Я - Джеки Чан

И тут я вспомнил, что по дороге от паромной пристани мама накупила мне целую сумку всяких лакомств и сладостей. Сумка все еще стояла у входа рядом с моим чемоданчиком.

Быстро обшарив сумку, я извлек из нее пару апельсинов и горсть конфет с черносливом, Вернувшись в спортивный зал и устроившись в углу, я наблюдал за усилиями учеников, очистил апельсин и сжевал его по одной дольке.

Через час учитель объявил короткий перерыв, и ученики разошлись небольшими группами, чтобы переброситься словечком и перевести дыхание.

Я прикончил один апельсин, оставил второй на потом и самозабвенно сосал конфету с черносливом, но моя сосредоточенность была прервана резким криком.

– Эй, новичок, где это ты взял еду?
– Это был Юань Лун; его белая рубаха промокла от пота, а лицо выражало презрение. Рядом с ним болтался его закадычный друг - не менее крепкий парень по имени Юань Тай.

– Мама дала, - промычал я ртом, полным чернослива.

– Что ты сказал?
– Глаза Юань Луна сузились.

Юань Тай вышел вперед и толкнул меня ладонью в лицо:

– Когда разговариваешь со старшим учеником, называй его Старшим Братом,- сказал он, - А теперь повтори.

– Мама дала мне еду, Старший Брат, - повторил я, заскрежетав зубами.

– Извинись перед своим Старшим Братом, - потребовал Юань Тай.

– Прошу прощения, Старший Брат.

Лицо Юань Луна озарилось победной ухмылкою.

– Юань Тай, как наказывается неуважение к старшим?

Тот на мгновение задумался: - Никаких сладостей, Юань Лун.

Юань Лун вырвал у меня второй апельсин, а Юань Тай силой раскрыл мне ладонь и отобрал оставшиеся конфеты.
– Эй!
– воскликнул я.

– Что-то не так, новичок?
– спросил Юань Тай, набивая рот конфетами.

Между ними внезапно возникло суровое лицо Учителя с вопросительно приподнятой бровью.

– Что случилось?
– строго спросил он.

– Ничего, Учитель!
– сказал Юань Лун, сунув апельсин в карман (тот оттопырился, словно чудовищная опухоль).

Юань Тай с натугой проглотил конфеты - от напряжения его глаза стали косыми, и он слабо прохрипел: "Ничего, Учитель".

Я мысленно расхохотался. Дело в том, что внутри каждой конфеты с черносливом была косточка. Торопливо пытаясь избавиться от вещественных доказательств, Юань Тай одним махом проглотил четыре-пять таких косточек.

– Кон Сан?
– выгнув брови, спросил Учитель.

– Все в порядке, Учитель, - проворковал я, сложив руки на груди. Юань Лун взглянул на меня и беззвучно выругался.

Два старших брата вернулись к своим тренировкам, а я продолжал сидеть, напевал себе под нос любимую мамину песню и с удовольствием глазел по сторонам, пока всех не позвали обедать.

23 "СЛИШКОМ СЫТНОЕ БЛЮДО"

В доме на Виктория-Пик пища была простой: рис, маринованные овощи, жареная рыба и изредка - вареное мясо. В Академии кормили почти так же, но здесь еды было больше: ее хватало на целую толпу учеников и тех преподавателей, которые в этот день помогали Учителю. Еда была не такой вкусной, как блюда, приготовленные моим папой, - ведь в те времена он был одним из лучших поваров Гонконга, - но вполне сытной. К тому же, сидя рядом с Учителем, я успевал попробовать все блюда, прежде чем их передавали к другому концу стола. Места за столом распределялись по старшинству, то есть те ребята, которые жили в Академии уже давно, сидели неподалеку от Учителя, его жены и других наставников, а самые младшие ученики располагались у дальнего конца. Я понимал, что это вызвано почтением к старшим, но в результате младшим детям доставалось очень мало: к тому времени, когда тарелки попадали в цепкие руки десятка маленьких мальчиков и девочек, на них оставались только крохи пищи и остатки подливки.

Хотя я был самым младшим учеником, ко мне относились как к почетному гостю: я начинал есть даже раньше Самого Старшего Брата и других старших мальчиков вроде Юань Луна и Юань Тая. Я решил, что причиной стала особая любовь Учителя ко мне - да и зачем мне отказываться от такой чести? Она означала, что мне больше достанется.

