Я качаю свою детку

– Доброе утро, Эмили. Что за беда приключилась?
– спросила миссис Гринтоп.

– Доброго утра и вам, мэм. Старая миссис Кёфью, в ней вся беда. Это ей-то сто десять лет? Девяносто девять, и ни днем больше. Здравствуй, Гриззи, ты пришла забрать свою бабку домой? Чем скорее - тем лучше.

Гризельда тоже так думала, но миссис Гринтоп лишь улыбнулась:

– Нет, Эмили, Гризельда просто пришла проведать свою бабулю и посмотреть, как ей здесь хорошо.
– Потом она повернулась к даме и джентльмену, которых, как видно, знала:

– Ну, Маргарет, ну, профессор, а вы уже видели миссис Кёфью?

– Замечательная старушенция!
– сказал профессор.

– А что я вам говорила!

– Девяносто девять, и ни днем больше, - прошамкала Эмили.

Приятного вида дама по имени Маргарет ласково посмотрела на Гризельду:

– А это ее маленькая правнучка, которая была больна? Миссис Кёфью всё нам про нее рассказала и про то, как она хорошо поет. Как ты теперь себя чувствуешь, моя милая?

Гризельда присела перед ней:

– Хорошо, благодарю вас, мэм.

– А ты споешь нам, Гризельда?

– Да, мэм, - шепнула Гризельда застенчиво, ведь на самом деле она пела лишь для своей бабули и для Малыша Ричарда.

– Как-нибудь в другой раз, - добавила миссис Гринтоп, к вящему облегчению Гризельды.
– А сейчас нам надо идти к ее прабабушке. Они ведь не виделись три месяца. Не забудьте, мы ждем вас к обеду, Маргарет. Если придете пораньше, увидите, как мы купаем Ричарда.

Потом они пошли дальше по солнечной дорожке и остановились на углу, и там в своем собственном старом кресле-качалочке дремала у камина Прабабушка Кёфью. Больше Гризельда сдерживаться не могла. Она бросилась к ней и крепко обхватила свою бабулю руками, и миссис Кёфью открыла глаза и сказала:

– Здравствуй, Гриззи, вернулась, наконец? Что тебе наделали с твоими волосами?

– Их остригли, бабуля, когда я болела.

– Мне так не нравится, - сказала старая дама.
– Что это они тебя остригли и меня не спросили. Сейчас мы пойдем домой?

– Ох, бабуля, - прошептала Гризельда.

Миссис Гринтоп опять пришла ей на помощь.

– Не сейчас, миссис Кёфью. А сейчас вы должны показать Гризельде, как хорошо и удобно вам здесь живется. Взгляни, Гризельда, твоя прабабушка здесь ну совсем как дома. И книги ее, и чайник, и даже цветы на окне - из вашего сада.

– И Белла, - воскликнула Гризельда, увидев свою куклу, выглядывающую из складок прабабушкиной шали.

– Да, вы заботились о Белле вместо Гризельды, не правда ли, миссис Кёфью?

– Белла себя хорошо вела, бабуля?

– Когда как, - сказала старая дама.

– Я принесла тебе мятные леденцы, бабуля.

Гризельда вложила бумажный пакетик в маленькую худую ручку, которая тотчас спряталась под теплой шалью. Вдруг глаза Прабабушки Кёфью сверкнули, и все личико сморщилось в ее лукавой милой улыбке.

– Ох уж эта Эмили Дин, - прыснула она.

– А что Эмили Дин, бабуля?

– Ревнует. Она была до меня самой старой. А теперь нет. Ей ведь только за сто перевалило, мошеннице. Ну да ладно. Пусть будет по ее завтра, когда ты возьмешь меня домой.

– Ох, бабуля, - прошептала Гризельда.

– Утром я буду готова, - сказала Прабабушка Кёфью, и вдруг, как малый ребенок или малый котенок, она уснула.

– Идем же, Гризельда, - ласково сказала миссис Гринтоп.
– Я думаю, ты захочешь взять Беллу с собой, не так ли?

