Я хочу в школу

Зато успокоились. Женька даже умудрился сказать совершенно спокойным (теперь уже действительно внушительным) тоном:

— А вот человек уже социализировался. Интересно как?

Помолчали.

— Будет следующее… задание, — то ли спросил, то ли объявил Молчун.

Женька кивнул.

Выяснить тайну Ворона оказалось проще простого — он манипулировал одноклассниками.

Думать его успели научить в 34-й школе, а система уроков и заданий еще не выветрилась из его головы. Ворон сразу стал лучшим в классе почти по всем предметам. И у него хватило соображения (психологию не зря учил!) не задаваться, а радостно делиться с товарищами. Сначала со всеми. Потом выборочно. Когда соседка по парте прикола ради спрятала его мобилку — наказал, оставил без контрольной. За нее пыталась вступиться лучшая подруга — подсунул ей домашку по математике с тремя ошибками.

Через две недели весь класс знал — с новеньким лучше дружить. Даже те, кому он не очень нравился, не высовывались, потому что самые сильные (и по диалектике самые тупые) в классе были с Вороном в отличных отношениях. Девчонки, пошушукавшись, определили его в красавчики и выбрали объектом коллективного обожания. Этому не помешала даже грузность и сутулость новенького. Впрочем, тут всех быстро отшила соседка по парте — та самая, которую он наказал за пропажу мобильника. В точном соответствии с женской логикой восхитилась его мужеством и суровостью. Ворон не возражал, стал считаться ее «парнем», что не мешало ему улыбаться остальным одноклассницам.

Всю эту информацию добыли буквально за день по разным каналам и теперь не знали, что с ней делать. Повторять методы Ворона было противно. Не удалось найти даже «рациональное зерно», на чем так настаивал Женька.

Ситуацию с Вороном обсуждали у Анечки дома, чтобы заодно подбодрить заболевшего товарища. Подбодрить удалось не слишком — Анечка за весь вечер ни слова не сказала. Димка подколол на прощание:

— Класс! У нас теперь два Молчуна.

Получилось не смешно, потому что и Аня, и Молчун отреагировали одинаково: сжали губы и исподлобья уставились на Димку.

Молчуну приходилось все сложнее. После первой драки он надеялся, что от него отстанут. Так и было поначалу. Почти неделю, пока заживал нос Александра, Молчуна обходили стороной. Вернее, изредка к нему подкатывал то один, то второй, то вдруг сразу три одноклассницы позвали на день рождения — Молчун так и не понял к кому, — но все заканчивалось одинаково: он отворачивался к стене и терпеливо ждал звонка на урок.

Отстали.

Зато банда остроносого Сашки постепенно осмелела, и однажды после уроков Молчуна отловили в парке и устроили темную по всем правилам — куртку на голову, двое повисли на руках, остальные лупят. Самое обидное, что можно было отбиться, держали сильно, но неумело, столкнуть лбами — и весь разговор. Однако Молчун не отбивался. Он стоял и повторял про себя два заклинания: «Не падать!» и «Драться нельзя!». Не упал и не сорвался.

После этого он научился выбирать маршруты и отрываться от хвоста. В людных местах его не трогали, только нагло тыкали пальцем и орали:

— Дебил! Калека!

Однажды чуть не поймали у подъезда — захлопнул дверь перед самым носом, потом долго стоял возле почтовых ящиков, слушал их издевательские комментарии и заставлял себя успокоиться. Надо было успокоиться.

Но рано или поздно они его подкараулят, это было ясно. И тогда надо будет снова не упасть и не сорваться.

Второй проблемой оказалась Евдокия Матвеевна. Она сама была бабушкой, очень гордилась своими внуками-отличниками и за «бедного мальчика» взялась с энтузиазмом бодрой наседки. Евдокия Матвеевна давно была на пенсии, часы брала, чтобы не затосковать дома — а энергии хватало. Она занималась с Молчуном после уроков (он охотно соглашался, это позволяло обманывать остроносого), водила его в лингафонный кабинет, где ставила аудиокниги, даже познакомилась с родителями. Узнав, что родители приемные, еще больше растрогалась и вцепилась в Молчуна мертвой хваткой.

