Я была Алисой

Я закрыла глаза — воспоминания снова нахлынули на меня: ритмичное покачивание поезда, бархатный мрак навеянного летним зноем сна, странное пробуждение. Глаза Ины, округлившиеся и немигающие, которые видели то, что она хотела увидеть. Что я хотела, чтобы она увидела…

— Нет! — Я покачала головой. — Нет! Я была слишком мала! Я была слишком мала, чтобы помнить!

— Вот и она тоже так говорила. — Мистер Рескин сидел неподвижно, гневно уставившись на меня.

— Кто?

— Роза. Моя Рози, моя лапушка, моя кошечка. В один летний полдень. И ведь всегда, всегда это полдень, не правда ли? Она говорит, что слишком юна. Говорит, что не станет со мной разговаривать, хоть я и прошу, прошу ее. И вы не станете со мной разговаривать. Ваши родители не позволяют вам. Почему? — Теперь он покинул кресло и с безумными глазами, со вздыбленными волосами стал расхаживать по комнате. Руки его дрожали, и он даже не пытался этого скрыть.

— Мои родители? Что вы имеете в виду? Зачем вам было их спрашивать?

— Потому что я джентльмен, вот зачем! — прокричал он, выводя тем самым меня из состояния ступора.

Я нашла в себе силы подняться с кресла и трясущимися руками расправить облитую чаем юбку. На подгибающихся ногах я начала потихоньку продвигаться к двери.

— Мистер Рескин, боюсь, вы нынче нездоровы. Пожалуй, я оставлю вас — вам нужен отдых.

— Нет! — Он резко остановился, преграждая мне путь. Затем стремительно развернулся и, сжав руки в кулаки, вперил в меня полный боли взгляд. Я отпрянула, сердце у меня бешено стучало, кожа дрожала от страха. — Нет! Не теперь, когда мне удалось вас сюда залучить… вернуть! Вы всегда уходите, ускользаете у меня из-под носа. Сначала Алиса, а теперь вот моя кошечка, моя лапушка… Рози, прошу тебя, не уходи! Я исправлюсь. Я сделаю все, что ты скажешь. Прошу тебя. — Вдруг по сразу ввалившимся щекам мистера Рескина медленно поползли крупные слезы, которые он, хлюпая носом и шаркая ногами, вытер рукавом сюртука — жалкий, как маленький мальчик.

Потрясенная до глубины души, я наконец поняла, что происходит. Он был болен. Болен, утомлен, и его разум помутился. Шагнув навстречу, я протянула ему руку, как раненому животному.

— Мистер Рескин, пожалуйста, я не Роза. Я Алиса. Алиса Лидделл. Вы не помните?

Он уставился на мою ладонь. Затем его взгляд медленно пополз вверх по моей руке и наконец достиг лица. Густые белые брови мистера Рескина хмуро сдвинулись, и он метнул в меня злобный взгляд.

— Конечно, помню. О чем вы? Где чай? Алиса, я, кажется, просил вас разлить чай. Посмотрите на себя… Вы что, пролили его?

Он позвонил миссис Томпсон. Та торопливо вошла в комнату, окинула взглядом камин и так же торопливо вышла, затем вернулась с ведром воды, тряпкой и совком. Умело и бодро она вытерла разлитый чай и принесла свежий.

Опустившись на колени, миссис Томпсон собрала осколки разбитой чашки — с узором из синих незабудок, — затем на миг замерла и посмотрела на мистера Рескина. Тот стоял, уставившись в окно в сторону Медоу, бледно-зеленого в первом весеннем цвету. Дни стали заметно длиннее, и во время вечернего чая было еще светло. Миссис Томпсон перевела взгляд на меня. Наблюдая, как она наводит порядок, я растерянно стояла посреди комнаты, не зная, что делать. Миссис Томпсон поймала мой взгляд, нахмурилась, словно пыталась решить сложную головоломку, и осторожно и очень сдержанно улыбнулась мне. Закончив свою работу, она, более не глядя в мою сторону, покинула гостиную.

— А теперь разлейте чай, пожалуйста, но только постарайтесь быть аккуратнее. Когда, скажите, Эдит собирается объявить о своей помолвке? Бедный Обри весь извелся. — Мистер Рескин снова устроился в кресле и при виде поставленных возле него пирожных стал энергично потирать руки.

