Я и мой летучий мышь
Шрифт:
— Тише, тише, — шептали рядом. — Все хорошо, Кэт. Все нормально. Еще немножко. Ну? Ты же умница. Ты сможешь.
Боль разрывала, раздирала, заставляя жалеть о том, что я все еще чувствую там, внизу, все, что делает эта сволочь. Камень, собираемый по крупицам, — даже не из жил, из клеток, — потихоньку сливался воедино. Но это раздирало ткани, разрывало их, не давало забыться. Я думала, что мне уже все равно. Что я не способна больше чувствовать. Но нет, оказывается, способна. Очень даже способна. И от этого мутилось сознание, погружая разум в безумие, наполненное болью, злобой и тихими голосами, повторяющими на разные мотивы:
«Ну что же ты, еще чуть-чуть».
«Все хорошо, хорошо, Кэт. Ты сможешь».
«Ты
Давай!
Давай!!!
ДАВАЙ!!!
В какой-то миг я не выдержала. Меня вышвырнуло куда-то так далеко и глубоко, что я не сразу поняла: то ли я окончательно потеряла сознание, то ли наконец-то сошла с ума. Вокруг бушевал ад. Боль, сталь, кровь, огонь. Много огня. И посреди всего этого хаоса, рева, криков и визга — царил он, спокойный и холодный, с так хорошо знакомой мне усмешкой.
— Ты звала? — Он шевельнул ушами и чуть сощурил свои удивительные глаза.
— Я… не помню. — Смотрю на стенки сферы, кружившей меня и его. Она отсекла крики, жар и боль. Впервые за последний час… или вечность? — я почувствовала себя спокойно. Боли больше не было. Не было вообще ничего, что могло бы меня побеспокоить, кроме памяти.
— Звала, — улыбнулся он. Сверкнули белоснежные клыки. Изучаю их с каким-то ненормальным интересом, сама не зная, что именно меня так привлекло. — Ты просила о помощи. Хотела мести, насколько я помню.
— Да? — Хмурюсь и киваю. — Да. Очень. А ты можешь?
— Хм. Ты просила дать клятву. Я не могу убивать. Помнишь?
Мне грустно. Значит, придется вернуться и снова испытать, как из тела вырывают нечто, что давно стало частью меня самой. Смотреть, как умирает Дрейк. Пых…
— Но я могу помочь, — вкрадчиво.
— Как? — Против воли улыбаюсь. Здесь и сейчас я снова, как ребенок, верю в то, что все наконец-то нормализуется. Что еще не поздно. Он вытащит меня из оков, вернет тело, спасет Дрейка, а потом я оживлю Пыха магией камня. Правда, прошло больше трех минут. Но ведь это поправимо, да?! Да?
— Если ты отдашь мне свою душу — контракт автоматически аннулируется. Я отомщу за тебя и мыша. Спасу василиска.
Молча смотрю на него, все еще ничего не понимая.
— Опять?
Он выгибает дугой бровь. У меня на глазах вскипают слезы, что-то снова рвется внутри, вскипает.
— Опять ты… вы… вы все… — Слезы текут по моему лицу. Опять! Опять они… все ломают. Все портят. Все ведь должно закончиться… хорошо в конце. Почему? Почему они считают, что вот это — конец?
Сильные руки осторожно сжимают талию, привлекают и прижимают к себе. Я икаю, меня трясет, слезы текут по щекам, а внутри творится такой ад, что даже если мое тело бросят в лаву… это будет облегчением, а не пыткой.
— Ш-ш… — Он улыбается, уткнувшись носом мне в макушку. — Не надо. Успокойся. Я не съем тебя сразу, — шепчет он успокаивающе. — Ты будешь рядом со мной. Так же как я был рядом с тобой. Столько, сколько смогу выдержать. Может, сто лет. Может, тысячи. Я терпелив, тем более перед трапезой, равной которой в мире ничего нет. Я никому не дам к тебе прикоснуться. Никому не дам причинить вред. Разорву каждого, кто покусится на то, что принадлежит мне. Я буду любоваться тобой каждый день. Дышать тобой, желать тебя. Ты — то, что в этом и любом другом из миров нужно мне даже больше, чем собственная жизнь. Потому что нет ничего слаще, чем вкус души бывшего хозяина. Это сводит с ума. — Меня сжали крепче, так что я с трудом могла дышать. Но это успокаивало. Каждое его слово успокаивало и словно окружало невидимым коконом, который не давал безумию снова пробиться внутрь. — Решать тебе, Кэт. Я могу предложить это сейчас, завтра, послезавтра. И тысячу раз после. Я буду ждать тебя и в следующем перерождении. И в следующем. Я всегда буду рядом. До тех пор, пока ты не скажешь «да».
