Я был на этой войне (Чечня-95, часть 1)
Шрифт:
– Товарищ генерал, товарищи офицеры, я закончил. У кого будут вопросы?
– судя по тону, которым он спросил, похоже, он полагал, что вопросы будут задавать дегенераты и дебилы – что можно от этой сибирской «махры» ждать?
– Какими вы располагаете данными о численности гарнизона на площади Минутка, об их вооружении, заминированы ли мосты? – негромко, но жестко спросил комбриг, выдвигаясь из тени.
– Численность живой силы боевиков не превышает трех-четырех тысяч человек (веселенький разброс, подумаешь – одной тысячей больше, одной меньше), вооружение – обычное стрелковое, плюс подствольники, РПГ-7, легкие пехотные минометы (слабо бегать под минометным огнем по площади?).
– А мосты?
– Мы не располагаем
Мы все широко улыбнулись. Чечен чечену глаз не выклюет, а вот неверного гяура сдать – первое дело.
– Вы зря смеетесь, – Седов занервничал, – сейчас в Москве с подачи оппозиции рассматривается вопрос о том, что наше вторжение и бессмысленно жестокие действия нанесли экономике республики непоправимый ущерб, озлобили людей. Партизанское движение приобретает все большую популярность (прозрели). И в связи с этим есть мнение, чтобы боевиков ни в коем случае не убивать, а разоружать и отпускать по домам, потому что в большинстве своем они скромные, запуганные крестьяне, а скоро весна, сев. Иначе – голод в республике.
– Ну и хрен с ними! – в гробовой тишине вырвалось у меня. Все тут же прыснули от смеха, а на меня обратили внимание и Ролин, и Седов. Юрка толкнул меня в бок, но было уже поздно.
– Вы, видимо не понимаете, товарищ… – тут Седов посмотрел на мои погоны и, не увидев звездочек, продолжил: – А, кстати, почему вы без звездочек?
– Снайпера боюсь, товарищ полковник, – ответил я как можно скромнее, хотя меня так и подмывало на скандал.
– Ерунда все это, вы думаете, что снайпер смотрит на звездочки? Нет. А как вы личным составом руководите, если знаки различия отсутствуют?
Я уже приготовился к длинной нелестной тираде по поводу звездочек и того, что думаю насчет его гнусного плана. Я не герой, но на войне понимаешь, что хуже тебе уже вряд ли будет, разве только если ранят. А так – пошли все эти умники на хрен. Хотите уволить – пожалуйста!
Но меня опередил Бахель, он, видимо, понял, что сейчас из-за меня может произойти скандал, и поэтому начал:
– Товарищ генерал, мы позже разберемся, почему отсутствуют звездочки у капитана Миронова. Это я разрешил офицерам не носить знаки различия. Меня сейчас больше волнует предстоящая операция. Такие сжатые сроки не позволят моей бригаде, которая не выходит из тяжелых боев, форсированно, без соответствующей подготовки приступить к реализации вашего плана (на «вашем» Бахель сделал упор), также я предлагаю немедленно отдать приказ о нанесении массированного бомбового и артиллерийского ударов по комплексу зданий. Удары наносить непрерывно до начала операции по захвату площади. За два часа до начала операции силами диверсионно-разведывательных групп из частей воздушно-десантных войск захватить мосты и не допустить их подрыва. Кстати, что это за части, с которыми нам предстоит взаимодействовать? Брать в лоб площадь Минутка считаю неразумным и самоубийственным. Я не буду выполнять приказ, который по своей значимости равносилен расстрелу людей.
– Да ты понимаешь, полковник, что говоришь! – начал бушевать Ролин. – Да я сейчас позвоню Грачину, и тебя под трибунал! Да я просто тебя сейчас возьму и арестую, и ближайшим самолетом отправлю в Москву! На твое место знаешь сколько желающих?!
– Если это поможет остановить расстрел моих людей, я готов немедленно написать рапорт о моем увольнении! – начал кричать и Бахель. – Вы боитесь разнести с помощью авиации эту долбаную площадь, но не боитесь несколько тысяч положить, чтобы те захлебнулись в крови?! Вы об этом лучше подумайте, а то вам имидж крутых парней дороже солдатских жизней…
– Замолчи, предатель! –
заорал Ролин. – Ты, полковник, сошел с ума, ты струсил. Я тебе, идиоту, звание Героя России сделаю в пять секунд. А вы что уставились, а ну, марш отсюда!Ну, вот уж хрен тебе, генерал, мы за командира глотки порвем, пусть только скажет «фас», перервем здесь всех.