Через несколько дней, на протяжении которых со мной обращались словно с принцем, я внезапно осознал, что те ребята, которые прежде относились ко мне по-дружески, все меньше и меньше разговаривают со мной. Они не издевались надо мной, как Юань Лун и Юань Тай, а просто избегали меня. По утрам, когда все остальные ученики уже приступали к утренней зарядке, я продолжал спать. Пока они до изнеможения занимались мучительной растяжкой, кун-фу и акробатикой, я играл в одиночестве, воображая себя великим генералом Кван Куном, Кинг-Конгом или каким-нибудь храбрым героем прошлого. Время от времени я даже присоединялся к занятиям и вместе со всеми растягивался и выполнял стойки на руках, но это длилось лишь несколько минут, после чего я взрывался хохотом или отвлекался на более интересные занятия.

Время от времени я возвращался к оставленной мамой сумке, чтобы подкрепиться самому и удовлетворить требования Юань Луна и других старших ребят, однако в промежутках мои запасы снеди стремительно таяли. Я попытался сберечь особо лакомые кусочки - шоколадки и банки с апельсиновым соком, - и использовать их в качестве взяток, которые помогли бы мне завоевать дружбу других младших учеников, однако они немногословно отказывались от моих подарков - а потом, стоило мне отвернуться, воровали сласти прямо из сумки.

Чтобы понять этот намек, мне не потребовалось много времени. Хотя по ночам мы спали рядом и вместе сидели за столом, мое особое положение обрекало меня на одиночество. Думаю, я мог бы пожаловаться на это и попросить, чтобы ко мне относились так же, как и ко всем остальным, однако это означало бы намного больше работы и гораздо меньше еды - но, честно говоря, больше всего мне хотелось заниматься тем, что в голову взбредет.

Я и не подозревал, насколько кратким окажется это блаженство. На шестой день моего пребывания в Академии я сидел в кухне, осматривая все, что осталось от маминого угощения - пакетик с грецкими орехами. Я никогда прежде не ел грецких орехов, и потому не знал, каковы они на вкус; помимо того, извлечение ядрышек из скорлупы было настоящим мучением. Именно поэтому орехи остались последними из сластей, прежде наполнявших сумку, - их даже не украли.

В тот день я снова проспал завтрак, и потребности желудка возобладали над присущей мне ленью. Выбора не было - мне необходимо было расколоть орехи.

Учитель никогда не оставлял на кухне ничего, чем можно было пораниться (или поранить другого): здесь не было ни молотка, ни ножа, ни даже увесистого горшка. Попытка раздавить орехи ладонями привела лишь к тому, что на руках остались болезненные кровоподтеки, а рисковать зубами, пробуя раскусить твердую скорлупу, мне совершенно не хотелось.

В приступе раздражения я начал колотить орехами о кухонную стойку, пока пакет не разорвался и орехи не рассыпались по всей кухне. Вскрикнув, я бросился собирать свои последние, драгоценные лакомства, но обнаружил, что один орех закатился под холодильник и теперь валяется в пыльной щели у задней стены.

Я был пухлым ребенком, однако мне удалось сунуть одну руку в щель между холодильником и стеной, и теперь я отчаянно вытягивал ее, пытаясь дотянуться до темного и грязного угла. В пояснице начало побаливать. Неожиданно кто-то рванул меня за штаны и выдернул к свету. Это был учитель, а рядом с ним стояли Самый Старший Брат, Юань Лун и Юань Тай - на лице последнего блуждала злобная ухмылка.

– Видите, Учитель?
– сказал Юань Тай.
– Я ведь говорил, что он играет с электрической розеткой.

– Это неправда! Я просто пытался достать орех!
– воскликнул я.

– Тебе следовало бы держать руки в карманах, новичок!
– хихикнул Юань Лун. Самый Старший Брат Юань Тин следил за происходящим с усталым видом, словно ему доводилось в очередной раз наблюдать привычную сцену. Учитель вытолкал меня из кухни и вывел в спортивный зал. Я перепугался. Я никогда не видел доброго старого Учителя таким, каким он был сейчас. Его лицо было злым и жестоким, и я внезапно вспомнил лицо отца перед тем, как он собирался меня наказать. Сурово наказать.