Я его достану!
Шрифт:
— Неужели просто предположить нельзя? — я готова была хвататься за самую тоненькую соломинку. — Да все же пишут, что «возможно», «вероятно», «похожая на…»
— Нам нельзя, — отрезал Архангельский. — Только стопроцентная информация с доказательствами. Просто прими как данность. Иди работай.
Худший день в моей жизни. Просто самый ужасный! После того как я упустила Кощея, думала, что страшнее ничего быть уже не может. Может! Когда у тебя после такого провала все равно выросли крылья и в душе поселилась уверенность, что все еще можно исправить. А потом тебе взяли и просто обрезали эти самые крылья.
Вся
Я прислонилась к раме окна и смотрела на «Иглу», расплывающуюся перед глазами — то ли из-за косого дождя, то ли из-за слез, которые против моей воли капали и капали. Сколько бы я сейчас всего сказала владельцу этой самой «Иглы»! Размазала бы его презрительную ухмылку. «Терпеть не могу журналистов». Да мы растерзали бы тебя, если бы могли. Или сможем?
В голове замелькали такие кровожадные картинки, что сама испугалась.
— Ты что тут стоишь рефлексируешь? — сварливый резкий голос Виолетты вернул меня в реальность. — Держи мобильный Халина, звони ему, спроси его…
Я еле успевала записывать за Соколовской, попутно поражаясь ее сообразительности. А ведь и правда, много чего не спросили коллеги, и если он ответит, то можно написать целую статью. Я бы сама не догадалась.
— Все поняла? Вперед!
Страдать снова стало некогда. Не знаю, что на меня нашло, но из Халина я вытрясла все, что только можно. И это мне не показалось, даже Виолетта, проходя мимо и взглянув на экран, цокнула языком и спросила:
— Сколько тебе нужно времени?
— Еще минут десять. Он это только мне сказал.
— Поторапливайся, на время посмотри. Уже все Золушки передохли, а Жора, сама знаешь, совсем не принц.
Когда я, наконец, сдала заметку на редактуру, ощущение было, что из меня вынули все силы. Такое опустошение, хотелось в угол забиться, чтобы никто не видел и не трогал.
— Виолетта, я на телефоне, окей? Спущусь на улицу, воздухом подышу.
Она кивнула, не отрывая взгляда от монитора. Вот и славно, сейчас я больше всего хочу побыть одна. И точно, у подъезда никого не было. Первые пару минут.
— Привет! Что под крышей прячешься? Холодно же?
Елисеев аккуратно стряхнул капли с большого красивого зонта и встал рядом.
— Ты откуда?
— Кофе пил со знакомым, — коротко ответил Ваня. — Тебе Кощеева невеста спать не дает, а мне — тендер. С тех пор как мы написали про «Аркадию», про других претендентов достоверно ничего не известно. Шифруются.
— Значит, с источником встречался? — уточнила я. Источниками у нас называли всех, кто мог что-то рассказать, обычно то, что официально никто не мог или не хотел подтвердить.
— С ним. Так что у тебя случилось?
— Я знаю, на ком женится Кощей, но не могу об этом написать, — призналась я. К чему тут все эти тайны, борьба за эксклюзивы с коллегами, если настоящий соперник отнюдь не журналист.
— Ого! И на ком же? — Ваня заинтересованно посмотрел на меня и убрал с моего лица
мокрую прядь волос. Легкое почти интимное касание пальцами моей кожи заставило вздрогнуть. И почему я сразу ему всего не рассказала, не доверилась ему? Он же мой друг, а я… Выпалила ему все, как ну духу.— А ты оказывается, тихушница, Вась, не ожидал…
Он разочарованно посмотрел на меня, и от этого взгляда на душе стало еще противнее. Если в кабинете Жоры я чувствовала себя несправедливо обиженной, то сейчас словно сама предательство совершила. Похоже, Елисеев считал именно так.
— Мне казалось, что у нас другие, особенные отношения и я для тебя… — Он осекся и махнул рукой. — Ладно, проехали! Я ошибся.
— Постой, подожди! Все не так. Я…
— Что ты? Ты мне не доверяешь, вот и все. Тебе эксклюзив важнее меня. — Я схватила его за руку, но он мягко освободился. — Мне казалось, мы одинаково смотрим на мир, у нас столько общего…
Он развернулся и пошел в сторону от редакции, даже зонт не раскрыл.
Я побежала за ним, туфли тут же промокли насквозь, но меня это мало интересовало.
— Ты куда? Ты же на работу только вернулся.
— Просто погуляю немного, надо подумать. Ты иди, простудишься.
— Никуда я не пойду, пока мы не поговорим! Я то же самое чувствую. У меня ни с кем и никогда не было такого чувства, словно…
— …словно рядом родной человек, — продолжил Ваня, словно прочитав мои мысли. — И вот такое недоверие.
— Если бы я знала, что ты так обидишься, я бы…
— Я не обиделся. Мне просто больно…
— Обещаю, больше никаких секретов между нами! К черту их!
— К черту! — улыбнулся Ваня и обнял меня.
Глава 12
— Я не понимаю, что у тебя за график работы такой, Василиса? — Мама посмотрела на меня обеспокоенно и в то же время недоверчиво. — То спишь чуть ли не до полудня и только потом едешь в свою редакцию, то возвращаешься в одиннадцатом часу ночи и продолжаешь что-то строчить за компьютером. А сегодня? Василиса, это как вообще?!
Мама все свои тридцать пять лет трудового стажа провела на госслужбе с девяти утра до шести вечера. Перестройка, распад СССР, появление рыночной экономики, дефолты и кризисы — все это вообще никак не отразилось на мамином представлении о том, как надо работать. Иногда это становилось проблемой для меня. Как сейчас.
— Мам, в субботу тоже приходится работать, я уже объясняла. — Горячие сырники пахли так аппетитно, что продолжила я уже с набитым ртом: — Ярмарка сегодня, благотворительная, надо просто написать репортаж про открытие, взять несколько комментариев.
— Ты говоришь как заправский журналист. Вообще, очень изменилась, — отметила мама. — И когда ты вернешься?
— Не знаю, ярмарка до восьми сегодня…
— Вечером Влад должен зайти. — После этой фразы мама взяла мхатовскую паузу. Ну не зря же она в институте играла в драмкружке. Что-что, а обращать на себя внимание она прекрасно умела.
— Во сколько? — У меня не было времени играть в мамины игры. Ярмарка начиналась в девять утра, то есть через двадцать минут. Ее должен мэр открывать, а значит, будут важные гости, обязательно в статье его надо будет процитировать…