Я/Или ад

Я лежал и молился в подушку: “Господи, не дай мне умереть, Господи, не дай мне умереть…” Черное пространство обволакивало меня, и меня пронзал дикий ужас.

Ивановы не чувствовали ужаса. Они должны были на все времена истребить понятие ужаса. Они должны были дать вечную жизнь, построенную по правильным законам.

Господи! Что происходит! Тысячи людей вошли в меня непрошеными гостями. Миллионы Ивановых, Ивановы встают в ряд, они цепляют меня, они миллионы лет издеваются надо мной, их чувства бурлят и меняются каждую секунду… Они заполнили всю мою личность, они сыплют на меня колонны из камня и вековые книги, в которых написано о смерти. Я стал миллионом ревущих чувств и мыслей. Все распадается… Как удар в стекло — бенц! — и остается лишь беспечность его сверкающих осколков. Ивановы, Ивановы, Ивановы… Да, все это может быть, остается только вместить все в себе, как советуют древние мудрецы, и воспринимать все мной. Но что же такое я?

Наконец Ивановы вошли в ракету, и за ними захлопнулась дверь. “С богом” — подумал Главный, перекрестился, сел в машину и уехал. Инженер Иванов стоял перед пультом управления, как маньяк: у него было перекошенное от возбуждения лицо, глаза его уставились в красную кнопку на пульте.

— Можно начинать… — пробормотал он зло, потом рассмеялся страшным надтреснутым смехом.

Затем он дернулся вперед, и палец его бешено нажал красную кнопку.

— Ну вот и все… — удовлетворенно пробормотал инженер Иванов и опять рассмеялся своим злым смехом. — Посмотрим, как вы теперь покрутитесь… Вам придется многое понять… Ха-ха-ха!

После чего он растворился в воздухе и сгинул ко всем чертям. Вероятно, слухи о том, что он был сумасшедший, были правдивы.

А Ивановы тем временем уносились в далекий космос. Перед ними раскрывалось большое черное пространство, как во сне. Страшные перегрузки давили их мощные тела, но они мужественно сносили все. Они летели и летели, а потом Иванов-1 спросил:

— Почему мы не достигаем эффекта уменьшения?

— Вероятно, мы не можем попасть в вену, — ответил Иванов 2-й.

Иванов 3-й промолчал, но, очевидно, у него была своя задумка на этот счет.

Скоро перегрузки кончились, и Ивановы разлетелись по отсекам. Ракета была сделана очень хорошо — лучшее достижение нашего века; тут были и отсеки для отдыха, и отсеки для работы, и отсеки просто.

Ивановы собрались в радиорубке и стали налаживать связь с Землей.

— Алло, алло, “Крокодил”, “Крокодил”, я — “Стол”, “Крокодил”, “Крокодил”, я — “Стол”…

— “Стол”, слушаю вас, — ответил голос Главного. — Как слышите меня?

— Слышу вас хорошо, — откликнулся Иванов 1-й, завладев наушниками и передатчиком.

— Вы стартовали хорошо, — сказал Главный. — Только при вашем старте от взрыва погиб наш инженер Иванов да еще десятка два мирных жителей. Но это пустяки. Как летите?

— Летим хорошо, — сообщил Иванов 1-й. — Не можем попасть в вену.

Главный помолчал.

— Расчеты правильны, — наконец произнес он.

Между тем Иванов 2-й отлетел с Ивановым 3-м в глубь ракеты и сказал ему:

— Я не понимаю, почему эта стерва завладела передатчиком и наушниками!.. Что если он первый, так ему все можно?

Иванов 3-й смотрел на Иванова 2-го своими прямыми честными глазами и, очевидно, его не понимал.

— Мне тоже интересно… — вдруг заныл Иванов 2-й.

— Что с тобой? — наконец спросил Иванов 3-й, но потом как-то странно замигал и промолвил: — Верно. Он даже не спросил нашего мнения, даже не сказал, что “чур он”. За это мы его убьем.

— Ура, ура! — запрыгал от радости Иванов 2-й.

Они радостно полетели к Иванову 1-му, который кончил говорить по рации и был очень озабочен.

