Я больше тебе не враг

Лучше бы мы никогда не встречались, не знали друг друга, не видели, чем вот так.

— И что теперь, Кирсанов? Сдашь меня властям?

Он неспешно протягивает руку и берет меня за подбородок. Пытаюсь отвернуться, но жесткие пальцы сдавливают до боли, блокируя любое движение:

— Властям? Какой банальный вариант. Никаких многоходовок, никаких запрещенных приемов? Разочаровываешь.

В его взгляде убийственная ярость, в голосе – издевка. Она обжигает и причиняет почти физическую боль.

Он никогда не говорил со мной ТАК! Никогда не смотрел ТАК! И екает внутри, когда понимаю, что по-другому уже никогда и не будет.

Максим отпускает мой подбородок, скользит пальцами по шее, ведет по ключице в яремную впадину, ниже.

Его прикосновения пронзают раскаленной иглой. Сердце грохочет непонятно где. То ли в груди, то ли в горле, то ли под коленками.

Кирсанов небрежно вытягивает наружу цепочку с кулончиком в виде темной луны. Криво усмехается, глядя на безделушку, потом зажимает в кулаке, и я только успеваю вскрикнуть, когда одним резким движением срывает ее с меня.

Я испуганно прижимаю руку к горлу, словно меня лишили возможности дышать, и в ужасе смотрю, как он небрежно подкидывает ее на ладони.

— Отдай. Пожалуйста…

Он снова сжимает кулак:

— Э, нет, родная, — досадливо цыкает, — Ты мне крупно задолжала. Эту безделушку я заберу себе, в качестве трофея. Как и остальные две.

Он и об этом знает?

— Откуда…

Кирсанов игнорирует мой вопрос, склоняется ближе, так что, между нами, не остается свободного кислорода.

— Я заберу все, что для тебя важно. Так же как это сделала ты.

И я верю ему. Каждому слову, наполненному ледяным обещанием. Страшно до одури. Мне едва хватает сил, чтобы прошептать:

— Максим…

Я знаю, что мне нечем гордится. Я просто считала, что на войне все средства хороши. Главное — достичь своей цели, все остальное – сопутствующий урон. Его сердце, мое сердце – без разницы. Но теперь на кону стоит гораздо большее.

Понятия не имею, что задумал Кирсанов, какую участь он мне уготовил, но в одном абсолютно уверена.

Я должна сбежать, до того, как бывший муж узнает про ребенка.

Глава 2

Сопротивляться сейчас бесполезно. Я знаю это. Вижу в его глазах. Там полыхает: только дернись и я за себя не ручаюсь.

Поэтому, когда подходит тот самый здоровенный бородатый мужик и рывком ставит меня на ноги, я молчу. Так же ни слова не произношу, когда Макс по-хозяйски хлопает по моим карманам и вытаскивает телефон. Еще один боевой трофей, который он забирает себе. Но это сущие мелочи по сравнению с тем, что я забрала у него.

Кирсанов настолько изменился, что у меня внутри все стынет, стоит только столкнуться с ним взглядом. Там кипит бешеный коктейль, и одновременно с этим ширится пустота.

— Где скрывается вторая змея?

Он действительно думает, что я скажу, куда уехала Сашка?

Не скажу.

— Ладно. Сами найдем. Она уже засветилась.

Я не знаю, где подруга могла засветиться. Не знаю, где я сама засветилась. И понятия не имею, как Макс смог найти меня в этом бедламе.

Вплоть до сегодняшнего дня я была уверена, что это невозможно. И теперь, когда мое «невозможно» стояло напротив и было мрачнее самой страшной грозовой тучи, на меня накатила слабость. Дикая и всепоглощающая. Я не привыкла чувствовать себя беспомощной, но сейчас испытывала именно это. Беспомощность. Мне нечего противопоставить взбешенному Кирсанову. Я сама раздраконила его, сама вытащила наружу демонов, и теперь поздно жаловаться.

Я все спрашиваю себя, можно ли было поступить иначе? Отпустить прошлое и подарить нам настоящее и будущее? Это вопрос терзает меня по ночам, одолевает, когда остаюсь наедине с собой и разрывает сердце вхлам.

Я до сих пор не могу поверить, что из-за чувств может быть так больно. Думала, что все это бред, сказочки романтичных дур, которым не хрен делать и они сами выдумывают для себя проблемы.

Как же я ошибалась…

Самая чудовищная ошибка в моей жизни, если не считать ту, когда упустила Алену из виду, и она нарвалась на богатого равнодушного мерзавца.

Замкнутый круг.

Я устала. Жара, беременность, нервы – все это наваливается на меня, лишая остатков сил. И я делаю то, что никогда прежде не делала. Валюсь в обморок.

Последнее, что вижу, прежде чем серый мрак засасывает в себя — это хмурый Макс. Последнее, что чувствую – это его руки, успевшие подхватить меня за миг до падения.

Глупо, но я рада, что хоть так могу почувствовать его прикосновение.

Видать, не так сильно я отличаюсь от романтических дур, любящих сказки.

Муть не выпускает меня из своих объятий. Кажется, вот-вот вырвусь, но потом отшвыривает обратно. Раз за разом, не позволяя открыть глаза и сделать вдох полной грудью.

Во рту сухо. В ушах гул. Он то гаснет, то становился оглушающим, но ни на миг полностью не прекращается. И только позже, когда все-таки получается разлепить тяжелые веки, я понимаю, что это за гул.

Мы в небольшом частном самолете. Я лежу в полуопущенном кресле, на мне плед. А напротив меня сидит Кирсанов и что-то смотрит на планшете.

Не шевелюсь, едва дышу, рассматривая его из-под опущенных ресниц. Серьезный, мрачный, с жёсткими складками вокруг рта. Даже на расстоянии я чувствую холод, волнами расходящийся от него. А дурацкая память внезапно заполоняется фейерверком воспоминаний о том, как мы жили раньше. Как смеялись, как просыпались в одной постели, как ездили отдыхать или просто сидели молча рядом, и никто нам больше был не нужен. Наверное, это и было счастье.

Но разве мы имели на него право после того, что случилось с Аленой? После того, как одна не уследила, а второй растоптал?

Нет.

Думать об этом так мучительно, что ошметки груди снова начинают кровоточить. Сжимаются сильно-сильно, замирают, а потом толкаются, застревая где-то в горле. Я судорожно вдыхаю, и в тот же момент в меня впивается ледяной взгляд.

— Очнулась.

В голосе ноль эмоций. Только холодная констатация факта.

Я подтягиваю плед ближе к подбородку и тихим стоном сажусь. От неудобной позы затекла спина, и ноги стали совсем ватные.

— Не припомню, чтобы ты раньше валилась в обмороки, — произносит как бы между прочим, — Давно ли такой неженкой стала?