Я буду любить тебя вечно

Метрах в десяти от него метались то ли в сумасшедшем хороводе, то ли выполняя бессмысленные телодвижения, которые с натяжкой можно было назвать танцем, полтора десятка фигур в длинных хламидах, покрывавших их с головой. Они прыгали, скакали в полной тишине, под неслышную человеческому уху музыку, как сонм привидений, не обращая ни на кого внимания, тем более, на такого жалкого зрителя, как Роман. Он дрожал от холода и старался не задумываться о возможных последствиях его воздействия после еще не полностью вылеченного воспаления легких и нахождения здесь в таком «легком» виде. А еще больше - от непонятности происходящего и ужасных предположений о своей участи.

Вдруг раздался звон колокола, и густой мужской бас зарокотал:

–  Именем вашего Господина Люцифера, Астарота, Самаэля, Сатанайла заклинаем Вас явиться на наше торжество - Аваддон, Асмодей, Апполон, Молох, Азазель, Велиал, Вельзевул, Баал-Зебуба.

Хоровод рассыпался, и фигуры выстроились в две шеренги, между которыми появилось существо, украшенное двумя рогами, ведшее за собой большого козла. Раздались ликующие крики: «Шомхэм-фореш! Слава сатане! Слава сатане! Слава!»

Зловещее существо с рогами и козлом приблизилось к Роману. Сердце у того, упало глубоко, гораздо ниже пяток, и его, несмотря на то, что изрядно промерз, прошиб холодный пот. Но существо, не обратив никакого внимания на Романа, усадило на шкуру, расстеленную у его ног, своего козла и резко вскинуло правую руку. Крики смолкли. Бесполые существа, окружающие их полукругом, вдруг в одно мгновение сбросили свои плащи и предстали юношами и девушками в нарядах Адама и Евы. Две девушки отделились от них и приблизились к Роману. Он чуть не вскрикнул от удивления. Несмотря на темноту, одну из них он узнал.

Это была Лара со второго этажа общежития. Она не была студенткой, - работала в какой-то лаборатории, и всякими правдами или неправдами проживала в общежитии.

Рогатое существо снова резко вскинула руку, как пистолет, и указала на одну из девушек. Колокол умолк. Тогда девушка приблизилась к Рогатому. Неожиданно тот низко склонился перед девушкой и произвел четыре перекрестных поцелуя в ноги, колени, грудь, губы.

Затем снова склонился в низком поклоне перед ней, встал на колени и произвел долгий поцелуй в низ живота. Затем поднялся, вновь вскинул правую руку и выкрикнул:

–  Госпожа Пасифая! Алая ведьма!

Его крик подхватили окружающие:

–  Пасифая! Пасифая! Алая ведьма Пасифая! Невеста Люцифера!

Рогатый вскинул вверх обе руки, в одной из них был нож, по форме больше похожий на древний кинжал из исторических фильмов. Он начал громко заклинать:

–  О, Вельзевул - владыка тьмы и демонов, Велиал - дух вероломства, Асмодей - ангел-истребитель, Во-Аель - дух призраков, Баал-Зебуба - повелитель мух, о превысшие демоны ночи, творцы зла, слуги князя тьмы, заклинаю вас снизойти на этот атаме, который изготовлен и принадлежит силам зла. Я заклинаю вас именем зла и тьмы, вечности и движения, творения, происшедшего из ничтожества, чтобы ничего не было в моем обладании, кроме порочности и зла.

Тем временем девушка приблизилась к козлу, встала на колени и начала его гладить, ласкать. Точнее, это было больше похоже на какой-то сексуальный массаж. Роман так увлекся созерцанием этого массажа, что на миг забыл, где находился. В чувство его привел жалобный скулеж собаки, резко оборвавшийся предсмертным хрипом.

Рогатый, не сбрасывая хламиды, в почетном сопровождении Ларисы приблизился к девушке, забавлявшейся с козлом, и вытянул над ней руки с чем-то непонятным. Роман присмотрелся. Это был несчастный мертвый щенок. Рогатый при помощи атаме, (Роман вспомнил, как называется этот нож), отделил ему голову и начал поливать девушку кровью. Вокруг закричали:

–  Алая ведьма! Алая ведьма! Пасифая! Пасифая! Свадьба Сатаны и Алой ведьмы Пасифаи! Свадьба!

Рогатый закончил поливать девушку кровью несчастного щенка и передал его тельце Ларисе, которая слила оставшуюся кровь в большую металлическую чашу. Голову щенка Рогатый водрузил на длинный тонкий металлический прут, который воткнул в землю. Рядом стояла Лара с чашей в руках. Парни и девушки выстроились в длинную очередь перед ними.

Рогатый опускал руку в чашу и рисовал какие-то знаки на лицах девушек и ребят. Они целовали руку Рогатому и освобождали место следующему. Вскоре очередь закончилась. Девушки и ребята окружили полукольцом Рогатого, Лару, девушку с козлом, и Романа, привязанного к стеле. Они стали вначале громким шепотом, затем все громче и громче выкрикивать:

–  Гайа-аа! Гайа-аа! Гайа-аа! Эко, эко Азарак, эко, эко Зомелак! Бачабе лача бачабе! Ламак ках ачабаче! Гайа-аа!Гайа-аа!

