Я – его алиби

— Полезла на антресоли, — начала я. — Стремянка сломалась, я и полетела вниз.

— Что же, попросить было некого? — удивился он.

— Нет, — печально изрекла я.

— А может, я могу чем-нибудь помочь? — предложил доктор.

Я обрадованно вскинулась и принялась объяснять, что и где нужно достать.

Уже стоя у двери и прижимая к груди газетный сверток, я без устали бормотала слова признательности. Очевидно, с последним я переборщила, потому что, потоптавшись на пороге, он неожиданно брякнул:

— А может, встретимся завтра?..

Мысленно застонав, я принялась вдохновенно врать о том, что уже обещала завтрашний вечер одной из своих подруг. Если доктор и обиделся, то не подал вида.

Захлопнув дверь и проковыляв в гостиную, я положила в центр стола злополучный сверток и пристально на него уставилась.

— Что же там такое?.. — бормотала я вполголоса, разглядывая его со всех сторон.

«Чем гадать и мучиться — взяла бы и посмотрела!..» — прошептал изнутри гаденький внутренний голосок.

— Нет!.. — шарахнулась я от стола. — Меньше знаешь — лучше спишь!

Запрятав сверток подальше, я улеглась и проспала большую часть дня.

Разбудило меня яркое солнце, беспрепятственно блуждающее по подушке.

— Опять шторы не задернула, — пробурчала я спросонья и тут же поскучнела, вспомнив, при каких обстоятельствах вчера укладывалась спать.

Мрачное течение моих мыслей было прервано настойчивым стуком в дверь.

— Сейчас!.. — громко крикнула я, хромая к выходу, и уже тише добавила: — Кто же это такой нетерпеливый?..

Нетерпеливыми оказались мои подруги. Обнявшись, они стояли на пороге и смотрели на меня полупьяными глазами.

— Ну, и что это должно означать? — фыркнула я ревниво. — Где подзависли?

— Сказать — не поверишь! — хихикнула Ксюха.

— А ты скажи! — буркнула я неприветливо, пропуская их в прихожую.

— А что это у тебя здесь происходит? — Милка царственным жестом указала на погром, учиненный мною среди ночи.

— Упала со стремянки… — туманно пояснила я.

Только тут подруги заметили мои перебинтованные ноги и сразу насторожились.

— Лерка, что случилось? — трезвея на глазах, требовательно спросила Милка. — Давай по порядку…

— Ой, только не надо вот этого!.. — Я изобразила ее нахмуренные бровки, и подруги опять захихикали. — Сначала я упала на улице, ободрала колени. Потом полезла на антресоли, стремянка подо мной сломалась, и я упала на пол.

— О господи! — Милка страдальчески заломила руки. — Ну, почему с тобой все не так?! Если ты идешь по улице, то обязательно упадешь! Если ты лезешь в реку, то обязательно начинаешь тонуть!..

— У меня ногу свело, ты же знаешь! — задохнулась я от возмущения, припоминая наш выезд за город в начале лета.

— Пусть так… — согласилась она. — Но стремянка!.. Как ты могла ее сломать?

— Это не я ее сломала, она подо мной сломалась сама! — повысила я голос. — Неужели непонятно?

— Непонятно! — тоже перешла на крик Милочка. — Почему подо мной она не сломалась, а под тобой сломалась?!

Отупевшими глазами я уставилась на подругу и не могла вымолвить ни слова.

— А когда это ты на нее лазила? Ты же высоты боишься?

— Нужда приперла, и полезла… — Подруга со всего размаху плюхнулась в кресло, отчего старенькие пружины жалобно запели. — Недели две назад я взяла из ремонта свои кроссовки и оставила у тебя. Помнишь, когда от тебя мы поехали с Олежкой в ресторан ужинать? Он забросил их к тебе на антресоли, и мы про них забыли. А позавчера, когда мы на природу собрались, вспомнила, что они у тебя. Пришлось забегать, лезть на стремянку и забирать.

— Так вот кто похозяйничал в моем жилище? — прищурила я глаза. — А я, понимаете ли, прихожу, а дома сплошной разгром. Дверцы — настежь… Трубка телефонная на полу валяется…

— Извини, Леруся… — виновато пробормотала Милочка. — Спешила очень. Олежа торопил. Я птичкой вспорхнула наверх, сверточек схватила, в пакет швырнула и бегом. Даже записку не успела тебе оставить.

— Понятно…

— Что тебе понятно?

— Кто стремянку мою расшатал, — ехидно обронила я, устраиваясь поудобнее в кресле напротив. — Где же ей, горемычной, такую тяжесть выдержать? Ты сколько бутербродов в прошлый раз слопала?

— Ну, не знаю, — растерянно пробормотала подруга. — Штук пять, наверное, я не считала…

— Вот, вот! — удовлетворенно заухмылялась я. — Ты же на глазах расползаешься.

— Что, правда?! — Ее глаза трагически расширились от ужаса. — Утром взвешивалась, четыреста граммов только и набрала.

— Лерка, прекрати над ней издеваться! — Ксюха нависла надо мной и, потрясая перед носом клочком бумаги, спросила: — Это кто тебе желает добрых снов? Кто такой заботливый, можешь ответить?

Игнорируя мою протянутую руку, Ксюха подошла к Милочке и сунула ей записку. По мере того, как та ее читала, мое настроение становилось все хуже.

— Та-а-ак!.. — протянула она, позеленев. — Мы, можно сказать, уже выдали ее замуж, вовсю печемся о ее будущем, причем безбедном, хочу заметить, а она…

И тут началось такое…

Они принялись носиться по комнате, потрясая кулаками и выкрикивая упреки в мой адрес. К подобным проявлениям гнева я давно привыкла. Зная, что продиктованы они были исключительно привязанностью ко мне, я не очень-то расстраивалась. В этот момент меня больше волновало другое — кем и зачем была оставлена записка?..

— Может быть, позволите прочесть и мне? — как можно спокойнее попросила я. — Адресовано-то кому?..

Разъяренная Ксюха бросила мне клочок на колени и, скрестив руки, принялась наблюдать за моей реакцией.

Внезапно похолодевшими пальцами я осторожно развернула послание и едва не заскрипела зубами. «Любимая! — значилось в записке. — Спасибо тебе за все!.. Это было божественно!.. Прекрасных тебе снов. Еще увидимся».

— Вот ведь сволочь!.. — против воли вырвалось у меня.

— Опять! — едва не плача, выдохнула Милка. — Ты опять нарвалась на неприятности?.. Что у тебя вынесли на этот раз?