Медленно двигаясь, словно преодолевая под водой мощное течение — звуки стали плохо слышны, окружающие предметы менее отчетливы, — я вернулась к креслу. Все вроде бы вернулось в прежнее состояние: в камине танцевали языки пламени, на подносе стоял свежезаваренный чай и лежали чайные принадлежности, а мистер Рескин с вожделением смотрел на пирожные. Единственное, что напоминало о недавней странной, неприятной сцене, были мокрые, неприглядные пятна от разлитого чая на моей легкой шерстяной юбке.

— Ну вот, умница, — похвалил меня мистер Рескин, когда я снова разлила чай по чашкам. У меня возникло ощущение, будто я уже разливала его, но только в своем воображении. — Вы, Алиса, доложу я вам, сегодня несколько бледны. Я-то думал, вы расцветете с приездом Леопольда, который, как я понимаю, нынче прибыл в дом некоего декана, а? — Мистер Рескин издал тихий смешок. — Хочу вас предостеречь: не поддавайтесь чрезмерному восторгу. Очень важно, чтобы вы оба вели себя сдержанно. Но мне можете доверять. Я на вашей стороне. Я всегда за любовь. — Легко и непринужденно он пригубил чай.

Следуя его примеру, я сделала глоток, но вкуса не почувствовала. Даже не могла понять: горячий чай или холодный. Мои губы, мой язык онемели, и я не могла выговорить ни слова.

— Как вы отнесетесь к игре «разори соседа»? Я сегодня не прочь поиграть в карты, потому как у меня болит голова. Мне кажется, игры, не требующие умственного напряжения, как нельзя более соответствуют таким случаям, вы не находите?

Широко улыбнувшись, он кивнул на шкаф, где хранились карты. Я встала, достала их и вернулась на место. Мистер Рескин перетасовал колоду, я ее сняла, и он раздал карты.

Весь остаток дня я не произнесла ни слова, но мистер Рескин будто этого не замечал. Я сидела перед камином, играя в детскую игру с выдающимся человеком, который весело смеялся, жадно забирая мои побитые карты.

Когда я уходила, он попросил передать Леопольду наилучшие пожелания и поцеловал меня в щеку с беззаботной нежностью доброго дядюшки. Если бы не пятно на юбке и не повышенная забота, с которой миссис Томпсон пожелала мне доброго вечера, я бы не поверила, что случилось нечто из ряда вон.

Выйдя из дома, я подняла голову и посмотрела вверх. Мистер Рескин стоял у окна и наблюдал за мной, сжимая в руках портрет Розы ла Туш. Я отвела взгляд и как можно скорее поспешила прочь.

Я торопливо шагала по Мертон-стрит, не заботясь, поспевает ли за мной Софи, и, наклонив голову, пыталась собрать свои мысли воедино и разложить их по полочкам, когда вдруг услышала, как кто-то окликнул меня:

— Алиса… ми-ми-мисс Алиса, э-это вы?

Я подняла глаза. И чуть не столкнулась с человеком. Передо мной стоял высокий, худой мужчина с голубыми глазами, один выше другого. Он был одет только в сюртук, в свой обычный сюртук, на руках — серые перчатки, хотя воздух еще дышал зимней прохладой.

— О! — Я от неожиданности отступила на шаг и обнаружила, что хлюпающая носом Софи оказалась ко мне гораздо ближе, чем я предполагала. — Здравствуйте, мистер Доджсон.

Он поднял шляпу и поклонился.

— Надеюсь, я не задерживаю вас. Вы, кажется, спешите.

— Нет, вовсе нет. Я возвращаюсь от мистера Рескина, с… урока рисования. — На противоположной стороне улицы какой-то джентльмен открыл дверь в паб. Хлынувший оттуда поток света и музыки пролился в сточную канаву, и меня передернуло от веселого бренчания фортепьяно.

— Вы здоровы? — встревоженно поинтересовался мистер Доджсон. Он протянул руку, как когда-то — готовый помочь, успокоить.

Смешавшись, я вспомнила его привычку склоняться над моей головой и утыкаться носом в мои волосы, когда я была маленькой. Я сделала еще шаг назад, хотя он, отдернув руку, спрятал ее за спиной.

— Да, здорова. Надеюсь, и вы тоже, — пробормотала я, смутившись за нас обоих.

— Благодарю вас. Скажите, не получали ли вы вестей от принца Леопольда? Он тут всеобщий лю-любимец. Мы все с нетерпением ждем возвращения принца.