Истерические крики разбудили тишину и вызвали у Романа нервную дрожь. Его колотило, и он не знал - это от холода или от окружающей истерии. Некоторые персонажи ритуального действа попадали на землю и стали биться в конвульсиях. Наконец Рогатый простер свою руку, и в мгновение все смолкло. Он выкрикнул:

–  Хозяин готов принять Алую ведьму! Пасифая готова принять в себя Хозяина! Слава Хозяину и Алой ведьме Пасифае!

Усилиями девушки козел был приведен в боевое, возбужденное состояние и она легла под него, засунув что-то, похожее на длинный обрубок, себе между ног. По-видимому, это была не совсем приятная процедура, потому что она вскрикнула от боли. По козлу было видно, что ему это было не в первой, и он продолжил дело, начатое девушкой, забираясь в нее все глубже и глубже.

Два парня придерживали извивавшуюся девушку, которая не переставала громко стонать от боли. Стоны перешли в крики. Тогда приблизился Рогатый и что-то влил в рот обезумевшей от боли девушке. Вскоре крики стихли, и девушка уже безучастно отдавалась козлу, который все больше входил в раж. Наконец козел, издав звук похожий на икоту, кончил.

Ребята подняли под руки обессилевшую девушку. Она слабо помахала рукой. Рогатый закричал: «Алая ведьма Пасифая приветствует гостей! Начинается Шабаш! Начинается Шабаш!»

Рогатый приблизился к Роману и, освободив от веревок, ткнул ему в лицо кружку с какой-то жидкостью.

–  Если хочешь жить, то выпей. Иначе…

Голос был угрожающий, зловещий и удивительно знакомый. На руке Рогатого не хватало двух пальцев. Ему сразу вспомнился старик с козлом Люцифером и козочкой Чернушкой. Но делать было нечего, и Роман через силу глотнул отвратительную жидкость из кружки, надеясь на легкую смерть. Старик не отрывал кружку от его рта до тех пор, пока он не выпил все. Как ни странно, его даже не стошнило, как предполагал вначале. Тело стало удивительно легким, и только веревки, связывавшие руки, не давали ему взлететь.

«Наконец, я познал счастье!» - молча кричал Роман, и губы его кривились в улыбке.

Лавина счастья переполняла его, в нем вспыхнула безмерная благодарность к человеку, или, скорее, к божеству, которое его им одарило. Он начал лепетать что-то невразумительное, стараясь жалкими фразами описать свою благодарность Рогатому. Тот внимательно выслушал его.

–  Он выслушал меня! Он принял меня!
– Роман с благодарностью поцеловал протянутую руку, на которой не хватало двух пальцев. Рогатый был милостив к нему и подал знак божественной Ларе приблизиться! Она стала умело осыпать его тело жаркими поцелуями, и в Романе мгновенно вспыхнуло желание. Стало тяжело дышать, кровь застила глаза. Она умело играла с его телом, словно музыкант-виртуоз. Нет, она была сама человек-оркестр! Ее набухшие страстью соски, манящий плоский животик с небольшой, кокетливо - завораживающей полоской темных волос, сверкающие неудовлетворенностью желаний изумрудные глаза, вездесуще-обволакивающие руки влили в его кровь неудержимый огонь! А ее бархатистая, нежная кожа! Гибкая, как дикая кошка и такая же непредсказуемая, она танцевала вокруг него танец любви, то прижимаясь трепещущим телом, обдавая жаром страсти, облизывая вездесущим язычком его плечи, грудь, живот, глаза, шею, вонзаясь в раковины ушей, заставляя этим холодеть кожу, то снова ускользая из его объятий, оставляя лишь ощущение своего прикосновения. Эта игра-танец поглотила Романа, и он таял от ее прикосновений, словно свеча, был послушным инструментом в ее умелых руках. Не было ничего, что бы он ни выполнил по ее требованию в эти мгновения - любые славные подвиги и самые гнусные, ужасные преступления! Он бы пожертвовал всем и всеми, тем, что у него есть и чего нет, только чтобы обладать ею!

Роман еще услышал крики: «Шабаш! Шабаш!», когда дал волю желанию, поглотившему его всего без остатка. Крепко обняв, не давая ни малейшей возможности освободиться, ловя губами ее сочные, чуть солоноватые губы, он на мгновение застыл. Внезапно, тяжело обвиснув, она заставила его потерять равновесие, и они повалились на шкуру. Инициатива вновь перешла к ней. Она оседлала его, словно всадница, и ее жаркое лоно жадно приняло его. Она звонко, по девичьи кричала, стонала от безудержной страсти, и этим еще больше распаляла его. Ее упругие груди покрылись мелкими бисеринками пота, соски затвердели, и он жадно хватал их ртом, для этого силой пригибая Лару к себе. Он мял губами ее соски, слегка покусывая, пытаясь полностью вобрать груди своим ртом. Она кричала, визжала, царапалась до крови и хотела вобрать его целиком, до невозможного. Потом, когда все кончилось, страсть не ушла.