Я буду любить тебя вечно

–  Почему? Проинструктирую и возьму с собой, в обмен на шестьдесят гривен. Здесь такая такса.

–  Извини, но у меня нет таких денег, - опечалилась Юлька.
– Только двадцать. Ладно, прощай, пойду посмотрю, как люди летают.
– И она повернулась, чтобы уйти, а ему стало ее жаль.

–  Да ладно, постой. Я же сюда хожу не деньги зарабатывать, а получать удовольствие в полете. Это я так неудачно пошутил, - остановил ее Петя.
– На моем дельтаплане можем полететь вдвоем, он оборудован соответствующей подвеской. Я ждал товарища, но вижу, что он сильно опаздывает. Единственное условие - поможешь дельтаплан снова оттарабанить сюда, на гору, а то одному очень тяжело.

–  Спасибо, ты такой добрый!
– обрадовалась Юлька.
– Конечно, помогу!

–  Раз испытав полет, твои глаза навечно будут устремлены в небо. Однажды там побывав, на всю жизнь ты обречен тосковать, - с пафосом произнес Петя.
– Ты знаешь, кто это сказал?

–  Нет, - призналась Юлька.
– Но, по видимому, тот, кому довелось испытать полет.

–  Леонардо да Винчи. Не знаю, довелось ли ему летать на изобретенном им аппарате, но тот здорово смахивал на дельтаплан.

Тут Юлька увидела, что ее группа собирается спускаться с горы, подошла к ним и сообщила, что останется здесь, так как хочет испытать себя в полете. К ее удивлению вся группа, в которой она до сих пор чувствовала себя чужой, решила задержаться, чтобы оказать моральную поддержку, а возможно и понаблюдать, как девушка, которая недавно испугалась темноты, вдруг собирается полететь по воздуху. Инструктаж занял у Пети полчаса. За это время погода резко испортилась, порывы ветра усилились. По Пете было видно, что он уже сожалел, что пообещал взять с собой в полет незнакомую девчонку, но она посмотрела на него такими умоляющими глазами, что он сдался. Он опоясал Юльку страховочными ремнями. Несмотря на то, что она храбрилась, но чем больше дело продвигалось к полету, тем больше ей становилось страшно. Гора теперь ей казалась очень большой, разбег с горки слишком коротким, а обрыв, с которого им предстояло совершить прыжок, чрезвычайно крутым и высоким. Если бы рядом не толпилась ее группа, возможно, она пошла бы на попятную, но прослыть трусихой, пускай даже перед совсем незнакомыми людьми, с которыми больше никогда не доведется встретиться, ей не хотелось. В ней словно поселились два человека: один хорохорился, и, умирая со страху, все же желал лететь, а второй не стеснялся страха, предлагал побыстрее спустится с горы, плюнув на мнение окружающих людей. Юлька все же взяла себя в руки и решилась лететь, тем более, вдвоем. Они поднялись на небольшую возвышенность на гребне горы, разбег с которой должен был отправить их в полет.

Дельтаплан тяжело надавил ей на плечи, непроизвольно выдав ей ассоциацию: дельтаплан - их крест, горка с которой предстоит взлететь - Голгофа, пространство - это вечность. Петя спросил:

–  Готова? Она молча кивнула головой, и они начали бег вниз. Она, зажмурив глаза, бежала в одной связке с ним. Небольшая горка заставила ускорить бег, и дельтаплан не казался уже таким тяжелым. Ей показалось, что ноги словно зажили самостоятельной жизнью, и больше ей не принадлежат, находясь в стремительном, бесстрашном беге, даже когда она увидела стремительно приближающийся обрыв. Юлька зажмурилась со страху и тут почувствовала, что ее ноги больше не касаются земли. Ее душа стремительно начала перемещаться в область пяток, явно сигнализируя, что внутренние органы тоже туда вскоре подтянутся, у нее перехватило дыхание. Она подала свое тело вперед, перенеся центр тяжести, и в горизонтальном положении повисла на подвеске. Когда открыла глаза, ей лучше не стало - они плыли высоко над землей, а внизу виднелись очерченные квадратики огородов, и она почувствовала себя уязвимой от любых дуновений ветра, совсем беззащитной на этих ненадежных крыльях, которые раскачивались из стороны в сторону, словно при сильном волнении. То ли от страха, то ли от холодного ветра ее тело покрылось гусиной кожей и стало дрожать мелкой дрожью. Петя повернул к ней голову, весело подмигнул и крикнул, словно она совсем глухая:

–  Страшно?!

–  Нет, красиво!
– дрожащими губами выкрикнула ему в ответ. Постепенно она успокоилась, и необъяснимое чувство эйфории захлестнуло ее тело, парящее в воздухе, словно освободившееся от земного притяжения. Внезапно под собой она увидела пролетавшую птицу с серыми крыльями, и это было здорово, парить над ней, подобно ей. Все, что ей попадалось на глаза - было прекрасно. Страх отступил назад, уступив место счастью, нахлынувшему на нее. Мозг выдавал только одно: «Как здорово - лететь!». Дельтаплан, поймав встречный поток, повернул и полетел вдоль горной гряды.

