Я была Алисой

Словом, комната мистера Доджсона с годами почти не изменилась. Изменился ли он сам? На этот вопрос у меня не было ответа. Я боялась его пристально разглядывать, боялась заговорить с ним из страха получить ответ на свой вопрос. Однако, осматривая комнату, я несколько раз на себе чувствовала его взгляд. Какой он хотел увидеть меня: такой, какая я есть сейчас, или какой я была когда-то? Казалась ли я, повзрослевшая, ему теперь неуместной в его комнате? Или, напротив, знакомой, до боли знакомой… как сон?

Было душно, я мечтала открыть окно.

— Алиса! — услышала я и, качнув головой, обернулась. Лео в некотором недоумении смотрел на меня. Я так обрадовалась, что он рядом (я, кажется, совершенно забыла о его присутствии), что на глаза навернулись слезы. Но я сумела их сдержать — я просто улыбнулась, чувствуя, как успокаивается мое сердце и гаснут воспоминания. В его глазах я была женщиной. А не девочкой.

— Да, сэр?

— Я только что говорил, как это замечательно, что Льюис Кэрролл и настоящая Алиса живут практически рядом! И как это странно, что никто из вас не говорит о книге. Однако, я полагаю, она вызывает приятные воспоминания?

— Позвольте мне ответить за Алису, — вмешалась мама, и мне ничего не оставалось, как предоставить ей это. Я метнула взгляд на мистера Доджсона. Тот с преувеличенным усердием выравнивал перекосившуюся картину на стене. Его худые плечи неестественно сгорбились и напряглись от усилия. — Да, сэр, это драгоценный дар, но за пределами семьи мы стремимся о нем не распространяться. У нас не принято привлекать к Алисе внимание столь публично… вы как истинный джентльмен, без сомнения, меня понимаете! Что до мистера Доджсона, то за него я, конечно, не могу говорить. — Хотя вид у мамы был такой, будто она хотела сказать и за него тоже, ибо устремила на него столь гневный взгляд, что я удивилась, когда Лео на это никак не отреагировал.

— Я храню самые нежные воспоминания о нашей совместной речной прогулке и всегда буду благодарен Алисе за ее настойчивые просьбы записать эту сказку, — тихо проговорил мистер Доджсон, по-прежнему не глядя на нас. — У меня много приятных воспоминаний о нашей д-д-дружбе, и книги связаны лишь с одним из них. — Наконец он повернулся к нам.

Я не смотрела ему в лицо, не хотела, не могла видеть его грустную улыбку, которую так хорошо знала. Глаза мои наполнились слезами, и я, пока Лео ничего не заметил, попыталась их смахнуть. Отчего вдруг так защемило сердце? От ощущения потери? От сожаления?

Или от чувства вины? Ибо, несмотря на игрушки и музыкальные шкатулки, в этих комнатах царила невыразимая пустота. Застывшее во времени предательство леденило воздух. Я не могла не повзрослеть. Он же остался прежним. Каким был всегда.

— А теперь позвольте предложить вам приступить к съемке. Иначе уйдет свет, — сказал мистер Доджсон и повел нас по узкому коридору к еще более узкой лестнице.

Мы поднялись по ступеням и оказались в просторном помещении, где свет оказался таким ярким, что я от неожиданности прищурилась. Это была студия со стеклянной крышей, где одна сторона напротив кирпичной представляла собой сплошной ряд окон. Здесь находились сундуки с костюмами, оставшиеся такими, какими я их запомнила, и тот же коричневый кожаный саквояж, в котором мистер Доджсон носил реактивы и фотоаппарат. Фотоаппарат в корпусе из розового дерева с тем же большим немигающим глазом, который некогда запечатлел мою душу.

За плотно закрытой дверью располагалась еще одна комната. Фотолаборатория, предположила я.

У мистера Доджсона появился еще и дополнительный реквизит: диван, кресла, столы, стремянки и даже какие-то разрисованные задники, возможно, оставшиеся от студенческих театральных постановок. Он явно до сих пор не оставил свое хобби. С легким раздражением я исподтишка смотрела на розовую сатиновую тапочку в арабском стиле с загнутым кверху мысом, выглядывавшую из одного из сундуков с костюмами. Кто, интересно, теперь его любимая модель?

— Кто желает позировать первым? — спросил мистер Доджсон, снимая сюртук, закатывая рукава… и стягивая перчатки.

Вид его рук, бледных, худых, все с теми же темными пятнами на кончиках пальцев, вызвал во мне трепет, ноги задрожали. Я резко опустилась в кресло, ощущая на себе подозрительный взгляд маминых глаз.

— Его Королевскому Высочеству, я уверена, угодно первой увидеть Эдит: она так великолепно получается на снимках, — сказала мама, отворачиваясь от меня, и в кои-то веки ее резкость не вызвала во мне неприятия, в отличие от Лео, негодующе выгнувшего светлую бровь.

Мистер Доджсон жестом предложил Эдит кожаное кресло с высокой спинкой и, усадив ее, сделал снимок. Тихо, почти неслышно, он досчитал до сорока пяти, а мне при этом вспомнилось, как мистер Доджсон дурачился, когда мы были маленькими. Затем мама убедила Лео позировать рядом с Эдит, что он и сделал с учтиво скрываемым раздражением. При этом мистер Доджсон попросил у Лео позволения сфотографировать его отдельно для своей собственной коллекции.

— Ну а теперь очередь Алисы, — нетерпеливо сказал Лео, когда мистер Доджсон появился из темной комнаты с новой пластинкой. Кивнув, тот начал сосредоточенно вставлять пластинку в фотоаппарат и чуть не уронил ее.

Я подошла к креслу. Все взгляды устремились на меня. Что такое они увидели, недоумевала я, чего от меня ждут? Опустившись в кресло, я повернулась к мистеру Доджсону в ожидании указаний.

— Н-н-не могли бы вы… мо-может, если вам угодно… я не уверен, н-н-но думаю, если вы п-п-просто… — В первый раз на моей памяти недостаток мистера Доджсона так затруднял его речь. Наконец он оставил всякие попытки заговорить и покачал головой. Он не мог сказать мне, что делать. Он был так же напуган, как и я.

Мне хотелось подойти и успокоить его, сказав, что все хорошо, — как я неоднократно это делала в детстве. Мне было больно видеть тоску мистера Доджсона и знать, что только я в силах его спасти. Но теперь между нами не было того, что раньше, и никогда уже не будет, и каждый из присутствовавших здесь, в необычной комнате под стеклянной крышей со странными костюмами и раскрашенными в неестественные цвета сказочными декорациями, знал этому причину и тяготился ею.

Лишь один человек сейчас не чувствовал невыносимого бремени прошлого.

— Почему бы вам немного не откинуться назад? — услышала я голос и обратила невидящий взгляд в том направлении, откуда он донесся. Сквозь горячие слезы я разглядела Лео. Он подошел ко мне и, положив руку мне на плечо, другой нежно откинул прядь волос с моего лица. Я закрыла глаза, склоняясь к нему и желая лишь одного: чтобы мы с ним оказались сейчас где-нибудь… все равно где, только не здесь — и одни.

Мама откашлялась, и я резко открыла глаза. Мистер Доджсон удивленно взирал на нас. В его взгляде, кроме удивления, читалось и что-то еще, какое-то другое чувство, понимать которое я не хотела. Я вспыхнула и мягко отстранилась от Лео. Сдерживая дыхание, я выпрямилась в кресле, наклонила голову вперед и посмотрела исподлобья, выискивая глазами некую нейтральную точку на стене за фотокамерой, где я могла бы остановить взгляд.