Я больше тебе не враг

Машина незнакомая, тонированная. Я не могу рассмотреть, кто сидит внутри, а этот пугающий кто-то не торопится высовываться наружу.

— Уезжай, пожалуйста! — шепчу онемевшими губами, но он глух к моим мольбам.

Машина продолжает стоять напротив моего укрытия, в свете фар неспешно танцует изморось. Дворники размеренно скользят по лобовому, и с каждым их подъемом и паданием у меня внутри обрывается невидимая нить, удерживающая от паники.

Страшно. Холодно. И так одиноко, хоть волком вой.

— Катись отсюда!

Я боюсь лишний раз пошевелиться, чтобы в потемках не запнуться за что-нибудь и не выдать своего присутствия. Если оно конечно для кого-то все еще является тайной…

Да, я все еще надеюсь на это. Тешу себя нелепыми мечтами, которые с треском разбиваются о нетерпеливый рев клаксона.

Снова вздрогнув, я зажимаю себе рот ладонями, чтобы не заорать, и снова вода за шкирку и сердце где-то на уровне коленок.

Проходит еще одна мучительно медленная минута, и водительская дверь распахивается.

Я жмурюсь и порывисто опускаю взгляд, включая режим страуса. Если я не вижу, то и меня не видят. Оно же так работает? Должно работать, иначе мне хана.

Хотя…

Мне и так хана.

Даже не надо смотреть, я по шагам узнаю человека вышедшего из машины.

Бывший муж неторопливо обходит ее спереди. Привалившись спиной к стойке, достает из кармана кожанки пачку. Зубами вытягивает одну и, щелкнув зажигалкой, закуривает.

Этот звук как выстрел в темноте леса.

Я не могу рассмотреть его лица. Вижу только красный тлеющий огонек.

Раньше Макс не курил. Даже не баловался, считая это самой дебильной привычкой на свете. Теперь же молча затягивался, небрежно стряхивая пепел на дорогу.

Я до рези в глазах всматриваюсь в широкоплечий силуэт и давлюяь ощущением неправильности. Могла ли я когда-то подумать, что буду вот так сидеть ночью в сырых кустах и бояться покинуть свое укрытие, потому что на другой стороне меня поджидал Кирсанов?

Скажи мне кто такую ересь, и я бы рассмеялась ему в лицо. Теперь совсем не смешно. Совершенно.

— Долго будешь там сидеть?

Его голос звучит глухо и совершенно инородно на этой пустой дороге. В нем нет эмоций, только усталость.

Я не отвечаю. Меня здесь нет. Тебе просто почудилось.

— У тебя есть время пока тлеет сигарета, — Макс равнодушно ставит перед фактом, и меня подгибаются колени. Будто кто-то разом выкрутил батарейки, лишив остатков сил.

Он не отпустит. Не уедет. Не простит.

Я непроизвольно кладу руку на свой еще плоский живот:

— Прости. Сегодня мне не удалось.

Возможно завтра, или на следующей неделе. Все, что я могу — это пообещать не сдаваться и не опускать руки.

Кирсанов больше не разговаривает. Продолжает курить, с каждой затяжкой выпивая мое время.

Смысла отсиживаться больше нет. Я отлипаю от сырого ствола, за которым пыталась спрятаться от судьбы и выхожу из своего укрытия. Неуклюжая, мокрая, жалкая. Ноги скользят по траве, зуб на зуб не попадает. Не от холода — я его совершенно не чувствую, а от нервов. Они вывернуты настолько, что тронь и порвутся.

Кирсанов лениво наблюдает за моим бесславным приближением, и его молчание серпом вспарывает кожу. От него страшнее тысячи слов или грозных криков, потому что оно неживое.

Макс делает последнюю затяжку и бросает окурок под ноги. Я как ненормальная смотрю на отчаянно тлеющий огонек, но мужской ботинок безжалостно гасит его.

Спиной оттолкнувшись от машины, Кирсанов выпрямляется, и я чувствую себя рядом с ним совершенно крошечной. Ему ничего не стоит раздавить меня, прихлопнуть как надоедливую муху.

Все так же не произнося ни слова, он распахивает передо мной дверь. И это ни черта не галантность, а приказ.

Делаю вдох, настолько глубокий, будто пытаюсь запастись кислородом на всю жизнь, и сажусь в салон.

Кругом черная кожа, пахнет новьем и дорогим освежителем воздуха. Но мне не до восторга по поводу его очередной тачки. Я вжимаюсь в сиденье, пытаясь стать как можно незаметнее. Макс тем временем обходит машину и садится на водительское. Тут же в просторном салоне становится тесно. Я отодвигаюсь еще сильнее, боясь случайно соприкоснуться с Кирсановым.

Он не смотрит на меня. Заводит машину и резко набирает с места.

Я стараюсь не пялиться на его руки, охватывающие руль, на угрюмый непроницаемый профиль. Стараюсь не дышать.

Почему ты молчишь? Скажи, что мне конец, скажи, что накажешь, что я зря сбежала! Что угодно скажи, потому что молчание сводит меня с ума.

Я даже готова первая заговорить с ним, только не знаю с чего начать. У нас больше нет тем для разговоров.

Путь, на который у меня ушло несколько часов Макс покрыл за пятнадцать минут. Мне казалось, я так далеко ушла, но и глазом моргнуть не успела, как впереди снова маячит моя тюрьма.

Когда ворота распахиваются, нас уже встречают те двое, которые должны были меня сторожить. Они совершенно не удивляются, когда я выхожу из машины, словно заранее знали, что у меня нет шансов уйти.

Глава 4

Меня забирает один из охранников, а Кирсанов остается на улице со вторым. Я всеми силами стараюсь не оборачиваться, но извращенное любопытство оказывается сильнее. Поэтому бросаю взгляд через плечо, пытаясь сделать это незаметно, но вместо бывшего мужа вижу грудь сопровождающего. Он такой высокий и широкий, что загораживает весь обзор. На грубо очерченном лице ноль эмоций – я всего лишь работа, причем не слишком приятная.

С досадой скрипнув зубами, отворачиваюсь и покорно иду дальше.

Надо что-то придумать, как-то выбраться из западни, в которую угодила, но пока нет идей. В голове вообще пусто, и не получается заставить себя трезво мыслить. Виной тому бешеная смесь гормонов и чувств, которые не хотят подчиняться контролю. Меня штормит, бросая из состояния «это конец, надо лечь лапками кверху и сдаться» в состояние «я вам всем тут устрою».

Конечно, устроить я ничего не могу, потому что на меня одну приходится три мужика. Двое из которых – просто цепные псы, готовые по команде вцепиться в горло, а третий ненавидит так, что волосы дыбом становятся. Но и сдаваться страшно.