Я досчитаю до пятидесяти...

– Я рядом с больницей, где Стася лежит.

– Значит, уже знаешь?

– Я знаю, что она в больнице. Но мне не говорят, что с ней.

– Приезжай ко мне, переговорим.

Помчался к другу. Пашка ждал меня у подъезда.

– Что с моей женой?
– выпалил я вместо приветствия.

– С бывшей женой, - поправил Пашка, прикуривая сигарету.

– Хорошо. Что с моей бывшей женой?

– Глеб, я в курсе, что Стася застала тебя с любовницей и подала на развод.

Я нетерпеливо махнул головой, но Павел не дал себя перебить:

– Я знаю, что вас развели. А еще я знаю, что она улетела в Малайзию.

– Я тоже все это знаю. А теперь скажи мне то, чего я не знаю. Что с моей женой?

– Она была беременна, - ответил Паша и зачем-то уточнил, - ребенок твой.

Последняя фраза была до того глупой и неуместной, что я недовольно скривился. Можно подумать, что у Стаськи мог быть ребенок от другого мужчины. Или что я мог бы сомневаться в отцовстве. Стоп. Ребенок! У нас со Стаськой будет ребенок! Я даже представил этого ребенка. Розового, пухлого, с ямочками на щеках и зелеными Стаськиными глазами. И эта картинка была такой яркой и завораживающей, что я невольно улыбнулся.

– Плод перестал развиваться. Потом началось воспаление. Пришлось делать операцию, - продолжил Пашка.

Странно и неправильно было слышать о нашем со Стаськой ребенке - плод. Какой же он плод? Это же наш ребенок, наш малыш, самый лучший на свете. И вдруг - плод.

– Как перестал развиваться?
– тупо переспросил я.

– Замершая беременность, - ответил Пашка.
– Иногда ребенок перестает развиваться. Умирает.

Он протянул мне пачку сигарет, я машинально достал одну. Прикурил. Мозг отказывался воспринимать информацию.

– Наш ребенок умер?

– Да.

– А Стася, что с ней?

– Она не заметила сразу, срок очень маленький. Началось воспаление. Позвонила из Стамбула, пожаловалась на боли. Я встретил ее в аэропорту, стразу повез в клинику. Там сделали узи и отправили на операцию.

– А сейчас? Как она сейчас?!

– Глеб, сейчас она отходит от наркоза.

– Она в порядке?

Пашка глубоко вздохнул.

– Глеб, у нее больше не может быть детей.

До меня как-то плохо доходил смысл сказанных Пашкой слов.

– Она в порядке?!
– повысил я голос.

– Она поправится, - твердо сказал Пашка.
– Но детей у нее не будет. Никогда.

Я постарался отбросить от себя мысль о детях. Об этом можно подумать позже. Постарался не думать о нашем погибшем малыше. Сейчас самым главным было здоровье моей женщины.

– Паша, любые врачи, любые лекарства, любые клиники - все, что только нужно для ее здоровья, - начал я.

– В этом даже не сомневайся.

– Я сейчас поеду к ней.

– Нет, - твердо сказал Павел.

– Я поеду, - упрямо повторил я.

– Нет, Глеб. Во- первых, она еще не отошла от наркоза. Во-вторых, тебя не пустят. Поезжай домой, постарайся поспать. Я завтра с утра буду в клинике и тебе позвоню.

Я не стал спорить. Я просто вернулся к клинике и провел всю ночь в машине на парковке. Рано утром приехал Павел. Меня он не заметил, сразу прошел в приемный покой.

Я выдержал двадцать минут и позвонил ему.

– Ты где?
– спросил Павел.

– Внизу, в машине.

– Сейчас выйду.

Он вышел минут через пять, подошел ко мне.

– Как Стася?

– Проснулась.

– Как она себя чувствует?

– Физически нормально.

– Как долго она пробудет в больнице?

– Если все будет хорошо, то дня через три ее выпишут.

– Я хочу увидеть свою жену.

– Глеб, - сказал Пашка, - не ходи туда, не надо.

– Она, - медленно подбирая слова, спросил я, - винит меня? Не хочет меня видеть?

Пашка прикурил сигарету, глубоко затянулся.

– Она винит себя, Глеб. И это самое плохое.

– Она что-то сказала?

– Да ничего особенного она не сказала. Только это невооруженным глазом видно, винит она себя.

– Скажи, если бы она была в Москве, ребенка удалось бы сохранить?

– Я не знаю, Глеб. И никто не знает. Медицина не терпит сослагательных наклонений.

– А ты? Ты как считаешь?

– Как врач, я ответил на твой вопрос. А как мужчина, вот что тебе скажу: если бы ты держал свой член в штанах и не гулял налево, она бы не застала тебя с любовницей. Не сбежала бы от тебя на черте-знает-какой остров в жопе мира и не просидела бы там два месяца. Она бы пошла в хорошую клинику в Москве и наблюдалась бы у лучших врачей. Помогло бы это ей? Я не знаю. Возможно, этого ребенка она бы выносить не смогла. Но, возможно, у нее бы осталась надежда забеременеть еще. Скорее всего, осталась бы. Мужчина должен защищать свою женщину, Глеб. Ты не защитил. И теперь она лежит в палате, улыбается как кукла и тихо ненавидит себя. Ты знаешь, что она сказала, когда пришла в себя после наркоза и узнала, что детей у нее больше не будет? Она сказала: "вот все и кончилось"! Так что не ходи к ней, не делай ей еще хуже. И еще. Ты, Самойлов, больше не звони мне. Не о чем нам с тобой разговаривать.

Он развернулся и ушел. Я даже не заметил куда. Стоял, как громом пораженный. Потому что Пашка был прав. Если бы я не был таким мудаком, Стася осталась бы в Москве. Мы бы нашли самого лучшего гинеколога. Он бы наблюдал ее постоянно. И даже если бы с ребенком что-нибудь случилось, медицинскую помощь ей бы оказали вовремя. Из-за меня, моя жена осталась одна. Что она почувствовала, когда узнала о ребенке? Собиралась ли мне сказать? Была ли готова меня простить? Или, наоборот, навсегда вычеркнула меня из своей жизни? А сейчас? Что мне делать сейчас? Наверное, Пашка прав. Нужно дать Стасе время прийти в себя. Хотя бы сегодня. А завтра я приду к ней. И пусть говорит, что хочет. Пусть винит меня. Только бы не себя.

Бессонная ночь давала о себе знать. Поехал домой. По дороге позвонил Зинке.

– Чего тебя нужно?
– начала она.

– Зина, ты знаешь, как Стася?

– Нормально. Лежит, видеть никого не хочет.

– Зина, меня к ней вчера не пустили.

– Правильно сделали. И сегодня не пустят. И завтра тоже.

– Почему?

– Глеб, она просила никого к ней не пускать. НИКОГО, понимаешь?

– Но я должен быть с ней!

– Глеб, ты понимаешь, что она сейчас чувствует?! Она ребенка потеряла!

– Она потеряла нашего ребенка, Зина! Именно поэтому я должен быть с ней!

Зинка вздохнула в трубку.

– Глеб, я тебя понимаю. Ты сейчас успокойся и подумай о том, что она не только ребенка потеряла. Она потеряла возможность иметь детей. Вообще. Навсегда.

– Зина, над этом проблемой мы со Стасей подумает позже. И решим ее.

– Нет, Глеб. Это ты так считаешь. А Стася думает по-другому. Это у нее не может быть детей. А у тебя - сколько угодно. Ты ведь ей уже показал однажды, что она не единственная женщина на свете.