Я – бронебойщик. Истребители танков

– Пойдемте, Коробов. Что вы хотели узнать?

Мы молча отошли от любопытных глаз, и Сима неожиданно обрушилась на меня:

– Зачем ты цирк устроил у всех на виду? Приглашала я его! Очень было нужно. Теперь сплетни пойдут.

– Перестань, Сима. Я очень хотел тебя увидеть. Как узнал, сразу прибежал.

– Мог и сам без приглашения зайти. Или дел много? Зиночку свою никак не забудешь?

Юность легкомысленна, как мотылек. О Зине, с ее дурацким «би-би» и необходимостью таскать на свидания ворованные продукты, я уже забыл. Иногда всплывало в памяти обнаженное женское тело рядом со мной, но я старался об этом не думать.

Сима мне нравилась. Небольшого роста, светловолосая, она смотрела в санбате на меня, словно чего-то ожидала. Я тоже ее вспоминал, временами жалел, что у нас ничего не получилось. Потом начались бои, гибли товарищи, и сам я оказывался на краю смерти.

Жестокость и кровь войны отупляют человека. Постоянное ожидание, что старуха с косой не сегодня завтра догонит тебя, наполняло голову какой-то безнадежной пустотой. Лишь ночью, в минуты затишья, в землянке или дежуря в траншее, приходили воспоминания о матери, всех других близких мне людях. Изредка вспоминал Симу, стройную, улыбавшуюся мне санитарку. Считал, что все уже в прошлом и судьба никогда не сведет нас вместе.

Но у судьбы свои законы. Мы снова встретились, и я хотел сказать девушке что-то приятное, пусть даже соврать:

– Я про тебя все время думал.

– Даже когда ночью через речку по тросу перебирался? – насмешливо спросила Сима.

– Нет, тогда не думал. Ждал, когда мина сверху свалится. И вода со льдом, как кипяток, обжигала.

– Жора Крупин живой? – уже спокойнее спросила она.

– Живой. В шестой роте служит, вместе со мной.

– Не хотел он выписываться. Боялся.

– Я тоже не герой. Брата убили, не мог больше отлеживаться.

– Слышала про тебя. Твое отделение два танка подбило. Правда, наградами что-то обошли.

– Я ведь не капитан и даже не лейтенант. Носил бы «кубари» или «шпалы», может, и ты бы меня по-другому встретила.

Моя язвительность чуть не прервала наше едва начавшееся свидание. Сима уловила намек на какие-то свои прежние отношения с одним из офицеров. Едва не убежала, но я успел перехватить ее руку.

– Прости, Сима, – опомнился я.

– Дурак ты, Андрей. Вернее, мальчишка и взрослеть не хочешь.

Какое-то время шагали молча. Пауза затягивалась. Не зная, о чем говорить с девушкой, рассказал, как переправлялись по тросу через ледяную речку Рачейку, а вокруг взрывались мины и хлестали, как кнутом, пулеметные очереди.

Нет, я не хвалился. И Сима это поняла. Мы уже держались за руки, и она с сочувствием сказала:

– Какое время нам досталось! У тебя брата убили, друзья гибнут. А у нас недавно санитарке ногу миной оторвало. Так плакала, пистолет просила, застрелиться хотела. Знает, что за жизнь у нее без ноги будет. Никому не нужна.

– Ты теперь медсестра? – перевел я разговор на другую тему.

– Да. Я ведь до войны медучилище в Саратове не успела закончить. Когда папу убили, со второго курса ушла и на фронт попросилась. Обманула военкома, иначе он бы доучиваться заставил, мне всего полгода до выпуска оставалось. Вот, опыта немного набралась, сдала экзамен в сануправлении, направили в санчасть.

Я промолчал, а Сима сказала, глядя на меня:

– В ваш 328-й полк попросилась.

По сути, это было признание, что она хотела быть рядом со мной, но как реагировать, я не знал. Снова возникла пауза, затем оба засмеялись, и я обнял девушку за плечи.

Мы целовались, сидя на траве. Я пытался расстегивать пуговицы на ее гимнастерке. Когда почувствовал под ладонью упругую грудь, уже не мог сдержаться. Сима тоже тяжело дышала и вздрагивала. Потом вдруг отстранилась:

– Андрюша, я ведь именно в твой полк попасть хотела.

– Я понял…

– Что ты понял? До тебя все доходит с опозданием.

Она застегнула гимнастерку и поцеловала меня в губы.

– Хватит на сегодня, я же не за этим тебя звала. Думаешь, просто было решиться? Ты же сам не догадался меня найти.

– Не догадался. Но сейчас нашел, и мы будем вместе.

Огромная долгая война лишь набирала в ту весну свои обороты, но мы не думали о ней. Впервые за много месяцев мне было хорошо.

Глава 7 В ожидании

Первое мая 1942 года мы безвылазно провели в окопах. Ждали, что немцы устроят нам какую-нибудь гадость. Но с вражеской стороны нас поздравили через радиоустановку с Днем солидарности трудящихся. Знакомый голос без акцента сообщил, что в немецких траншеях находятся такие же трудящиеся, которые временно оставили свои рабочие места, чтобы изгнать большевиков и освободить народы Советского Союза.

Это была явная провокация. Немецкое командование прекрасно знало, что последует за этим выступлением. Ударили трехдюймовые пушки, затем гаубицы. Радиоустановка заткнулась, а на нас посыпались ответные снаряды и мины. Часа два, то затихая, то усиливаясь, шла артиллерийская стрельба.

Бойцы в окопах и траншеях сидели злые. Мы все же надеялись, если праздник международный, может, обойдется без гадостей. Нам обещали хороший обед, вручение наград отличившимся бойцам. Приехала делегация из Средней Азии с подарками, чтобы поздравить нас. Говорят, привезли несколько вагонов фруктов, коньяку, вина, всяких сладостей.

Вместо этого гибли люди. Над позицией пятой роты взорвался бризантный снаряд. От града металлических осколков, летящих сверху, погибли сразу три человека, в том числе командир взвода.

Обстрел унес жизни еще нескольких человек. Разбило «максим», один из немногих в батальоне. По штату полагалось по три-четыре станковых пулемета на каждую роту плюс небольшой резерв в распоряжении комбата. «Максимы», с их надежностью и точностью стрельбы, хорошо помогали в обороне и наступлении.

Однако громоздкие и тяжелые (64 килограмма весом) «максимы» быстро уничтожались минометами и полевой артиллерией. Чего там артиллерия! Крупнокалиберный «машингевер» калибра 13 или 15 миллиметров одной точной очередью мог издырявить кожух, пробить щит и уничтожить расчет «максима».

Из своего КП выскочил комбат Ступак, конечно, хорошо выпивший в честь праздника. Не обращая внимания на пули и осколки (впрочем, огонь немного ослаб), он накинулся на ротных командиров:

– Вы чего отсиживаетесь? Товарищ Сталин призывает уничтожать фашистов, как бешеных собак. Вас бьют, а вы прижухли!

Кто-то неуверенно возразил, что ведет огонь артиллерия, но это вызвало еще больше ругани:

– Если пушки постреляли, то вам спокойно спать можно? Чего они там видят с двух километров!