Я, Хобо: Времена Смерти
Шрифт:
– Теперь он мне покажет, - заметил Кирилл.
– Мать и мачеху.
– Ты сам виноват, - сказала Нота.
– Прогневил батюшку-серьёза.
– Да, кстати!
– воскликнул я.
– Я и забыл. А ну, младые, полетели! А я пока позвоню.
нрс-23.40.19.05.01 МТС
ок-тм к будапешту/ здесь аб вызываю шкаба
здесь мако/ подожди минутку марк позову
на связи шкаб/ как у тебя там парень
нормально в сводках всё есть
что ты хотел
ничего проверка связи
я должен быть тронут
как вам угодно шкаб
тогда я тронут парень/ удачи осторожнее
понял флаг
Нота и я пытались связаться с БВС стройки несколько часов. Мы перепробовали всё. Безуспешно. Мы ничего не понимали. Несущая с пометкой "стройка Зенит" в колонтитуле по одиннадцатому каналу неслась, и рабочий обмен данными БВС с управлением генератора мы отыскали, но на наши запросы ИСКИН не реагировал, а попытки заглушить телеметрию и хотя бы так привлечь внимание подавлял великолепно отстроенным дикликером. Загадка,
На абордаж должны были идти он и Нота. Кирилл - основной оператор выхода, Нота - страховка. Я - пилот, личность неприкосновенная. Расписание.
Но Нота по физике была невыходная. Кровотечение мы остановили и вкачали в Ноту, сколько доктор посоветовал, физраствора, но за борт ей, конечно, было нельзя. А Матулин, взятый специально для на абордаж, был без скафандра. Нуивот, как любил говаривать Шкаб.
Некоторое время мы сообща, развиснув в рубке, гадали, как про сё докладывать. Угрюмый, красный от стыда Кирилл предложил потянуть жребий. Я махнул рукой и вызвал титан, как огонь, на себя.
Ну, дальше - было так.
– Почему не начинаете забортные!
– спрашивает, значит, Мьюком. Именно спрашивает, я подчёркиваю, вопросительные-восклицательные окончания агент расставляет наобум, в меру своего десятикилобайтного разумения. Мне несколько легче оттого, что его слова транслирует синтезатор. Я бы с удовольствием сменил тембр войс-агента на женский - будь у меня свободное время. Или на детский, если нашёлся бы в библиотеке.
– Байно, обстановку доложи мне…
– Попытка удалённого контроля интеллектроники стройки безуспешна, - говорю я. Мьюком аж делает паузу.
– Байно в чём у вас дело.
– Не знаю, как сказать, товарищ капитан, - честно говорю я.
– Словом, на абордаж у нас тут некого.
– Проще Байно?
– Мьюком, окружённый свидетелями, спокоен и сосредоточен. Где-то даже и благожелателен. То есть мне так кажется. То есть я на это надеюсь.
– Мелани-По больна. После перегрузок. Кровотечение только остановили, - объясняю я.
– А Матулину не в чем выходить в вакуум. Скафандра на него нет. Размеры не подходят, товарищ капитан.
– Скажи: скафандр забыл!
– восклицает шёпотом Матулин. Он способен на шутки! Он так себя успокаивает. Я показываю ему палец над спинкой кресла.
– И ты находишь всё это смешным парень, - говорит Мьюком.
– Возможно, когда-нибудь, если останемся в живых, мы и посмеёмся, товарищ капитан, - говорю я, поскольку терять нечего.
– Я с тобой согласен?
– говорит Мьюком.
– Н-да! Твои предложения? парень… Или ничего не приходит в голову? Скажи я пойму?
– Идти могу только я, - говорю я.
– А осмотреть стройку необходимо. Предлагаю нарушить устав.
– Мелани-По может тебя хоть с корпуса поддержать?
– Я считаю, что могу, товарищ капитан!
– встревает из-за моего плеча Нота.
– А ты девочка? заткнись, - говорит Мьюком, и говорит справедливо.
– Я разговариваю не с тобой? Байно слушаю тебя.
– Нет, товарищ капитан, она не может меня поддержать, - говорю я.
"Марк!" - прямо мне в ухо, едва не отгрызая его, рычит Нота.
– Меня радует что! Ты не видишь в ситуации ничего смешного, - говорит Мьюком наверняка задумчиво.
– Его там и нет, товарищ капитан, - смиренно говорю я.
Я жду, мы ждём, они ждут.
– Выполняй задание Байно?… - приказывает Мьюком.
– Но не забудь подготовь грузовоз к отступлению. Киберпилот твой как.
– Очень хорошо, уже освоился. Нота его погоняла. Я его проверил.
– Программируй его на возврат в беспилоте. На время твоего заборта полномочия первого передашь лично мне?
– Роджер, товарищ капитан.
– И начинай осмотр стройки Байно. Давай. Осматривай составляй мнение! Докладывай. Как серьёз. Связь у нас с тобой будет… а, что, нельзя, - спрашивает он кого-то там, у себя, на "Сердечнике".
– Опосредованно, товарищ капитан, - говорю я.
– Через рубку "ОК". Ретрансляция.
