Я – доброволец СС. Берсерк Гитлера

Я разорвал конверт, руки мои дрожали больше от радостного возбуждения, нежели от истощения и последних невзгод, истрепавших вконец мои нервы. Я быстро пробежался взглядом по строкам. Потом прочитал еще раз, медленно, а потом снова и снова.

Возможно, в этом письме не было ничего особенного. В основном оно рассказывало об обычных вещах и мелких событиях дома. Однако оно придало мне новые силы и надежду — я начал думать о жизни там, на Севере. Все это было чудовищно далеко от жизни фронтового солдата. Письмо помогло мне погрузиться в счастливые грезы, как только я присел под стеной амбара. Держа письмо в руке, я начал думать о том, как поживают мои домашние и друзья. Полтора года из дома не приходило ни единой весточки. Недоумевая, я смотрел, как другие мои соотечественники получали письма из Швеции, слушал, как они читают и пересказывают содержание в перерывах между боями и маршами. Письма шли довольно долго — месяц или даже больше, но все же они оставались связующим звеном с домом, по которому я скучал.

Как и все остальные, я вконец вымотался. Неделя тяжелых непрерывных боев, почти без сна, среди рушащихся домов, грома разрывов, разорванных человеческих тел в грязи, огне, дыме и крови, высосала из нас все силы. Ужасные образы, словно огненное клеймо, жгли мозг. Но все это: усталость, апатия, взвинченные до предела нервы — внезапно куда-то исчезло. Все воспоминания о предыдущих днях, о войне на время пропали. Сейчас я был снова дома с моими родными и друзьями. Я снова ходил по добрым улицам Старого города и Южной стороны. Мои мечтания продолжались, пока меня не победила усталость, и я уснул прямо там, где сидел, теперь мне снился далекий Стокгольм.

Нам приказали отодвинуться еще дальше в тыл, чтобы оправиться от последних тяжелых боев. Эта передышка стала одним из незабываемых периодов восстановления между изнурительными сражениями. Мы как будто заново родились и снова могли драться с прежней силой, словно пошли на фронт в первый раз. Приказы стало легче выполнять, время от времени мы проводили учения, чтобы не слишком облениться. Иначе говоря, все стало по-шведски: немного медленно, не слишком тяжело и больше походило на первые тренировки новобранцев. Это не походило на обычные изматывающие учения эсэсовцев!

Наступили славные времена, нам хватало масла, сыра, яиц, ветчины и всяких сельских деликатесов. Фермеры довольно улыбались, смотря на то, с каким аппетитом мы поглощаем еду. Условия жизни стали вообще почти роскошными. Например, одного из наших офицеров было довольно сложно найти с тех пор, как он познакомился с симпатичной маникюршей, эвакуированной из Берлина. Нужно было ехать в деревню, где она жила, и искать его в пещере «львицы» с платиновыми волосами. Там он, скорее всего, наслаждался маникюром, педикюром и, вероятно, всякими другими приятными радостями.

Но когда командир роты приказал построиться и скомандовал «Смирно!», мы все встали, как статуи. Никто не потерял выправки, хотя мы стали настоящими весельчаками. Вот и у Перссона был вполне довольный вид, пока он осматривал строй и внимательно вглядывался каждому солдату в глаза. Надраенные до блеска и отменно вышколенные! Ведь мы солдаты Ваффен СС!

Начались стандартные проверки, или, как их звали в шведской армии, «визиты» — осмотры техники. За пару дней до того, как наш отдых закончился, состоялась одна такая проверка, причем в самый неудачный для меня момент. Команда из пяти человек моего полугусеничного транспортера, ну, и я с ними, оказались вполне успешными «организаторами». Нам стало понятно, что вскоре предстоит отправка на фронт, поэтому мы «организовали» поставку довольно большого количества еды с кухни и одежды со склада, добытой подобным образом. Наша машина была так набита разного рода консервами, маслом, джемом, нижним бельем и всем прочим, что если бы не броня, то точно бы лопнула.

