Я буду любить тебя...

Я стоял, опираясь рукой на стол и пристально разглядывая тени дикого винограда на полу. Все, что она сказала, было правдой, но я мысленно видел фигуру в черно-алом, красивое смуглое лицо… Я тоже ненавидел милорда Карнэла.

— Я не презираю вас, сударыня, — сказал я наконец. — Того, что совершилось две недели назад на лугу за церковью, уже не изменить. Не будем больше говорить об этом. Все, что я имею, принадлежит вам, хотя кроме шпаги и моего имени у меня есть немного. Первая всегда к услугам моей жены — это разумеется само собой; что до второго, то я горжусь тем, что сохранил его незапятнанным. Теперь оно также и в ваших руках. И я знаю: мне нечего за него бояться.

Говоря, я смотрел в сад за окном, но сейчас взглянул на нее и увидел, что она вся дрожит и шатается, будто вот-вот упадет. Я бросился к ней.

— Розы… — проговорила она, — они такие тяжелые. Ах, как я устала… и комната… плывет.

Я успел подхватить ее и осторожно уложил на пол. На столе стояла вода, и я плеснул немного ей в лицо, смочил губы. Потом кинулся к двери, чтобы позвать на помощь какую-нибудь женщину, и столкнулся с Диконом.

— Наконец-то я доставил сюда эту окаянную клячу, сэр, — начал он. — Ну, скажу я вам… — Тут он оторвал взгляд от моего лица и осекся.

— Не стой как истукан! — скомандовал я. — Иди и приведи первую женщину, какую увидишь.

— Она мертва? — чуть слышно пролепетал он. — Вы ее убили?

— Я ее убил?! Да что ты мелешь, дурак! — заорал я. — Ты что, никогда не видел женского обморока?

— У нее вид, как у покойницы, — пробормотал он. — Я думал…

— Он думал! — вскричал я. — Больно много думаешь! Поди вон и позови кого-нибудь на помощь!

— Тут Анджела, — буркнул он, и не подумав сдвинуться с места.

В комнату быстро и неслышно скользнула черная служанка моей жены, тихая, кроткая женщина с большими коровьими глазами. Когда я увидел, как она опустилась на колени возле своей неподвижно лежащей хозяйки, приподняла ей голову, начала расстегивать корсаж, и ее темное лицо стало таким же нежным, как у любой английской матери, склонившейся над своим ребенком, когда я увидел, как жена моя со слабым стоном прильнула к ее груди, я вполне успокоился.

— Идем! — сказал я и вместе с Диконом вышел из комнаты и закрыл за собою дверь.

Милорд Карнэл был не из тех, кто откладывает дела в долгий ящик. Уже через час ко мне прибыл его картель [57] , доставленный самим секретарем Совета колонии.

Я снял это послание с копчика рапиры достойного мастера Пори и прочел:

«Сэр! Где и в котором часу завтра вы предпочли бы умереть? И каким оружием мне вас убить?»

— Не сомневаюсь, капитан Перси поверит, что лишь с величайшею неохотой я согласился участвовать в деле, направленном против джентльмена и офицера, столь уважаемого в колонии, — произнес мастер Пори, приложив руку к сердцу. — Когда я скажу, что некогда в Париже сражался на дуэли вместе с покойным лордом Карнэлом (нас тогда было трое против троих) и что во время моего последнего пребывания при дворе граф Уорик соблаговолил представить меня нынешнему лорду, капитан Перси, несомненно, поймет, что я никак не мог отказаться, когда последний попросил меня оказать ему услугу.

57

Картель — письменный вызов на дуэль.

— Бескорыстие мастера Пори всем известно, — сказал я без тени улыбки. — Если он всегда принимает сторону сильного, то, разумеется, лишь потому, что у него есть на то веские причины. Он весьма меня обяжет, если передаст тому, кто его послал, что самым приятным часом для кончины я всегда почитал рассвет, а самым подходящим местом, по моему мнению, является поле за церковью, поскольку оттуда рукой подать до кладбища. Я слыхал, что его милость хорошо владеет шпагой, но и я слыву неплохим фехтовальщиком. Впрочем, если он предпочитает драться на пистолетах или кинжалах я, не против.

— Думаю, мы остановимся на шпагах, — ответил мастер Пори.

Я поклонился.

— Вы будете с другом? — поинтересовался он.

— Надеюсь, — ответил я, — хотя тот, кто согласится стать моим секундантом, подвергнет себя немалой опасности.

— Вы оба намерены биться насмерть, не так ли?

— Насколько я знаю, да.

— Тогда неплохо бы пригласить доктора Бохуна. Выжившему могут понадобиться его услуги.

— Приглашайте, если угодно, — ответил я, — хотя мой слуга Дикон прекрасно справляется с перевязкой моих царапин.

Мастер Пори прикусил губу, чтобы не рассмеяться, но не смог погасить веселые искорки в глазах.

— Я вижу, вы уверены в победе, — заметил он. — Как ни странно, его милость тоже. Ну вот, с формальностями как будто покончено, не так ли? Вы деретесь завтра на рассвете, за церковью, на рапирах?

— Совершенно верно.

Он поспешно засунул свою шпагу в ножны.