– Понял. Итак под запись. Приказываю тебе нарушить устав и произвести осмотр в одиночку. Приступай к выполнению задания Байно. Удачи
тебе?И я сразу же сажусь к пульту, разгоняю экипаж по назначенным постам и начинаю отрабатывать вручную стандартную схему подхода к комплексу. Мишень цели - балок. Наружное освещение не включаю, света альфы мне достаточно. Кирилл и Нота, профессиональные и, значит, беспрекословные, ведут измерения относительного положения объектов, Кирилл - по дальномерам штирборта, Нота - по напротив. Облёта я не делаю, первое зависание выполняю на семистах метрах, разворачиваю грузовоз, чтобы подойти к цели бортом и сбоку, а не снизу, и, используя ДСО-4 (штирборта), начинаю прямое сближение. Второй стационарный завис произвожу на пятидесяти метрах, стабилизирую грузовоз, снимаю счета, (тут три минуты свободных выскочило - войс сменяю для славы и величия Мьюкома), передаю управление на БВС и, ни секунды не мешкая, отправляюсь в верхний шлюз. Кирилл и Нота собирают меня к выходу, как героя на войну. Кириллу стыдно (его есть личный баг со скафандром), Нота зла на него. Я влезаю в свой старый "Пеликан", но он мой давно и в идеальном состоянии, и Кирилл, помогая мне, трижды вслух выражает скафандру профессиональное восхищение. Мне предстоит мой шестидесятый рабочий выход, где-то середина пятых суток забортных, точно не считал: как и всякий нормальный космач, удовольствия от пустолазанья я за свою жизнь так и не получил ни единожды, чего считать-то. Думаю, впрочем, что оно, пустолазанье я имею в виду, не доставляло удовольствия никому и никогда. Можно допустить, что кто-нибудь из первых космонавтов даже и вопил от восторга, и впитывал всем существом волшебные панорамы, открывающиеся изумлённому взору… не знаю. Вряд ли. Или у меня просто плохое настроение? Среди моих знакомых фанатов пустолазанья нет. Работа есть работа, не более. Вековая оскомина сидит уже на пустолазанье, бескрайние панорамы пополам с неведомыми приключениями в открытом космосе, подстерегающие в самый такой момент за углом соседнего астероида, оскомину не сластят, а кожа с ладоней в любых перчатках стирается до мяса в обязательном порядке… Да, у меня просто плохое настроение.
Я выхожу, на контроле шлюзования Нота, и, через шесть минут по выходу, 17.21.05.01 МТС, разложив и зачековав раму под "гарпун" на верхней площадке боевой рубки грузовоза, я принимаюсь к настилу подковками и стою пару минут, внимательно осматриваясь. Я неплохо повесил грузовоз. Между мной и балконом, общим на весь балок, метров не более сорока, но баг есть: полбалка в тени - застит альфу корма второго корпуса грузовоза, а отражённого света маловато. Я прошу дать дополнительных свечей на поле операции, и свечей Кирилл, озабоченный мной, не жалеет. У меня аж светофильтр срабатывает. Я не делаю замечание, хотя сознаю, что после того как я перейду на балкон, свет такой интенсивности может помешать. Помечаю себе. РСМ-экран, в который вертикально стоящие цистерны балка укутаны сплошь, сохранился, кажется, хорошо, но наверняка наелся пыли, и это я помечаю, позже, при контакте, будет важно. Иллюминаторов в цистернах нет. Все клюзы наверняка заклинены, залиты цементом и эрэсэм-ка сверху, мотка, на глазок, в три-четыре. Мне приходилось участвовать в сборке не такой точно, но подобной группы, правда, на орбите, и не в шесть секций, а в три. Я надвигаю на лицевую пластину шлема биноктар. Очевидно, группу балка (в ней, повторюсь, шесть секций) объединили жёстко, поскольку шлюз мне виден отчётливо, в третьей слева (в моём горизонте восприятия) цистерне, и шлюз один на группу. Люк выглядит закрытым штатно. Я перебираю режимы биноктара, стараясь примерно определить замусоменность пространства вокруг рэка. Ничего нет хуже неожиданной гайки в стекло гермошлема. Не потому, что стекло лопнет, это-то вряд ли, а вот неожиданность удара - опасна. Можно наделать лишних судорожных движений и быстро потеряться в Космосе… Но я не потеряюсь. СИС на спецкостюме я проверил, мелкосопла на наплечниках и на поясе сзади двигаются отлично, оба баллона с расходным веществом полны. Не потеряюсь. Впрочем, и биноктар мне не показывает почти ничего значительного. Либо работали монтажники аккуратно, либо уже поразно-сило мусом, отнесло, а остальное село на корпуса. Обрывок медленно дрейфующей ткани я замечаю, но гораздо выше, гроздь ледяного блеска гораздо ниже, да и всё, пожалуй. Кое-чему я, всё-таки, удивился, а именно - отсутствию, причём полному, любых строительных и опознавательных марок на предназначенных специально плоскостях. Обычно все объекты стройки испещрены цифрами, кошмарными буквенными аббревиатурами, флажками и катафотами, напоминая открытое поле игры "сапёр". Загадочно. Впрочем, вряд ли это может иметь значение для меня - сейчас, грозное, и - понеже какое-то и в дальше.
Я гашу и сдвигаю на затылок биноктар, цепляю его лямкой к релингу (на обратном пути заберу), перехватываюсь по релингу так, чтобы повиснуть к смотровой площадке вверх ногами, и, открыв (универсальным ключом) створки длинной ниши в настиле площадки, снимаю стопоры с похожего на антикварный телескоп "гарпуна". На казённике умная и, главное, опытная голова предусмотрела весьма удобную для руки в перчатке ручку. Фал мне не мешает, но я трачу несколько секунд, чтобы перевести его за спину, пропустив под разомкнутой скобой на наплечнике кирасы. "Гарпун" входит в раму, как там и был всегда, как прямо намасленный, и становится на замок. Это меня радует, поскольку я, конечно, забыл предварительно пробить стропорезом направляющие, в которых могла скопиться и смёрзнуться пыль.