Я- Хюррем!

— Не плачь. Ты все сделала, что могла. От твоих слез я не смогла успокоиться, осталась… Я не ушла.

— Э? — меня будто ледяной водой окатили. Что значит «не ушла»?

Мама поморщилась, догадавшись, что сейчас будут расспросы. Посмотрела куда — то на потолок, словно спрашивая у кого — то разрешения на рассказ. И тихо сказала:

— После смерти сорок дней душа остается на земле. Она должна осознать, что умерла, и решить – куда она пойдет дальше. Можно остаться, если тебе позволят, и вернуться домой в качестве духа — хранителя. Кошки, собаки, хомяка. Дают новое тело. Можно стать домовым духом – если ты привязан к месту. Как я… оказалась.

— Но…

— Я была у нас дома, в нашей старой квартире, и не могла оттуда уйти. Я застряла. Меня не отпели. До тебя я не могла достучаться даже во сне. Ты не ходила в церковь, не подавала записки, ни разу не молилась за меня — и я не смогла уйти. А твои бесконечные слезы и тоска привязали меня к земле хуже любых других оков. В исламе есть умная мысль – мертвых НЕЛЬЗЯ оплакивать! – по голосу я поняла, что мама злится. – Ты же, со своим атеизмом и собственными взглядами на религию, все только усугубила. Но я тебя не виню.

Я сидела белая, как полотно. Сказать было нечего.

— А теперь, дорогая, твоя задача – не повторить моих ошибок, или ты застрянешь здесь навечно.

С этими словами мама улыбнулась и … исчезла в туманном облачке.

От моего крика содрогнулись стены, но что толку было кричать? Она ушла… Снова… А я так много не успела ей рассказать.

Глава 7.

Я уснула, и мне приснился очень странный сон. В нем я шла по коридорам, темным больничным коридорам, где почему — то были закрыты все двери в палаты. И только из — под одной двери пробивался неясный свет. Я толкнула эту дверь, и увидела хрупкое тело под тонким больничным одеялом. Пол лежащего в кровати человека был мне непонятен – до такой степени все скрывали бинты. Рядом с кроватью стоял … Антон. И женщина — врач, участливо гладившая его по плечу.

— У нее еще есть шанс. Она может очнуться. Вы так переживаете…

В его глазах я увидела промелькнувшую затаенную ненависть, но он быстро ее скрыл.

— Бедняжка, она так долго скрывала эту тоску по родным, что решилась пойти… на такое…

Вот актер, а. Поднес платок к лицу и делает вид, что плачет. Скотина, насквозь гнилая и фальшивая. И как я могла ему верить?! Где были мои мозги?!

От возмущения я попыталась заорать, как — то привлечь к себе внимание… и тут же проснулась. Ощущение было странным – я вылетела из сна пробкой, а перед глазами пронесся черный туннель. Что со мной за хрень творится?

Когда я окончательно пришла в себя, надо мной склонилась встревоженная Хатидже. Увидев, что я очнулась, она радостно закричала:

— Хюррем! Мы так переволновались! Пойду брата позову!

И умчалась в неведомые дали. А я неожиданно поняла, что мне очень, очень хреново…

Хорошо, что рядом с кроватью стоял тазик. Туда — то меня и вырвало. Что за…?!

Спустя пару минут в покои ворвался бледный Сулейман.

— Тебя отравили, — с ходу заявил он. – Тебя нашли в саду без сознания, и, найди мы тебя на час позже, тебя бы уже не было в живых, Хюррем.

— А…мама? – растерянно спросила я, чувствуя новые рвотные позывы. Но перед султаном блевать в тазик было стыдно, почему — то. – Сулейман…. Мне плохо, отвернись.

Но упертый Сулейман сам подал мне тазик и сидел рядом, пока меня полоскало.

— Как отвратительно… — скрипя зубами, пожаловалась я. – Чувствую себя, будто под лошадь попала.

Хотела — то сказать «под каток».

— Мы найдем виновного, — свел брови на переносице султан. –А причем тут мама? Валидэ отдыхает, ей уже лучше. Просила зайти к ней и о чем — то важном поговорить. Потом зайду.

— Моя мама, Сулейман…Значит, ее не было? – довольно глупо поинтересовалась я. Султан утешающее погладил меня по голове. Понятно. Мне все привиделось. Вот же ж… Странные причуды выдает мое подсознание, находясь на грани смерти.

— Мой ребенок, — неожиданно вспомнила я, хватаясь за живот. –Что с ним?! Он жив?!

Султан неожиданно отвел глаза. Что — о?!

— Лекари пока не могут ничего сказать. Велели ждать, пока шехзаде станет толкаться… Если этого не произойдет в ближайшие сутки, то, скорее всего, наш сын умер, Хюррем…

Я чуть в голос не завыла. Нет!!НЕТ!!!НЕ — Е — Е — Е — Т!!!!!

Сулейман испуганно вскочил с кровати, увидев мое лицо. Помчался звать лекарей. А я лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и орала – хрипло, надрывно, бессвязно…

Какая тварь решила убить моего малыша?!!! И тут до меня дошло. Махидевран!

Тебе не жить, черкесская подстилка!!! Если мой сын умрет – ты отправишься вслед за ним, не откладывая!!

Прибежавшие на зов своего Повелителя лекарши насильно напоили меня кучей всевозможных отваров, от которых я отупела и вскоре замолкла. А чуть позже и уснула, не в силах сопротивляться вязкой, опутывающей и тело и мозг, словно лиана, дремоте.

— Как ты думаешь, кто мог ее отравить, Ибрагим? — спустя пару часов, сидя у себя в кабинете, поинтересовался султан. –Где искать виноватых?

Ибрагим побоялся вслух высказывать свои подозрения, да и ни к чему это было. И так ясно, что без баш — кадины, сосланной в Старый Дворец, не обошлось.

— Но ведь кто — то же ей помог в этом, — словно прочтя его мысли, протянул Сулейман. –И кто в этом дворце ее самые верные и преданные слуги?

— Нигяр — калфа, — неожиданно выпалил Ибрагим. Нигяр мешала ему уже давно, а тут подвернулся прекрасный способ устранить ненужный элемент. –Я…допрошу ее.

— Допроси. А я займусь допросом остальных подозреваемых, — вот только имена этих подозреваемых султан почему — то озвучивать не стал. – Можешь идти, Ибрагим.

Великий визирь с поклоном покинул кабинет Повелителя, а Сулейман, допив чашку кофе, решил наведаться к валидэ. Она ведь говорила, что у нее важный разговор к сыну.

В покоях валидэ сильно пахло мятным маслом. «Опять у матушки голова болит…», — с искренним сочувствием подумал Сулейман, подходя к постели Хафсы.

— Я ждала тебя, сын, — послышался слабый голос Царственной Колыбели. –Садись.

Султан послушно сел, ожидая продолжения.

— Хатидже нужно выдать замуж.

— ?..

— За Ибрагима.

— ?!

— У них будет ребенок.

— !!!!

— Сам понимаешь, чем это грозит.

— КАК!!!

— Молчи! Она сама рассказала. Мы виноваты, не уследили. Она давно томится в четырех стенах. А ведь она женщина, Сулейман, не юная девушка, которой вдовство далось бы легко! Она знала, что теряет.

Султан смутился. Вопросы интимной жизни сестры были выше его понимания, и вникать в них он совершенно не хотел.