И тут, как гром среди ясного неба свалился приказ о срочной проверке бронетранспортеров. У нас не было совершенно никакой возможности спрятать свои сокровища и воспрепятствовать позорной конфискации имущества! Офицер по прозвищу Шпиц, адъютант роты Худелист, почти облизывался, пока он вместе с командиром роты осматривал все «добро», которое можно увидеть через люк нашего танка. Он сладостно потирал руки и говорил:

— Вам тут не тесно, господа, в вашей карете? Мне кажется, нужно убрать часть багажа, чтобы вам было удобнее путешествовать.

Сразу после смотра, грустно вздыхая, мы начали относить обратно все продукты и вещи туда, где мы их взяли. Самым тяжелым для меня было отнести обратно пару абсолютно новых сапог, два комплекта мягкого и красивого белья, пару новых брюк новой модели и несколько пар носков. Пока я складывал вещи вместе, чтобы отнести на склад, Перссон стоял в люке танка, уставившись с понимающим видом в небо и стуча пальцами по броне. Шпиц подскакивал от нетерпения и даже помогал мне, забирая лишние штаны.

На следующее утро из своей казармы Худелист вышел, красуясь в «моих» штанах. Как только он поймал мой взгляд, то направился в мою сторону, остановился и радостно поинтересовался:

— Ничего, если я похожу в «твоих» штанцах?

Во мне все кипело, но он был выше по званию — гауптшарфюрер, а я всего лишь унтершарфюрер, даже несмотря на то, что мне недавно доверили командование взводом. Поэтому я ответил, стараясь успокоиться, но с таким видом, словно оказывал ему благодеяние:

— Конечно, нет, гауптшарфюрер!

Что ж, нам выпало несколько «мирных» деньков, так что в нашем бронетранспортере остались только экипаж и предписанное уставом имущество, когда мы получили приказ выступать!

Глава 7 Кюстрин

В районе Штеттина все было относительно спокойно с тех пор, как мы эвакуировали плацдарм. У большевиков пока еще не хватало сил, чтобы переправиться на западный берег Одера. Кроме того, ликвидация нашего плацдарма Штеттин — Альтдамм стоила им нескольких лучших дивизий. Когда пролилось столько крови, требуется время, чтобы найти новую кровь, чтобы снова «оросить» землю Померании. Однако нам казалось, что запасы «азиатской крови» нескончаемы.

Благодаря этому наша позиция на данный момент была вполне безопасной. Вверх по Одеру опасность была серьезнее. Вся наша система обороны полностью зависела от позиций на Одере. Красная Армия бросила значительные силы в сектор между излучиной Одера и Франкфуртом и начала прощупывать оборону в разных местах.

Как только мы почувствовали беду, командование, насколько было возможно, усилило оборону. Например, в секторе Штеттина были усилены те участки, где создалось наиболее угрожающее положение. В частности, нашу дивизию отправили на юг. Нам приказали занять позиции возле города Шведт, который находился на правом берегу большой излучины Одера. Стояла прекрасная весенняя погода, и после перебазирования мы сразу начали окапываться и строить оборонительные позиции. Нам на помощь пришли несколько горожан, как мужчины, так и женщины, но их было слишком мало. Солнце светило весь день, и, несмотря на то что был только конец марта, жара стояла, как в июле. Мы почти ничего не слышали о русском иване, но в воздухе витала постоянная угроза. В конце концов, в Штеттине мы собственными глазами видели, какое количество солдат русские могут бросить в наступление.

В это время мой минометный взвод был передан пятой роте нашего разведывательного батальона. Постепенно мы то же узнали от других подразделений, которые с боем прорывались назад чуть ли не от берегов Вислы, они рассказывали о странных событиях, которые ясно показывали, что русские сейчас поставили на карту все, пытаясь одним мощным ударом завершить войну.

Ранее мы не раз попадали в сложное положение и достаточно закалились, иначе мы бы не справились с непомерным психологическим и физическим напряжением отступления из России. Но теперь мы находились уже на исконных немецких территориях. Вдобавок к тому моменту буквально все начало казаться зловещим. Безусловно, мы прекрасно понимали, что приближаются решающие события и скоро в бой будет брошено волшебное оружие, благодаря которому война приобретет совершенно новый характер.