Я был на этой войне (Чечня-95, часть 1)

– Ты что, не слышал?

– Так я прикомандированный.

– Так послушай. Слава, расскажи по поводу «похоронных» денег.

– Не «похоронных», а «посмертных». Слушайте. Прошло где-то с пару лет после того, как я стал «миллионером», я получил уже старшего лейтенанта. И вот представьте, то ли июль, то ли август в Кишиневе. Жара невыносимая, асфальт плавится. И вот я и еще один из другой роты проводим два часа строевой подготовки с оружием под этим палящим солнцем. В кителях, в фуражках, в сапогах, перетянуты портупеями. Короче – кошмар. Час с одним взводом, второй – со вторым. Плац большой. Он в одном углу со своим взводом, я в другом.

И скучно мне стало, просто скукотища, решил я его разыграть. В перерыве, пока одни бойцы сдавали оружие, а другие получали, сидим в тенечке, курим, я и спрашиваю у него:

– Ты деньги получил?

– Какие деньги, до получки еще две недели. Ты, видать, на солнце перегрелся.

– Сам ты перегрелся. Ты в пятницу на читке приказов был?

– Нет, я в наряд готовился.

– Вот то-то, не знаешь, а говоришь, что я на солнце перегрелся. Зачитывали приказ министра обороны. Там говорится, что в случае смерти офицера положено выдавать его семье посмертное пособие в размере трех тысяч рублей, но по мотивированному рапорту офицера и по решению командира разрешается давать данную сумму при его жизни. Вот я и получил. Подумал, что вы меня и так закопаете, чтобы я не вонял. По рублю скинетесь. Веночек купите. Никуда вы не денетесь.

– Врешь, наверное. И сколько ты получил?

– Три тысячи. Копеечка в копеечку. Вот мы с женой и думаем, можем машину подержанную купить или мебель хорошую в квартиру. Не знаю. А может, на книжку пока под проценты положить.

– Покупай лучше машину. А как получить?

– Очень просто. На имя комбата пишешь рапорт. Так мол и так, прошу вашего разрешения выдать мне посмертное пособие в размере трех тысяч рублей. И обязательно напиши сумму прописью, а то отправит переписывать, меня уже отправлял.

– Слушай, а почему другие не получают?

– А хрен их знает. Может, деньги не нужны, а может, текучка не дает. Проверка на носу, вот и руки не доходят.

Провели мы еще час строевой подготовки. Я пораньше закончил и бегом к комбату. Так, мол, и так. Сейчас придет старший лейтенант, вы, товарищ подполковник, подпишите ему рапорт. Не читая, подпишите.

– Зачем я буду подписывать что-то не читая?

– Подпишите, это шутка, потом поймете, вместе посмеемся.

И убежал к себе в роту. Переоделся, сижу в канцелярии, жду развязки. Раздается звонок по телефону. Комбат:

– Миронов, быстро ко мне.

Я быстро спустился в кабинет к командиру батальона. Он сидел и выглядел, как новый начищенный пятак, и улыбался в тридцать два зуба.

– Ну, Миронов, ты даешь. Как ты додумался до посмертного пособия? И главное, Крюков клюнул! Ха-ха-ха! С чего тебе пришло в голову его одурачить?

– Все очень просто, товарищ подполковник. Командовал он так все два часа, что уши закладывало. Наверное, хотел, чтобы вы его заметили.

– Слышал я, как он командовал, я так же подумал, – заметил комбат.

– Ну, короче, надоел он мне, а тут жара стоит, я потом обливаюсь, и скучно. Скука такая, что скулы судорогой сводит. А тут Крюков продолжает орать. Хоть и весь плац нас разделял, но, тем не менее, он меня достал. Вот и пришла в голову мысль его разыграть, а в курилке пришла идея о «посмертных» деньгах. А тут как раз получилось, что на последней читке приказов его не было.

– Сейчас будет начфин звонить, уж он-то точно офигел от крюковского рапорта, – комбат закурил и кивком разрешил мне тоже курить, мы стали ждать звонка из финансовой части.