Иванов 2-й без лишних слов всадил ему нож в спину.

— Что такое? — нахмурился Иванов 1-й. — Что с вами стряслось? Вы что, с ума сошли?

Два других Иванова стояли перед ним, как провинившиеся школьники.

— Вы что, белены объелись? Вы что, ядрена мать… У других дети как дети… Ой, что я говорю! — испугался Иванов 1-й.

Иванов 3-й, кажется, что-то понял и сказал:

— С нами что-то происходит… Это все инженер Иванов! Вы читали его доклад об уменьшении?

— Инженер Иванов — сумасшедший, — строго заявил Иванов 1-й.

— Правильно! — воскликнул Иванов 3-й. — Поэтому его методы — тоже сумасшедшие.

Ивановы помолчали. Потом они неожиданно закричали:

— Измена!!! — и бросились врассыпную с красными флагами под мышкой.

Ракета ударилась о Луну и раскололась на тысячи мелких осколков. Ивановы как потерянные бегали по бездонному космосу (или хаосу) и кричали “ау”.

Часть седьмая

Три Иванова

Я был волосатым, жил на флэту, и у меня было три друга. Часто я гулял по улицам, смотрел в витрины магазинов и ждал, когда придет вечер. Ночью я ждал утра. Утром я завтракал и шел гулять. Если вы спросите меня, что я думаю о себе, так я вам отвечу: я — просто человек. Я живу и живу себе и не хочу умирать. Я не знаю, что будет завтра, и довольно плохо знаю, что есть сейчас. Я просто люблю гулять, смотреть на старые дома и вспоминать то, чего уже нет. Я вспоминаю мгновения своей жизни, когда она вспыхивала прекрасным пламенем и я был вечен в эту секунду. И все было хорошо, и каждый предмет переливался, словно алмаз. И тогда я ненавидел Екклесиаста. Я вообще люблю суету — за то, что она мимолетна.

Шумят ночные деревья в лесу, они мокрые, будто глаза в слезах, и мне хочется уйти в них, мне хочется вырыть маленькую уютную нору и спрятаться в ней от шума, свернуться клубком и жевать запасы на зиму. Наверху будет идти мокрый дождь и дуть сильный ветер, а я буду заключен в себе, и мне будет спокойно и хорошо.

Мне говорят, что надо воспринимать внешний мир, но я не умею. Этот мир наполнен бесконечным числом предметов и понятий, и я не могу их постичь. Я могу их свалить в одну кучу и выбрать из них то, что мне нравится. Я требую нового или, на худой конец, хорошо забытого старого.

Мой первый друг был религиозным. Он верил в Бога, верил в то, что он спасен и не умрет. Он верил в Иисуса Христа, а в Аллаха не верил. Мы стояли с ним, я курил, а он говорил.

— Знаешь, почему курить — грех? Потому что это медленное самоубийство. А самоубийство — самый большой грех.

— А если я завтра попаду под машину? — усмехнулся я. — Тогда будет все равно, курил я или нет.

— Почему ты не хочешь войти в Царствие Божие!.. Ведь это такое счастье… — говорил мой друг.

— Что-то в этом есть корыстное, — сказал я. — Верьте, не делайте плохого, и мы вам устроим вечный рай. Так каждый дурак будет этого не делать…

— Мы спасены! — воскликнул мой друг. — Почему ты отвергаешь Христа, которого Бог принес в жертву и который спас всех людей? Как ты можешь не любить Его?!

— Я люблю Его, — сказал я. — Но мне больно терять себя. Я не хочу спасаться, я не хочу чужой протянутой руки, пускай она мне и обещает самые великие блага… Но это не мои блага! Я сам создавал в себе мир, и мне было ужасно плохо, но это был мой мир… Он мне дорог.

— Этот твой мир не стоит ничего перед Богом…

— Ты не понимаешь, — не сдавался я. — Мой мир только есть. Ясно? Если в моем мире нет Бога, то Его нет. Но в моем мире есть мой Бог. Этим Богом должен стать я. Я должен стать всем. Но тогда — прощай моя личность…