– Нет,мэм, - сказала Гризельда.
– Я оставлю Беллу бабуле. У меня есть Малыш.

Она вышла следом за миссис Гринтоп и шла за ней по дорожке, отворачиваясь и пряча лицо в тени капора всю дорогу.

Весь день Гризельда занималась Малышом Ричардом, и никто не вмешивался в ее занятия. Миссис Гринтоп настолько хорошо понимала, что она переживает, что даже заговорила об этом со своим мужем, когда они переодевались к обеду.

– Так ты думаешь, Джон, это невозможно?

– Оставим это, дорогая, - сказал сквайр.
– Скоро они с этим свыкнутся, старушке с каждым днем будет требоваться ухода все больше и больше. Ребенок не сможет зарабатывать и платить нам ренту и одновременно ухаживать за бабушкой. Кроме того, я не хочу больше сдавать коттедж, я хочу его продать и на эти деньги отремонтировать ограду, сменить крышу, а на оставшиеся купить новый амбар. Фермер Лоусон предлагал мне за него тридцать фунтов, но я думаю, что его можно продать и за тридцать пять. Во всяком случае, ремонтировать коттедж не имеет смысла, нужно его продать.

– Ш-ш, тише, - сказала миссис Гринтоп, поскольку мимо двери проходила Гризельда, неся купать Ричарда, и тихонько ворковала с ним.

– Ты у меня такая добрая, - сказал мистер Гринтоп и нежно ущипнул жену за ушко.
– А теперь оставим пустяки, потому что, если я не ошибаюсь, в дверь звонят.

Это приехали гости, и после того, как расцеловались, первое, что Маргарет сказала миссис Гринтоп:

– Можно я посмотрю на Ричарда?

– Его как раз купают, - сказала миссис Гринтоп.

– Какое счастье, - воскликнула Маргарет и без лишних слов побежала наверх в детскую.

Миссис Гринтоп побежала за ней, чтобы посмотреть, как будет смотреть Маргарет на ее безупречного малыша, и крикнула профессору через плечо:

– А вы не хотите взглянуть, Джеймс?

– Конечно же, не хочет, дорогая, - сказал мистер Гринтоп с нетерпением.

Но профессор покладисто сказал:

– Конечно же, хочу!
– и оба джентльмена пошли наверх за дамами.

Но у дверей детской они застали миссис Гринтоп, которая держала дверь настежь и прижимала палец к губам, поскольку над воркотней Малыша Ричарда и плеском воды в ванночке звенел чистый, как серебро, голосок Гризельды Кёфью:

Баю, баю, бай,

Я качаю свою детку,

Я качаю свою детку,

Баю, баю, бай.

– О, это абсолютно прелестно!
– шепнула Маргарет.

Но профессор вдруг быстро протиснулся в дверь и, ринувшись к ванночке, спросил у Гризельды:

– Что это за песня, дитя? Откуда взялась эта мелодия? Ты знаешь, что ты поешь?

Гризельда испуганно подняла глаза и вся покраснела, а вытащив брыкавшегося Малыша из воды, сказала:

– Да, сэр, это то, что я пою, когда укладываю спать свою бабулю. Не пищи, зайчик, будь хорошей деткой. Вот послушай: "Я качаю свою детку, я качаю свою детку", - опять запела Гризельда, покачивая закутанного в полотенце Ричарда у себя на коленке.

– Кто тебя научил этой песне?
– допытывался профессор.

– Да в чем дело, Джим?
– спросила Маргарет.

– Помолчи, Пегги, - сказал профессор.
– Кто научил тебя словам и мелодии, Гризельда?

– Никто не учил, сэр. Бабуля когда-то ее пела моему дедушке, а потом моему папе, а потом мне, а теперь я сама ее пою бабуле и Малышу.

– А кто ее пел твоей бабуле?

– Ее бабуля.

– А кто ее пел бабуле твоей бабули?

– Оставь эти глупости, Джим, - засмеялась Маргарет.
– Откуда ребенку знать? Ты так можешь дойти до царствования Вильяма и Мэри.