Скоро он понял, что Евдокия Матвеевна со своей заботой гораздо опаснее обидчиков. От нее нельзя было спрятаться в подъезде. Она так и сяк пыталась его разговорить.

— Ты ведь неглупый мальчик, — переживала учительница, — все правильно пишешь. И очень аккуратно. Но надо говорить, понимаешь?

Молчун покорно кивал, хотя и врал при этом. Он не понимал, для чего нужно непременно разговаривать? Слова — просто акустические колебания. То ли дело запись. Она остается надолго, а то и навсегда. На нее всегда можно сослаться. Написать — дело ответственное, не то что сболтнуть.

И вообще…

Кошка второй день ревела в подушку. Как только ложилась, как только ее все оставляли в покое, она давала себе волю на полную катушку.

Ладно Злыдня, она пусть хоть удавится, осталось всего две недели до конца четверти, две недели можно и потерпеть. Все равно все контрольные Юля решала быстрее всех в классе. Пусть за них ей стравили сплошные тройки. Пусть. Из-за этого не стоило расстраиваться.

Юлю очень обидело, что родители встали на сторону Злыдни. Один раз папа в школу сходил, второй раз пошла мама. А потом они в ультимативной форме сказали, что больше никаких вызовов себя в школу не потерпят. Что не для того они Юльку растили, чтобы после работы еще час слушать про то, какая она у них отвратительная.

— Но я-то тут причем? — возмутилась Кошка. — Это Злыдня ко мне цепляется, а не я к ней.

— Значит так, — сказал папа. — Это твои проблемы. И сделай так, чтобы твои проблемы не касались меня. Я тебе не рассказываю про свою работу? Не рассказываю. Вот и ты сделай так, чтобы я про твою школу ничего не знал.

— А ты расскажи про свою работу, — сказала Юля. — Я послушаю.

Папа поморщился и отмахнулся.

Но и это было бы еще не катастрофой. Если бы не класс… Димка в коллектив вписался. Он даже в кино с ними ходил. Потом Кошке рассказал, что ему поставили условие, что он может пойти, только если придет без Юльки.

Димка не предатель. Он сначала позвонил Юле, спросил, хочет ли она в кино. Она не хотела. Он с чистой совестью пошел с одноклассниками.

Девчонки звонили по вечерам Димке, звали его на дни рождения. Пацаны тягали его играть в футбол. Он вошел в сборную школы по футболу и перезнакомился со всеми спортсменами. Юльку звали в женскую команду. Но в тот день она просто ужасно разругалась со Злыдней и со злости послала всех…

— Не буду я бегать за вашу долбаную школу!!!

Больше не звали. Не напрашиваться же самой?

Димка кругом хороший… Димка кругом замечательный…

Чем больше его ставили Юле в пример, тем больше он ее раздражал. Ее вообще последнее время все раздражали.

Накрашенные одноклассницы — дуры и выпендрежницы. Ненакрашенные — серые мышки и зубрилки.

Пацаны… Пацаны маленькие. Просто маленькие. Говорить с ними решительно не о чем. И главное, они совершенно не понимают, что Элька, это крашенное чучело, эта кукла с пустой головешкой, эта манипуляторша, совершенно не стоит того, чтоб так за ней увиваться.

Вчера пришла. Королева. Андрей ее у подъезда ждал, портфельчик поднес. Толик домашку принес, а Денис… Денис прям в классе взял ее на руки и донес до своего места.

— Будешь со мной сидеть, понятно?

Кошка сидела одна. С Димой не разрешили, а остальные… Пошли они… На самом деле они ей не нужны. Этот Денис… Ну что в нем особенного? Подумаешь, дылда! Да, все безмозглые курицы влюбляются в высоких брюнетов. И Элька, когда он нес ее на руках, хлопала глазами, как безмозглая курица.