх, а хорошо бы распечатать. Фотографии-то гораздо ценнее будут!» - я улыбнулся, и мысленно похвалил себя за удачную находку.

Часа через три – а за это время я успел сделать небольшую запись в заветную тетрадь, посмотреть по нормальному телевизору своих домочадцев фильм, погладить последние, более-менее приличные брюки и рубашку, побриться впервые за неделю, одеться и наконец доехать до адвокатской конторы, умело обманув кондуктора, и сэкономив на этом несколько монет – я вошёл в кабинет адвоката и вежливо поздоровался со своим спасителем.

– Добрый день, Пётр Ильич, - я лучезарно улыбался.

– Ааа! Вот и товарищ Никулин, пожаловал, - пузатенький, седовласый, в отличном костюме господин адвокат был сама уверенность и респектабельность.

– Вот, это вам, - я протянул конверт с деньгами. Почему-то в голове всплыла фраза из «Приключений Шурика» - «Я вам денежки принёс, за квартиру, за январь…».

– Спасибо, - адвокат небрежно кинул конверт в «кейс» - «Вот спасибо, хорошо, положите на комод…».

– Присаживайся, - адвокат любезно указал мне на стул.
– Как дела?

– Вашими молитвами, - я вежливо присел. Этакий послушный мальчик, мать её!

– Больше хулиганить не будешь? – Пётр Ильич продолжал улыбаться.
– Выпить не хочешь?

– Нет, благодарю, - я продолжал играть роль, - а насчёт «хулиганить»… Я понял, что мне нельзя нарушать Уголовный Кодекс. Я не по этому делу. Как говорится: «не украсть, не покараулить».

– Ну, вот и славно! – и я понял, что аудиенция окончена.
– Большой привет матушке и тётушке! Я им обязательно позвоню.

– Конечно, конечно. Непременно передам, - «Конечно, позвонишь, когда деньги пересчитаешь!».

Предстоящие разборки с матерью меня мало волновали, меня больше интересовало, где мне сейчас выпить. На те, две бумажки, что я позаимствовал из адвокатского гонорара, можно было не только купить бутылку, но ещё и махнуть грамм эдак триста.

Уже под вечер я изрядно «освежённый» возвратился домой. Я неплохо оприходовал одну «бумажку» в кафе на набережной. Я любил эту забегаловку за низкие цены и не совсем «паленую» водку. Из своего «бюджета» сумел даже выкроить себе пару сосисок на закуску. Пообщавшись вволю с местным пролетариатом, я всё-таки поборол искушение потратить и вторую «бумажку», и двинул до хаты. По дороге зашёл в минимаркет и приобрёл «ночную» бутылку, чтобы спалось и работалось – а мне не терпелось продолжить свои записи, – хорошо.

Дверь мне открыла дочь. Вернее не открыла, а только отщёлкнула замок в ответ на мой условленный звонок. Вот такие у нас были отношения. Я не стал ничего говорить в демонстративно захлопнувшуюся перед моим носом дверь в комнату, где жили жена, дочь и мать. Я просто прошёл на свою территорию и, раздевшись до трусов, брякнулся на кровать, предварительно спрятав водку под подушку. Вот и ещё один день прошёл.

Поборов лень, я приподнялся и сильнее открыл окно. Тёплый июльский ветерок ворвался в комнату и стал приятно обдувать почти голое тело. «Трусы что ли снять, для смеха?», - я взялся за резинку, но потом усмехнулся и передумал, - «Ну, их на хуй! Войдёт кто-нибудь, подумает, что дрочу внагляк». А триста грамм, выпитые в кафешке уже бойко разбежались по венам и сосудам, и я почувствовал, что член наполняется какой-то истомой. Перед глазами тут же появились подружки с пляжа, только они уже были не только без бюстгальтеров, но и без трусиков. Вот лица девчонок, я как не бился так и не смог вспомнить, а выбритые лобки и раскрытые щелки нарисовались очень отчётливо. Это конечно не были «лобки и щёлки» именно этих молодых сучек – мне почему-то хотелось, чтобы они оказались именно «сучками», «прошмодовками», «поблядушками» готовыми на всё, – а «лобки и щёлки» в принципе, как таковые. Картинки рисовались одна занятнее другой, и… я решительно перевернулся на живот, с некоторых пор я запретил себе заниматься онанизмом, как бы ни хотелось. Справедливости надо заметить, хотелось всё меньше и меньше.