Я/Или ад
Шрифт:
Мы помолчали, потом мой друг сказал:
— Ты отвергаешь любовь…
— Я ничего не отвергаю! — засмеялся я. — Да я все могу, я буду искушать все до последнего, и если останется что-то незыблемым, тогда это действительно существует… А если нет, то есть один круглый нуль и одновременно бесконечность… Смотри!!!
Я протянул руку и отрастил себе шестой палец. Мой друг перекрестился, потом пробормотал: “Изыди, Сатана”, а потом стал очень серьезным.
— А уменьшаться ты умеешь?
— Я умею все, — сказал я. — А зачем тебе стать маленьким? Если хочешь, можешь стать большим…
—
— Это может любой, — самодовольно заявил я. Мне нравилось смеяться над друзьями. — Ты должен стать всем или ничем, и тогда возможно все. Ясно?!!
— Это доклад инженера Иванова!!! — испуганно прокричал мой друг, фамилия которого, кстати, тоже почему-то была Иванов, и ринулся вон.
Я засмеялся мелким надтреснутым смешком и пошел гулять.
Мой второй друг был очень практичным человеком — он все время писал какие-то статейки для газет и журналов, постоянно что-то делал и всегда ругал меня за то, что я ничего не делаю. У него была прическа комсомольского работника. Но он был очень хорошим и умным, и я все время рассуждал с ним обо всех вопросах. Больше всего мы говорили о политике. Обычно мы всегда приходили к мысли, что миру пришел полный конец и скоро по нашей Земле будут ползать только ядерные самоходки. Нам было очень грустно, и мы с жадностью вдыхали оставшийся воздух. Мы шли с ним по бульвару и смотрели на старые дома.
— Все куда-то идет и идет… — задумчиво проговорил мой друг.
— Да, — согласился я.
Мы сели на скамейку. Вокруг нас росла зеленая трава, люди проходили мимо и читали газеты.
В детстве мы смеялись надо всем, мы были словно бессмертные, а сейчас нам стало скучно, и мой друг должен был становиться взрослым и заниматься делами.
— Но что-то надо делать! — сказал он. — Не знаю… Какая разница — что… Нет, у меня все время какое-то чувство, что на меня давят… Что-то тяжелое… Ну вот — трава. Вот сейчас бы лечь и кататься по ней…
— И почему же ты этого не можешь? — спросил я.
— Не знаю, — пожал плечами мой друг. — Не знаю, что делается с человеком… Все живут, как будто какую-то обязанность выполняют… То надо сделать то, то другое, все по плану.
— Да нет, — сказал я. — На самом деле с тобой никто ничего не может сделать. Просто выполнять обязанность проще. Правда, они сейчас так довыполнялись, что скоро это все полетит к чертям… А если откинуть вообще все и стать абсолютно свободным, то мы потеряем и себя.
— Но почему же? — возразил мой друг. — Просто будет как-то по-другому… А мне уже ничего не хочется… Тошнит уже от этой проституции… А ничего не делать — тоже скучно.
— Да ну… — хмыкнул я. — Что тут особенного — кататься по траве? Это-то все могут…
И я стал прыгать и кататься по траве. Мой друг засмеялся.
— Хватит, хватит… — проворчал он. — Вот если бы маленьким стать…
— Как маленьким?!
— А вот маленьким-маленьким, чтобы никто не видел, и жить себе спокойно…
— Да все можно! — сказал я.
— Все?
— Все. Неужели ты думаешь, что мир может быть так плохо устроен, что в нем есть что-то невозможное? Можно-то все, только от этого
еще хуже…— Да, я где-то это даже читал… — задумчиво проговорил мой друг. — Какой-то был на Западе ученый… Наш эмигрант… Кстати, тоже Иванов.
— Твой однофамилец?
— Да.
Мой друг становился все задумчивей и задумчивей. Потом он вдруг резко встал, посмотрел на часы и сказал:
— Я вспомнил, у меня срочное дело. Ладно. Позвоню.
И он тут же пропал во мраке бульвара.
А я пошел на флэт, спать и видеть сны, где на самом деле все возможно.
А мой третий друг был просто глупым как пробка. Он все время дебильно смеялся. Он подошел ко мне и спросил:
— Я, видишь ли, хочу стать малышом, нельзя ли это как-нибудь… того?..
— Да очень просто, — сказал я. — Ты просто им стань, и все. От перемены мест слагаемых сумма не изменяется.
Друг подумал, потом его осенило.
— А ведь верно! — в восторге закричал он и начал бегать от радости. Потом он тоже куда-то ускакал.
А мне стало скучно, и я уехал на Тянь-Шань. Я решил залезть на большую-большую гору, и чтобы все пошло к черту. Я нарвал там наркотиков и стал их всячески употреблять. Однажды я увидел, что на вершине могучей снежной горы геологи и руководители ставят большой плакат с надписью:
КТО БЫЛ НИЧЕМ, ТОТ СТАНЕТ ВСЕМ.
Я дождался, пока они ушли и уснули и подписал внизу:
И НАОБОРОТ.
Итак, три Иванова встретились на какой-то маленькой-маленькой планетке, потерянной среди громадных миров. Они сели в кресла и закурили. Они смотрели друг на друга, ожидая, что сейчас начнется важный для них разговор.
— Что будете? — спросила официантка.
— Кофе. Три кофе, — заявили Ивановы.
Когда кофе принесли, Ивановы занялись его поглощением и делали вид, что у них никаких проблем. Наконец первый решительно отставил чашку.
— Ну? Что нового? Не делайте, пожалуйста, вид, что вам нечего мне сказать. Нам доверили такое дело, и мы сразу капитулируем…
— Стоп! — воскликнул Иванов 2-й. — В кресле могут быть подслушивающие устройства.
Все принялись ощупывать кресла.
— Ничего, — махнул рукой Иванов 1-й. — Информация расшифровывается только через четыре года… Завал компрометирующих материалов… Так что, я думаю, нам надо серьезно обсудить наши цели и задачи. Я внимательно ознакомился с докладом товарища Иванова и понял, что на основании этого доклада в конце концов мы должны уменьшиться и беспрепятственно попасть в вену. Но вот способ, который нас сделает такими, мне не нравится. Это антинаучный способ. Я бы даже сказал — это сумасшедший способ. Да, я понимаю, вы скажете — мы призваны, чтобы бороться с сумасшедшими, и поэтому все способы хороши. Но для того, чтобы нам приступить к этой борьбе, для того, чтобы нам попасть в больной мир, нам самим нужно сойти с ума. Возможно, что потом мы снова станем нормальными. Да это и понятно. Но тогда мы сразу как будто сдаемся. Какие будут мнения?