– Мы поддерживаем нашего командира, это самоубийство идти без предварительной авиа– и артподготовки, – подал кто-то из наших голос из темноты.
– Что, все так считают? – Ролин прищурился, тяжелым взглядом обвел всю нашу группу. – Во-о-он! Караул! Вывести, разоружить, и на гауптвахту этих предателей!
В ответ мы только плотнее стали плечом к плечу. Молчание. Гробовое молчание. Открывается входная дверь, и вбегают два солдата и офицер, готовые выполнить любой приказ командира. Все приготовились к самой худшей развязке. И тут молчание нарушил генерал Захарьин – молодец армянин.
– Давайте не будем пороть горячку. Мы сейчас отпустим офицеров и сами здесь решим, как нам выйти из ситуации. Спокойно, без горячки. Для всех очевидно, что штурмовать в лоб опасно, но вместе мы найдем оптимальный вариант, – и, уже обращаясь к нам: – Идите, товарищи офицеры, ждите, ничего не произойдет, я вам обещаю.
– Идите. Ждите, – приказал комбриг. Голос его был сух.
Мы вышли. Всех колотила нервная дрожь. Следом вышел караул. В темноте кто-то схватил начальника караула за ворот и зашептал:
– Если ты, блядь, вздумаешь арестовать нашего командира – убью, ты понял?
– А как же приказ? – испуганно спросил тот. Бойцы его жались по стенкам.
– Жить хочешь?
– Да!
– Если будешь командира арестовывать, мы нападаем на вас, и без лишнего шума ты передаешь его нам. Понял? За это ты и твои солдаты останутся в живых. Ты все понял?
– Да!
– Сейчас мы подгоним технику поближе, а ты панику не поднимай. Выйдет командир с нашим генералом, мы спокойно сядем и уедем. Запомни, мы твоей крови не хотим, но если встанешь поперек дороги – убьем. Ты понял? Знаешь, кто мы?
– Знаю. Вы – «собаки». Я все понял.
– Ни хрена ты не понял, мы не собаки, мы – «махра», и за своего командира разорвем. Все, иди. И если ты или твои бойцы вякнут что-нибудь – будем воевать. Ты хочешь этого?
– Нет, не хочу.
– Правильно, нам с тобой с чеченом воевать надо, а не между собой. Нас хотят послать брать Минутку в лоб. Посылают на смерть. А мы не хотим. Вот поэтому Ролин и разорался. Не поднимай лишнего шума.
– Я понял. Я слышал, что вы настоящие отморозки, но чтобы на Ролина прыгать, этого никто не ждал даже от вас. Ну, ребята, вы даете! – начальник караула отошел от первого шока и шел на выход вместе с нами. Лицо его выражало и восхищение, и недоверие одновременно.
Вышли на улицу, от всех валил пар, закурили. Дымили, жадно переваривая полученную информацию. Исполняющего обязанности начальника разведки как самого молодого послали перегнать технику поближе к аэропорту. Начальнику караула сказали, чтобы тот дал команду на постановку техники поближе к зданию аэропорта.
– Вы что, мужики, меня ж посадят! Это же саботаж!
– Нам что, вязать тебя, что ли?
– Вяжите, убивайте, а такой команды дать не могу.
– Ладно, парень, остынь. Перегоним до твоих постов и там оставим. Доволен?
– Хорошо. Только пусть там и стоят, иначе я буду стрелять.
– Уговорил.
Мы все прекрасно отдавали себе отчет в своих действиях и в том, что невыполнение приказа, особенно в боевых условиях, влечет за собой все что угодно, вплоть до расстрела на месте без суда и следствия. Устав – закон армии – гласит: «Приказ должен быть выполнен беспрекословно точно и в срок. После выполнения приказ может быть обжалован». А кому потом обжаловать приказ, после того, как вся бригада ляжет костьми на этой сраной площади? Кто останется в живых – это вечные клиенты психушки.