Я- Хюррем!
Шрифт:
И поглощенный своими мыслями султан просто не заметил, как отстала от него его верная охрана из самых сильных янычар, а на дорогу, заступив ее коню, вышли несколько бородатых мужчин самой разбойной наружности.
– Деньги, — схватив коня за узду и мрачно глядя в яростные голубые глаза Повелителя мира, потребовал главарь небольшой банды. — И мы тебя не тронем.
– Махмуд, пусть коня тоже оставит! —зашипел ему на ухо подельник. — Конь дорогой, выгодно продать можем!
– Собаки, — процедил надменный Сулейман, незаметно кладя руку на оголовье ятагана. —Да как вы посмели, наглые свиньи, заступать дорогу своему Повелителю?!
Разбойники
Султан насмешливо хмыкнул. Что ему эта троица со своей пародией на оружие, когда он с 6 лет обучался искусству фехтования, и не одну голову срубил собственными руками в кровопролитной битве?!
Но свиста прилетевшего откуда-то из кустов камня, ударившего его в висок, Сулейман попросту не услышал…
Подоспевшие на подмогу своему Повелителю янычары с яростными криками бросились на оборванцев, и спустя пару минут головы разбойников валялись вдоль дороги. Глава небольшого отряда, Яхмет-бей, соскочил с коня и бросился к лежащему навзничь Повелителю, у головы которого медленно растекалась кровавая лужица.
– Возвращаемся во дворец, срочно! Наш Повелитель тяжело ранен!
Янычары быстро и слаженно собрались, бережно подняв на седло самого выносливого коня своего бесчувственного падишаха. Небольшой конный отряд развернулся, и на всей скорости поспешил обратно в столицу, к лекарям, под защиту огромных сводов дворца Топ-Капы.
Про то, что ехали они возвращать беглую Хасеки султана, воины в свете последних событий попросту забыли.
***
Ибрагим отправился за едой вниз, на кухню трактира, а я лежала в постели и сосредоточенно смотрела в потолок. Меня мучило два противоречивых чувства.
Первым было желание немедленно вернуться во дворец любыми способами, пусть даже мне придется собственноручно прирезать для этого Ибрагима. Вторым было иррациональное желание плюнуть на власть и все ей сопутствующее, отплыть с греком как можно скорее в Венецию и жить своей жизнью. Рожать ему детей и вести жизнь праздной светской дамы и любящей жены.
Борьба этих двух желаний грозила затянуться надолго.
Как говорила в таких случаях моя мама, «Включай логику, Саша!». Что мне даст эта праздная жизнь с Ибрагимом, кроме счастья и покоя, а так же полноценной сексуальной жизни?
Ничего.
А что мне даст власть? И пусть пока что в моих руках как таковой власти еще нет, но какие были планы! И какие перспективы открываются! Отправься настоящая Александра с Ибрагимом в Венецию по истории, вошла бы она в эту самую историю, как самая известная из жен султанов?! Стала бы она легендой, эта рыжеволосая Хасеки?!
Вот только я — не она, а она — не я. Или все-таки?..
Застонав, я перевернулась и уткнулась лицом в подушку. Решай, Саша, решай. У тебя и так осталось очень мало времени.
Когда Ибрагим вернулся в комнату, нагруженный подносами со всевозможными лакомствами, я уже была готова. Встретив его приветливой улыбкой и искренне поблагодарив за еду, я быстро сервировала низенький столик и приступила к трапезе.
И вот где-то уже ближе к ее завершению
я взялась за кусочек мяса и капризно поинтересовалась:– А я его руками должна рвать?
– Кусай, -не понял, что я от него хочу, Ибрагим.
– Это некультурно, -я скривила нос и отложила мясо так, будто оно раньше принадлежало больному проказой. — Мне нужен нож. И порезать его на маленькие кусочки.
– Хюррем!
– У меня зубы болят, я не могу жевать крупные куски мяса, — «по секрету» призналась я. Ибрагим вздохнул и отцепил с пояса острый кинжал. Протянул его мне рукоятью вперед.
…Ты сам подписал себе смертный приговор, паша. Прости. Но я не поеду с тобой в Венецию. Обещаю, что буду за тебя молиться, обещаю, что буду вспоминать…
Эти мысли пронеслись в моей голове, пока я, как в замедленной съемке, сжимала пальцы вокруг приятно холодившей кожу рукояти дамасского кинжала. Потом — вспышка.
Ибрагим вскакивает с подушки и пытается прикрыть горло рукой.
Удар. На лицо брызгает теплая кровь, показавшаяся мне вишневым соком.
Еще удар. Хрип. Он скребет руками по полу рядом с собой, силясь достать до своей убийцы.
– У меня не было выбора, -в пустоту говорю я, словно бы пытаясь оправдаться перед ним.
Присев на корточки рядом с умирающим греком, я внимательно смотрю ему в глаза. Мне не страшно. Я уже видела смерть. Это всего лишь миг, когда душа отделяется от тела и уходит. Вот только я не знаю, куда.
Тело еще теплое, но взгляд становится пустым и невидящим. Почему люди всегда умирают с открытыми глазами?
Я осторожно опускаю два пальца на яремную вену. Пульса уже почти нет. Сердце еще продолжает по инерции качать кровь, но мозг умер. Еще немного.
Подождав пару минут, я закрываю ему глаза. Хотя взгляд грека и пустой, и уже ничего не выражает, мне все равно не по себе. Мне кажется, что он смотрит на меня с укоризной.
Становится зябко, и я обхватываю себя руками, чтобы хоть как-то согреться. Я все еще в простыне, он не отдал мне мое платье. Но его одеждой я могу воспользоваться. И конем, который с большой долей вероятности стоит на конюшне.
Отцепив с пояса Ибрагима кошелек, я высыпала монеты на ладонь и пересчитала их. На дорогу до столицы мне должно хватить. Возможно, я даже смогу нанять кого-то в сопровождающие.
Вздохнув, я возвращаюсь к столу и бездумно беру с него кусочек мяса, ставший причиной смерти невинного, в принципе, человека. Кладу в рот, вяло двигаю челюстями. Неожиданно мне кажется, что мясо все в крови Ибрагима. Не успев даже отбежать в угол, меня скручивает волна тошноты.
Извини меня. Но другого выхода просто не было. Ты бы не отпустил меня сам. А Сулейман казнил бы, не раздумывая. В этом даже есть какое-то благо, умереть от руки любимого человека, не так ли?
Хотя кого я обманываю? Я убийца. И убила я человека, которого вроде бы даже любила, только из-за одного. Из-за власти.
Хотя… ведь там, во дворце, остался еще и мой сын…
Придя в себя, я расстилаю найденный в шкафу коврик, становлюсь на колени и впервые за все время пребывания в Турции начинаю молиться Аллаху.