Я – бронебойщик. Истребители танков
Шрифт:
В «дивизионке» про это писали, краешком отметив и меня с Назаровым. Но Саня Назаров, который под пулеметным огнем, в упор бросал бутылки с горючей смесью в танк, уже давно мертв. А я всего лишь сержант, хоть и старший. Считай, рядовой боец. Самый маленький винтик в огромной военной машине.
Должно быть, за эти месяцы нервы у меня сдали крепко. Я с нескрываемой злостью глянул на капитана:
– Мне что, через болото переплывать и гранатами дот взорвать?
– Прикажу, и поплывешь, если стрелять как следует не научился.
В этот момент пришел Зайцев, и Ступак
– Иди к своим. Занимайтесь по плану.
Когда вернулся в отделение, ребята сидели возле котелков и терпеливо ждали меня. Принесли завтрак. Кормили в тот период плохо. В котелках была жидкая перловая каша, заправленная комбижиром, который мы терпеть не могли.
В нашей траншее сидели Савелий Гречуха с помощником. Мы поздоровались. Старшина кивнул на котелки:
– Ешьте быстрее. Если надо, добавки налью.
Белобрысый Паша Скворцов повел носом:
– Больно она невкусная, твоя каша. И хлеб как глина. Водочки бы граммов по сто, может, аппетит бы и появился.
Так с Савелием разговаривать никто не рисковал. Мог нарваться на крепкий мат в ответ. Но старшина, не побоявшийся влезть на недобитый немецкий танк с одним наганом, только усмехнулся:
– Не жрал ты, Скворец, тухлую конину и ржаные колосья вместо хлеба. Ешь, что дают. А к водке тебе еще рано тянуться.
Пока мы хлебали кашу-суп, старшина курил, прикрыв глаза и грея лицо на солнце.
– Что, Андрей, с комбатом цапнулись?
Откуда он это узнал? Ведь Гречухи поблизости не было. Но имелась у нашего старшины особенность – он всегда был в курсе всех дел. Еще он умел довольно точно предсказывать погоду, и за неимением санинструктора обрабатывал раны, лечил всякие болячки.
– Дали задание дзот уничтожить, – сказал Егор Гнатенко. – А нашими пулями бревна не подожжешь.
– Конечно, – кивнул Гречуха. – Сырые они. Но влепили вы в амбразуру крепко. Я чую, кого-то из фрицев уделали. Стреляют без конца, разозлили вы их.
Гостей у нас сегодня хватало. Явился комсорг полка Валентин Трушин. Или, как официально именовалась его должность, помощник комиссара полка по работе с комсомолом. Крепкий, такой же розовощекий, как наш пулеметчик Антон Бондарь, он вызывал у меня двойственное чувство.
Как и многие окопники, я не любил штабных. Ну, ладно, комиссар полка. Ему и по должности, и по возрасту положено из штаба политработой руководить. А Трушин, молодой политрук, что соответствовало званию старшего лейтенанта, тоже протирает штаны в штабе, выбираясь иногда на передовую.
Гречуха встал, козырнул. Нам во время еды вставать было не обязательно.
– Политинформацию проводить будете, товарищ политрук?
Трушин почуял, что старшина с тяжелым взглядом и медалью «За отвагу» хотя и приветствовал его почтительно, строго по Уставу, готовит какую-то подковырку.
– Со списком комсомольцев надо разобраться, – озабоченно ответил Трушин, будто это было самое главное дело в полку. – Вот Бондарь и Скворцов на учет еще не встали.
– Непорядок, серьезное упущение, – согласился Гречуха. – Только зря вы рискуете. На самый передний край явились. У нас тут недавно стрельба была,
бойца миной убило. Вызвали бы людей на полянку в лесу, там безопаснее.Комсорг по сравнению с нами выглядел настоящим боевым командиром. Портупея с пистолетной кобурой, автомат ППШ на плече, туго набитая полевая сумка, синие галифе, блестящие сапоги. В окопах таким чистеньким не останешься.
Сегодня, спасаясь от мин, мы хорошо поползали по земле. Гимнастерку и брюки руками не ототрешь, стирать надо. Еще меня злил его сытый вид и автомат, который комсоргу был совсем не нужен. Завтракал небось не жидкой перловкой с вонючим комбижиром! А насчет автоматов – нам, бронебойщикам, они бы очень пригодились.
Таскать одновременно противотанковое ружье и винтовку несподручно. Да и ситуации возникают такие, что приходится вести бой с вражеской пехотой, экипажами подбитых танков. Винтовками трудновато обороняться, когда нет поддержки.
Правда, нашему отделению жаловаться не приходилось. Кроме пулемета «дегтярева» и ППШ, который выдали мне, имелись два трофейных автомата.
– Может, перловки откушаете, товарищ политрук? – продолжал Гречуха. – У меня в термосе еще горячая осталась.
– Спасибо, я позавтракал, – поспешно отказался Валентин Трушин, видимо чуя носом противный запах комбижира. – А что за стрельба была?
– На передке всегда стреляют.
Подтверждая слова старшины, ударил одной и другой очередью немецкий МГ-34. Невдалеке треснули разрывы легких, 50-миллиметровых мин.
– Это их Андрей Коробов со своими ребятами разозлил, – пояснил Гречуха. – Вон дзот продырявили и наблюдателя завалили.
– Андрей, тебе в комсомол надо вступать, – строго сказал Трушин. – Все отделение комсомольцы, а ты в стороне.
Я не стал объяснять, что в школе меня принимать не торопились. Мало того, что семья середняцкая, да еще в колхоз вступать отказались. А на лесоучастке мужики были в возрасте, и такая выматывающая работа, что не до собраний.
– Не достоин, – коротко отозвался я. – Сегодня боевое задание не выполнил. Дзот не сумел уничтожить.
– Это, конечно, плохо, товарищ Коробов, – так же строго проговорил комсорг, который немецкие дзоты или доты вблизи отродясь не видел. – Но командир ты смелый, инициативный. Пиши заявление. Одну рекомендацию я тебе дам, а другую – кто-то из комсомольцев.
– Ладно, в другой раз.
– Пиши, пиши, – засмеялся Савелий. – Вступишь в комсомол, заработаешь еще одну медаль и заменишь товарища Трушина. Не век же ему в комсоргах сидеть. Пора и повоевать.
Наверное, Трушин был неплохим парнем. Потому что покраснел. Не по себе стало. Он хорошо знал, как относятся бойцы и командиры к политработникам. Но комфортная штабная жизнь уже изменила его. Ушли прочь мечты совершить подвиг, поднять роту (а может, батальон) в атаку и, получив легкое ранение, принять из рук полковника орден Красного Знамени.
– Смело действовал, товарищ Трушин!
– Служу трудовому народу!
Насмотрелся Валя Трушин на мертвые тела тех, кто шел в атаку. Знал, сколько отпущено жизни на переднем крае бойцу, взводному, командиру роты.