Спустя пару минут раздался звонок. Комбат снял трубку:

– Кленов, слушаю вас.

– Добрый день, Валерий Павлович, – раздался в трубке голос начфина, комбат подальше отодвинул трубку, чтобы я все мог слышать, – это начальник финансовой части капитан Голованов.

– Слушаю вас, – у комбата начались судороги из-за раздирающего его смеха.

– Тут пришел Крюков с каким-то рапортом, требует «посмертные» деньги, он у вас на солнце перегрелся? Кто-кто тебя послал? – было слышно, как начфин разговаривает с Крюковым. – Миронов сказал тебе? Нашел кому верить! Ты вспомни, как он пиздунка два года тому назад пустил, так все в главкомате на ушах стояли. Так вот и тебя, дуралея, он разыграл. Миронова слушать – себя не уважать. Товарищ подполковник, это Миронов разыграл Крюкова. Наплел ему, что есть какой-то приказ министра обороны и что офицер при жизни может получить свои деньги, выделяемые его семье на похороны. Чушь собачья. Иди, иди, Крюков, отсюда и рапорт свой забери. Передай Миронову, что если в свои розыгрыши он будет втягивать меня, то деньги будет самым последним получать. Извините за беспокойство, товарищ подполковник. Это Миронов взбаламутил тут все, а Крюков ему поверил.

И сколько потом Крюков еще служил в части, все офицеры старались ему это припомнить и постоянно подшучивали. Зато что бы я ни говорил, и всерьез, и правду, то уже никто мне не верил, считали, что я стараюсь подшутить над ними и сделать посмешищем в глазах окружающих.

Я закончил рассказ, все вокруг заржали.

– Ну, Слава, ты и дал перца этому Крюкову!

– Ты сам до этого додумался?

– Сам, скучно было.

– Это хорошо, что ты рассказал, теперь буду знать, что тебе веры нет.

– Вот, опять началось. Где бы я ни рассказывал эту историю – везде одно и то же. Народ перестает мне доверять. Тьфу, – притворно-раздосадованно я сплюнул себе под ноги.

– Да все нормально, Слава, мы же пошутили.

– Смотрите, комбриг с генералом выходят!

И действительно, из здания выходили комбриг и генерал. Провожал их Седов. Откровенно Седов улыбался, ну прямо картинка с плаката «Добро пожаловать». Что-то рассказывая, зазывно смеялся, показывая на нас, очевидно, поведал, как мы готовились к обороне. Ладно, смейся, паяц, смейся. Как бы потом не отлился тебе этот смех, стратег хренов.

Генерал что-то сказал Бахелю и вернулся в здание, а комбриг направился к нам. Лицо его, и без того всегда мрачное, редко когда улыбнется, здесь было зверское и усталое. Он подошел к нашей группе.

– Что, отбивать нас хотели? – спросил он, закуривая.

– Было такое дело, товарищ подполковник. – Они же стянули больше роты, пароли сменили, нас выпускать не хотели, при попытке проникновения в здание или выезда с территории аэропорта – открывать огонь на поражение.

– М-да, а дезертирство нам не «шили» они?

– Хуже, распустили слух, что мы готовимся всей бригадой уйти к Дудаеву.

– Маразм какой-то. И охрана аэропорта поверила? Мы же с ними штурмовали эту цитадель.

– Слава Богу, что нет. Подумали и посовещались и нам записку послали, что в нас стрелять не будут.

– Это хорошо, что хоть кто-то нам еще верит, а то меня там обвиняли в том же самом. И в трусости, и в предательстве, и в измене Родине. Хотели уже арестовать, да, видимо, вы здесь засуетились. Вот и передумали. А то что же получается, свои своих расстреляли! В Москву звонили. Я разговаривал с замначальника Генерального штаба, убеждал в бессмысленности. Они на себя ответственность не хотят брать. Говорят, разбирайтесь на месте. Говнюки. Ладно, поехали «домой».