Вдруг налетевший боковой порыв ветра понес их в сторону отвесной стенки, несмотря, как ей показалось, на безуспешные попытки Пети управлять дельтапланом. Она взвизгнула со страху и вцепилась в Петю, теперь и в самом деле парализовав все его действия, нарушив балансировку аппарата. Выйдя из воздушного потока, аппарат начал быстро терять высоту, стремительно приближаясь к горе. Удар в отвесную стенку пришелся на левое крыло, которое мгновенно деформировалось, и они камнем рухнули с десятиметровой высоты и покатились дальше по крутому склону вниз. Все это произошло так быстро, что Юлька не успела ничего подумать до того, как болевой шок от треснувших ребер изгнал из нее память.

– 37 -

Роман жадно вдыхал весенний, чуть влажный воздух, радуясь теплу и обретенной свободе. Затянувшаяся зима забрала у весны март и первую половину апреля. Две недели тому назад, когда он попал в больницу с правосторонним воспалением легких, весна только начинала робко заявлять свои права. Тогда на улицах еще лежали безобразные кучи грязного тающего снега, было промозгло-сыро, и люди, спешащие по своим делам, казались серыми и печальными. Зато сегодня, в последний день апреля и первый день свободы от больничной палаты, весна безраздельно властвовала повсюду. Вокруг все цвело, теплый воздух в больничном парке был напоен ароматом расцветающего, растущего, зовущего вдаль. Даже люди, совсем недавно сменившие зимние тяжелые доспехи на легкие плащи и куртки, казалось, поменяли не только одежду, но и выражения лиц на более улыбчивые и беззаботные.

Неожиданной свободе Роман был обязан своему лечащему врачу Василию Ивановичу, когда тот, бережно пряча бутылку коньяка, - очередной дар родителей, в карман своего белого халата, куда помещалось все, небрежно сказал, что для быстрейшей реабилитации после воспаления легких необходимы небольшие порции свежего воздуха и прогулки по больничному парку. Тогда Роман, пряча в своих глазах блеск свободы и далеко идущие планы, устало, безразличным тоном, акцентировал внимание родителей на этих рекомендациях, и, наконец, сегодня получил одежду (путь к свободе!) под обещание выходить не больше двух раз в день по сорок минут, и не дальше больничного парка, закутавшись по самые уши в пушистый шерстяной шарф, - противное напоминание бесконечной зимы.

Роман строил из себя паиньку и, отходив положенные сорок минут в сопровождении любящих родителей, послушно вернулся в палату. С нетерпением дождавшись шести часов вечера, на всякий случай сделал контрольный звонок родителям, с которыми договорился встретиться в больнице в два часа следующего дня, и обрел, наконец, долгожданную свободу.

Конечной целью своего бегства из больницы в этот субботний день он выбрал посещение Маринки в общежитии, где та проживала.

Несмотря на то, что за время, проведенное в больнице, он здорово ослабел от постельного режима, уколов антибиотиков, сварливых санитарок и словоохотливых соседей по палате, он сейчас стремительно бежал, летел к своей Маринке. На самом деле, конечно, это был прозаические трамвай, метро, троллейбус с бесконечностью ожидания на остановках и катастрофической медлительностью во время движения. Он представлял себе, как она поразится, увидев его, ведь не далее, как позавчера, во время ее посещения, сообщил, что валяться в больнице придется, в лучшем случае, до 9-го мая.

Наконец заторможенный троллейбус, предпоследний вид транспорта в путешествии, неохотно выплюнул его с толпой других пассажиров. Теперь все зависело от скорости передвижения последнего и основного вида транспорта - его ног. Он почти бегом преодолел Стратегичку*, завернул на Феодосийскую и вскоре стоял перед общежитием, где проживала Маринка. Решив не портить себе нервы разговорами с вахтерами - все равно бесполезно, и себе дороже, воспользовался «афганской тропой» - обходным путем мимо вахтеров.

__________________________

* Улица Стратегическое шоссе

Подпрыгнув (роста совсем немного не хватило), он ухватился за металлическую решетку окна первого этажа, сделал несколько судорожных движений вверх, сопровождаемых оглушительным грохотом, который, казалось, должен был поднять на ноги вся и всех, но только не проживающих в общежитии - они и не к такому привыкли. Вот и водосточная труба, она немного скользит под дрожащими руками, но и она преодолена. Правой рукой ухватился за балконное ограждение, немного усилий, и он наверху. Балконные двери гостеприимно смотрят на него пустыми проемами без стекол. Длительная война студентов и коменданта за существование этого пути закончилась победой студентов. Только прибитые к полу громадными гвоздями бесполезные балконные двери остались напоминанием прошлых баталий.

Роман переступил через порог и устремился к лестнице. Эхо болезни, слабость, проявила себя на пятом этаже. Пришлось ему снизить темп, и не спеша подняться на седьмой этаж. Перед ним оказались чуть ободранные, слегка обрисованные белые двери, на которых карандашом запечатлен номер 707, - за ними проживала Маринка. Он немного постоял, чтобы успокоить дыхание. За дверью размеренно скрипела кровать, и работал телевизор.

–  Валяется, телек смотрит, а кто к сессии будет готовиться?!
– с нежностью подумал Роман и постучал. Скрип на мгновение утих, возникла тревожная пауза, которую прервал стук, снова пауза и долгий скрип, в несколько этапов.