Я- Хюррем!

– О чем она поет? — смахнув предательские слезинки, чуть хрипловато поинтересовалась я у Тео.

– О том, что глаза матери не раз плачут о своем ребенке, и слезы матери — это жемчуг…

Я промолчала, проследовав за мальчиком внутрь дома. Пение моментально смолкло. Видимо, в этом доме не ждали гостей.

– Тео?! — молодая еще женщина с уставшим лицом изумленно воззрилась на меня. — Кого ты привел, сынок?

– Мама, я спас эту женщину от бандитов, — в подробности маму добрый сынок решил не посвящать. Я согласно кивнула. Она ахнула и принялась заваливать меня вопросами. Сынок под шумок улизнул к телеге, явно побежав распродавать сено, чтобы успеть купить что-то к ужину.

Я вкратце пересказала свою историю изумленной матери мальчика, которую звали Анастасия, и спросила, готова ли она с детьми переехать в Стамбул. Ее ответ поверг меня в шок:

– Добрая госпожа, я вижу, что вы хотите помочь, но тут похоронен мой муж. Я не могу оставить родную могилу.

У меня в мозгах сперва слегка замкнуло от такой преданности слегка подгнившему супругу. Но потом…. Потом я вспомнила свои могилы, и приняла ее решение без возражений. Помочь я им могу и тут. Придется еще раз съездить сюда, или послать кого-то из верных людей, но просто так оставлять людей гнить в нищете нельзя.

Приняв такое решение, я попросила стакан воды, чтобы слегка перебить сосущее чувство голода в желудке. Мальчику уже не нужна лошадь, он занят продажей сена. Пожалуй, мне пора выезжать. Отсюда дорогу я и сама найду.

Стянув с пальца дорогой перстень, я молча положила его в ладонь опешившей женщине и вышла во двор, не прощаясь. Я сюда еще вернусь. И пусть только кто-нибудь попробует сказать, что Хюррем Султан не помнит добра!

Глава 15, заключительная.

Заночевала я в ближайшем леске, предварительно зайдя поглубже. До темноты в Стамбул было никак не успеть, хотя есть хотелось страшно,а пить еще больше. Подрастающий детеныш явно намекал безалаберной мамашке, что на таком питании он долго не протянет. И винить в его нежданной кончине мне нужно будет только себя.

Я лежала в охапке сухих листьев и травы, которую быстро насобирала для того, чтобы не студить спину на голой земле, и размышляла.

Я убила человека ради власти. Или? Ради Сулеймана? Чтобы никто не посмел забрать меня у него? Но чем мне так важен этот надменный османский варвар, что при одной мысли о конопатом рыле в его постели мои кулаки сами сжимаются, царапая отросшими ногтями кожу ладоней?

Почему мне резко стало не все равно? После того раза, когда я впервые испытала с ним оргазм? Не смешно. Несерьезно. Тут что-то большее.

Я думала, думала и все больше понимала, что дела мои плохи. Против своей воли я влюбилась в султана, и это сделало меня его рабыней. Потому что он стал для меня близким и родным – таким, каким не смог стать ныне покойный Ибрагим-паша.

И что это значит?

А значит это, что я буду бороться за свою любовь!! И никакие косоглазые недоношенные…….. дальше много слов непечатных….. мне в этом не помешают!

С этой мыслью я успокоено перевернулась на правый бок и вскоре мирно уснула.

Проснувшись на рассвете, я быстро умылась и напилась воды из найденного неподалеку ручейка, взгромоздилась в седло и пришпорила лошадь. Пора было возвращаться на свое законное место, к своему законному мужу, и отвоеванной с таким трудом и жертвами власти.

***

Султан не приходил в себя вторые сутки подряд. Изредка вскрикивал что-то в полубреду, метался по кровати, но приходить в сознание отказывался. Лекари разводили руками и заявляли, что все в воле Аллаха. Валиде билась в истерике, но поделать ничего не могла.

Отряды янычар, посланных на розыск пропавшей султанши, вернулись ни с чем. Во дворце царило поистине траурное настроение. Наложницы боялись громко разговаривать, прячась по углам ташлыка и еле слышно перешептываясь. Только Фирузе победно глядела на всех с балкона этажа фавориток, и время от времени заливалась на редкость неприятным смехом в ответ на шуточки своей толстой служанки.

Гюльнихаль-хатун с маленьким шехзаде Мехмедом сидела на диванчике, который любила занимать ее пропавшая госпожа, и мысленно представляла себя в одежде султанской одалиски. Она знала, что наступит ее день, и султан призовет ее к себе. Она молила об этом и Христа, и Аллаха, и даже Дьявола, который, как известно, охотнее откликался на просьбы грешных смертных.

Но в тот миг, когда служанка окончательно уверила саму себя, что ее время вот-вот настанет, дверь в гарем распахнулась, и ее взору, а так же взору находившихся на этаже рабынь, предстала пыльная, растрепанная и очень недовольная Хасеки.

– Дестуууур! Хасеки Хюррем Султан Хазрет-Лери!!- опешившие на секунду от вида законной супруги Падишаха стражники все-таки вспомнили о традициях и порядках.

Хасеки встряхнулась, одернула мешковато сидевший на ней мужской кафтан и гордо, задрав подбородок и сверкая зелеными глазами, как кошка в темной комнате, прошествовала через ташлык. Ее провожали пораженные и ненавидящие взгляды.

– Мария! – голос Хасеки был недовольным. – Почему ты сидишь здесь с моим сыном? Ему сейчас необходимо спать!

Каждое слово Хозяйки Гарема было для девушки, как пощечина. Гюльнихаль молча вскочила и рванулась в покои Хасеки, чтобы поскорее уложить драгоценного шехзаде.

– Фирузе-хатун! – негромко, но очень внятно позвала Хюррем свою опешившую соперницу. – Подойди.

Через пару минут пришедшая в себя наложница встала перед госпожой, презрительно скривив харю. Рыжая молча посмотрела на нее, неуловимо поменялась в лице, как следует размахнулась и от души влепила ей пощечину.

Последовала секундная немая сцена.

– Забываешь, перед кем стоишь, Троянский конь? – со злой усмешечкой поинтересовалась Хюррем. – Ничего, если во дворце Тахмаспа тебя манерам не обучили, добро пожаловать в гарем!

От последних слов Хасеки и того тона, которым они были произнесены, содрогнулись почти все присутствующие девушки. Фирузе было открыла рот, чтобы завопить, но моментально словила еще один болезненный шлепок по губам.

– И рта без моего приказа – не открывать!

С этими словами Хюррем Султан ехидно улыбнулась, оттолкнула с дороги конопатую и красную как кумач помеху, и вскоре скрылась в коридоре, ведущем в ее личные покои.

– Я тебе еще покажу-у-у-у! – постыдно разревевшись и утирая кулаком сопли, прохныкала ей вслед Фирузе.

***

Как же хорошо снова оказаться дома! Едва переступив порог, я отвела душу на конопатом таракане, оказавшись в своих покоях, поела, быстро переоделась и сразу направилась в хаммам. После этого мне предстоит навестить сиятельную валидэ, чтобы оповестить ее о своем возвращении. Надо только историю своего похищения поправдоподобнее сочинить. Хотя, что я теряю? Свалю все на Ибрагима, ему уже все равно…