— Ну все, с этим делом мы развязались, по крайней мере на сегодня! Как говорится в Писании: «Довольно для каждого дня своей заботы». Ах, черт, как мне жарко! И в горле совсем пересохло… Слушайте, капитан Перси, на войне вы разграбили немало городов, пограбьте-ка для меня винный погребок пастора и принесите сюда его херес. А когда будем причащаться в следующий раз, угощать буду я.

Мы сели на крылечке, поставив между собою вместительный кувшин вина, и мастер Пори пил, пил и пил еще.

— Кстати, каков нынче урожай табака? — спросил он. — Мартин говорил мне, что качеством он много хуже, чем в прошлые года, а сэр Джордж уверяет, что качество отменное.

— Табак получился ничем не хуже испанского, — ответил я. — Можете так и доложить милорду Уорику, когда будете писать ему в следующий раз.

Мастер Пори рассмеялся. Конечно, принципов у него не водилось, он был сущий флюгер и к тому же заодно с кликой лорда Уорика в руководстве Компании, но грешник он был веселый и на редкость приятный в общении. Путешественник, ученый, изрядный философ, еще более изрядный острослов и первейший приятель и собутыльник для любого нищего с баклажкой эля (правда, лишь до тех пор, пока сосуд не пустел) — мы смотрели косо на многие его деяния, но его общество доставляло нам истинное удовольствие. Если в качестве платы за свои услуги он и отбирал у какого-нибудь бедного фермера половину урожая, то на прощание охотно бросал ему шестипенсовик на выпивку. И если арендаторам земель, пожалованных ему по должности, приходилось забрасывать свои табачные поля, чтобы развозить мастера Пори на лодке в его бесчисленных экспедициях к верховьям рек и речушек Виргинии, то он по крайней мере облегчал их труд, рассказывая им уморительные истории и распевая застольные песни, выученные в тысяче таверн.

— Что урожай! После завтрашнего дня можно будет отписать и про более интересные новости, — сказал он многозначительно. — Знаете, капитан Перси, вы очень смелый человек!

И он скосил на меня свои маленькие, озорно поблескивающие глазки. Я курил трубку и молчал.

— С недавних пор король в нем души не чает, — продолжал меж тем он. — То и дело берет его под руку, перебирает его пальцы, гладит щеку, Бэкингем все это видит, да сделать ничего не может: только кусает губы, и лицо у него делается мрачнее тучи. Так что имейте в виду, Рэйф Перси, завтрашний ваш противник — чародей, такой же могучий, как тот, которого ваш родич Хотспер [58] встретил в лице Глендауэра [59] . Вот увидите, его чары перенесут вас из Джеймстауна прямиком в Тауэр [60] , потом и на эшафот для публичного повешения, потрошения и четвертования [61] . Задеть королевского фаворита — это, знаете ли, еще хуже, чем задеть короля. То, что вы вознамерились совершить, есть оскорбление величества, сиречь государственная измена.

58

Хотспер (hot spur — горячая шпора) — прозвище сэра Генри Перси (1364–1403), данное ему за пылкий нрав и воинственность. В 1403 г. Хотспер и его отец, граф Нортумберленд, возглавили восстание против короля Генриха IV. В битве при Шрусбери (1403) мятежники были разгромлены, а Хотспер убит.

59

Глендауэр, Оуэн (ок. 1359 — ок. 1416) — крупнейший из уэльских феодалов; после воцарения Генриха IV поднял восстание за восстановление независимости Уэльса. Сражаясь против короля Англии, Глендауэр объединился с Хотспером и другими английскими феодалами-мятежниками. В хронике У. Шекспира «Генрих IV» (ч. 1), где выведены и Хотспер, и Глендауэр, последний уверяет Хотспера, что он великий чародей, умеющий вызывать духов, повелевать чертом и т. д.

60

Тауэр — замок-крепость в Лондоне, до 1820 г. главная государственная тюрьма.

61

Повешение, потрошение и четвертование — особо жестокая казнь, к которой в Англии приговаривали за государственную измену. Осужденного сначала вешали, затем живого вынимали из петли, вспарывали ему живот, вытаскивали внутренности и жгли их. Затем несчастного четвертовали.

Мастер Пори зажег свою трубку, выдохнул большое облако дыма и вдруг громко расхохотался:

— А впрочем, почем знать, может статься, милорд Бэкингем как-нибудь выручит вас из беды. Ей-богу, завтра нам предстоит редкое зрелище: Перси, дерущийся не щадя сил, чтобы оказать услугу Вильерсу [62] ! Эврика! Есть кое-что новое под солнцем, что бы там не говорил Екклезиаст [63] .

Мастер Пори выпустил еще одно облачко дыма. К этому времени он уже осушил кувшин, щеки его покраснели, глаза увлажнились, и его все чаще разбирал смех.

62

Вильерс — родовое имя герцога Бэкингема.

63

Книга Екклезиаста, или Проповедника (Екклезиаст — проповедник по-гречески), — одна из книг Библии, часть Ветхого Завета, написанная от лица «Екклезиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме». Одно из наиболее известных изречений Екклезиаста: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, — и нет ничего нового под солнцем» (Еккл. 1:9).