— Пых… —
скулю я.И он вздыхает и отстраняет меня, изучая заплаканное лицо и ненормально сверкающие глаза.
— Н-да. Что ж, я знал, что сейчас ты еще не готова.
— Я… мне…
— Прости. — Меня осторожно целуют в лоб, крепко зажмурив глаза и сжав мои руки так, словно пытаясь переломить их. — Прости.
Он отпускает и исчезает. А следом исчезает и сам этот мир. В лицо мне ударяет поток ледяной, обжигающей воды. И я, кашляя и отплевываясь, вновь открываю глаза в темной комнатке. Рядом стоит улыбающийся архимаг. Живот представляет собой одну открытую рану. А руками он пытается выковырять серый, чуть подрагивающий камень.
Как я не сошла с ума — не знаю.
Глава 28
Смотрю на архимага. Он все еще что-то приговаривает, но в ушах стоит непрерывный тихий, монотонный звон. Перевожу взгляд на короля. Сидит в кресле, смотрит на то, как маг пытается выдрать из моего тела камень, сжимает и разжимает пухлые кулачки, лежащие на подлокотниках. Перевожу взгляд на камень — сосуды оплели его так крепко, что приходится рвать их с мясом. Вокруг то и дело вспыхивают маленькие кровавые фонтанчики, заливая все вокруг алым и липким. Камень… настороженно прислушиваюсь к своим ощущениям и мысленно тянусь к нему. Теплый и пульсирующий, он откликнулся сразу. Словно котенок, давно ждавший хозяина. Знаете, бывает, что заведешь котенка, оставишь его дома, а сама вернешься только к вечеру. А он будет сидеть и ждать, громко и горестно мяукая. Камень словно звал меня.
Улыбаюсь и чувствую, как лопается корочка на потрескавшихся губах.
Камень затих. Сосуды вырастали снова и снова, архимаг что-то бурчал, сведя брови к переносице и покрывшись липким противным потом. Капля за каплей эта мутная жидкость стекала по щекам, подбородку и падала туда, где было разодрано все, что только можно было разодрать.
— Ну? Что?! — Король привстал, нервничая.
Задумчиво за ним наблюдаю, чувствуя, как с хрустом встают на место руки, срастается позвоночник, — все тело быстро и упорно возвращается в нормальное состояние.
— Он тает!
— Кто?
— Камень. Камень, чтоб его…
И куда только делся тот ласковый, спокойный волшебник? Почему он перестал улыбаться, отчего в глазах появилась злоба? Как странно, словно маску надел. Злую, некрасивую маску, которую так и тянет сдернуть.
— Камень не может таять… Заставь его снова стать твердым! — уже стоя рядом и запуская жирные, лоснящиеся пальцы чуть ли не полностью в мое нутро. Меня затошнило, но усилием воли я отстранилась и от этого чувства. Боль, отвращение, ярость, горечь — все это мне было больше не нужно. И только мешало делать то, что я действительно хотела. К примеру, встать.
— Он… Где он?!
Камень растаял полностью, слившись со мной окончательно, а в груди зашевелилось что-то теплое, мягкое и нежное. Улыбаюсь и закатываю глаза. Странно, но мне почему-то уютно и спокойно, как если бы наконец появился кто-то, кто никогда не бросит, не оставит и будет жить, только пока я живу. Это помогает… словно через огромную черную пропасть, в которой попросту нет дна, перекинули мост — небольшой, хрупкий и способный оборваться в любую минуту. А я стою в центре и не могу оторвать взгляд от бездны. Слишком завораживает… смотреть, как брошенный вниз факел становится все меньше и меньше, — так и я, наверно, буду выглядеть, если сделаю всего один шаг вперед. Сначала ветер бешено ударит в лицо, заставив задыхаться. Адреналин захлестнет мозг, глаза придется крепко зажмурить… но уже через минуту-другую тело начнет привыкать. Я снова буду с хрипом ловить воздух губами и открою глаза, чтобы увидеть узкую полоску света наверху, которая становится все тоньше и тоньше, оставляя меня в полной темноте — наполненной ветром, холодом и безумием.