Я- Хюррем!
Шрифт:
На пол-пути меня перехватил Ибрагим.
– Хюррем Султан, -официальный-то какой, Боги мои! –Вас ждет Повелитель.
– Подождет немного, -невежливо отозвалась я.- Нам нужно поговорить, Ибрагим. У нас проблемы.
Великий визирь вздрогнул, побледнел и потащил меня в сад, не говоря ни слова.
Глава 4.
В Старом Дворце жизнь текла лениво и неправедно. Женщины без постоянного контроля забывали молиться, и предавались неге, а особо бесстыдные – разврату с евнухами и нанятыми мальчиками из соседних
Махидевран же было не до развратных мальчиков. И хотя она не отказалась бы воспользоваться их услугами и сбросить накопившееся в теле напряжение, ее мучил страх, что из-за этого она потеряет ребенка.
И она, гордо подняв голову, проходила мимо укромных уголков, где прятались развратницы, и делала вид, что не слышит их слабых, но таких сладких стонов. Да, молодые мальчики – это прекрасно, они покорны и услужливы, и за пару мелких монет готовы угодить красивой госпоже. Но ребенок Повелителя – да пусть даже это будет дочка!, - куда важнее сиюминутного плотского удовольствия.
Ночами же Махидевран сгорала от тоски и жажды ласки. Она скучала по Сюмбюлю, но не осмеливалась признаться в этом даже самой себе. Она хотела немного поплакать о судьбе бедного евнуха, казненного из-за любви к ней, но с удивлением не нашла в себе слез и желания это делать.
Вместо тоски по безвременно усопшему перед ее мысленным взором почему-то раз за разом вставал Великий Визирь.
Вскоре Махидевран Султан с ужасом поняла, что влюбилась в чужого мужа. Но кто виноват, что чар проклятого греческого раба мало кто мог избежать? Знай она, что ее соперница попалась на ту же удочку и пустилась с Визирем во все тяжкие, может быть, ей бы стало немного легче. А может быть - что было более вероятно, - она окончательно возненавидела бы Александру, раз за разом уводившую у нее из-под носа мужчин.
И хотя баш-кадина отказывалась признаться в этом самой себе, Хасеки была каким-то местом ей симпатично. Если бы Гюльбахар немного покопалась в собственных чувствах, то она с изумлением бы поняла, что готова подружиться с соперницей и, более того, с удовольствием бы это сделала.
Однако дни шли за днями, ночи проходили в томной маете по таинственному любовнику, которого так не хватало истосковавшемуся женскому телу, как вдруг…
Приезд этой мерзкой особы был сродни грому средь белого дня. Что она забыла в Старом Дворце?! Позлорадствовать приехала? Или отомстить за то отравление?!
– Привет, Махидевран, - поздоровалась еще с ней, как с равной. –А я Мустафу привезла на недельку. Султан нас отпустил … подышать свежим воздухом. Впрочем, можем поехать отсюда в Эдирне – я прикажу привезти Мехмеда.
Баш-кадина не знала, что ответить. Во-первых, это «привет» выбило ее из колеи. Спокойное и даже вполне дружелюбное. Во-вторых, сам вид нахалки ее поразил. Бледная, уставшая, с синяками под глазами и воспаленными веками, которые не смогла скрыть даже искусно наложенная сурьма.
– Вы здоровы, Хасеки? –выдавила она из себя нелепое что-то. Хюррем передернула плечами, но ничего не ответила.
– Твой сын с няней сейчас подойдут. Покажешь мне свободные
покои?– Да, госпожа…
– И прекрати так меня называть. Я Александра. Я госпожа только для рабов – или тех, кто себя ими считает. Ты же не рабыня, Махидевран, ты ведь сестра черкесского князя?
Махидевран подобралась и расправила плечи. А ведь права русская рабыня!
И тут до баш-кадины кое-что дошло.
– Откуда вы…ты… знаешь?
– Птичка на хвосте принесла, - заливисто рассмеялась Хасеки.
– Ты говоришь не как рабыня, купленная на Бедестане… -прошептала пораженная Махидевран, до которой только сейчас дошло. –И как я раньше не замечала?! Кто же ты?!
– Пусть я буду просто славянской ведьмой, мне так даже нравится. Ты ведь знала, что слово «ведьма» произошло от слов «ведающая мать»? То есть ведьма – знающая, имеющая Знание. Так что меня этим не оскорбишь, - хихикнула Александра. –А вот и Мустафа!
– Мама, мамочка! –кинулся в объятия к баш-кадине подросший Мустафа. –Почему у тебя такой большой живот?
– Там твой братик или сестричка, Мустафа, - улыбнулась Махидевран, искренне соскучившаяся по сыну. Даже тоска по Ибрагиму куда-то улетучилась. Хюррем улыбалась, глядя на эту встречу с затаенной тоской. И баш-кадина неожиданно подумала, что она до этого сильно недооценивала славянку.
Через пару минут, когда восторги от долгожданной встречи поутихли, Махидевран огляделась. Хюррем уже нигде не было.
– Она к конюшне пошла, -заметив взгляд матери, выпалил Мустафа. – А знаешь, мама, Хюррем хорошая!
От этих слов бедная мать чуть не выпала в осадок. Ей совершенно не нравились позитивные настроения сына по отношению к законной супруге султана. По ее планам, он должен был ее опасаться и тихо ненавидеть. Но сейчас она впервые подумала, что можно пойти и другим путем.
– Как вы общались в дороге?- неожиданно спросила она у сына. Мустафа помялся, потом серьезно ответил:
– Хюррем часто плакала, мама. Но не вслух, как все женщины – у нее просто слезы из глаз текли, а сама она делала вид, что все хорошо. И в окно смотрела все время.
– Может быть, она по Мехмеду скучает…- неловко предположила Махидевран. У нее почему-то возникло ощущение, что она сунула нос в чужое грязное белье.
– Нет, мама, дело не в Мехмедике. Может быть, из-за папы – он болен, и сильно, - чуть скривившись и явно сдерживая слезы, отозвался Мустафа.
Махидевран хотела уже кинуться к сыну и расспросить его, как вдруг из конюшни вылетел рыжий смерч.
Прекрасная арабская кобыла в белых чулочках – а на спине у нее всадник … или все-таки всадница?
– О, Аллах! –пораженно застыла баш-кадина, приглядываясь. Юноша в темном костюме и брюках, с заплетенными в косу волосами, показался ей удивительно знакомым.
Среди ее знакомых мало было таких вот рыжих … и наглых.
– Мое почтение!-хихикнула Хасеки, осаживая кобылу почти у самого носа Махидевран. –Не хочешь прокатиться? Там есть чудесные лошадки!
– Хюррем! Что за непотребство! –прижала ладони к щекам ошалевшая баш-кадина. –Да как ты додумалась одеть мужской наряд!
– Ты еще не видела, в каких нарядах я дома щеголяла, - неизвестно чему разулыбалась эта сумасшедшая. –А в этом удобнее в седле сидеть. Я по-дамски ездить не могу.