Я качаю свою детку

– Я и дальше дойду, если понадобится, - сказал профессор.
– А теперь, Гризельда - Гризельда, Боже, твоя прабабушка называла тебя Гриззель?

– Гриззи, сэр.

– Отлично, сойдет и Гриззи. Скажи, а как зовут твою бабушку?

– Мою бабулю зовут Гризельда, и ее бабушку звали Гризельда. Мы все Гризельды, из-за этой песни. Она называется "Песня Гриззель", сэр.

– Да, я знаю, - сказал профессор, весьма всех удивив.

– И это наша песня, - сказала Гризельда, осторожно промокая все складочки у Ричарда.

– Прелесть ты моя, - сказала Маргарет, наклоняясь его поцеловать.

– Не перебивай, Пегги, - сказал профессор.
– Что ты имеешь в виду, Гризельда, "наша песня" - твоя песня?

– Она была написана для нас, - ответила Гризельда.
– Для одной из нас, из Гризельд, много лет тому назад, но я не знаю, для какой именно.

– А ты знаешь, кто написал ее?

– Мистер Деккер, сэр!

– Именно!
– торжествующе сказал профессор.

– Из-за чего ты так разволновался, Джеймс?
– спросила Маргарет.

– Замолчи же, Пегги. Послушай, Гризельда, как ты узнала, что мистер Деккер написал эту песню, да еще для "одной из вас"?

– Потому что это есть в книге, сэр.

– В какой книге?

– В бабулиной. Ну, в той, где плохое правописание и печать такая диковинная.

– А, печатная книга, - в голосе профессора прозвучало некоторое разочарование.

– Да, сэр. Но песня написана от руки, на обратной стороне обложки, а под ней приписано "Моей детке Гриззель. Т.Деккер", и день, и месяц, и год.

– А какой месяц, какой год?

– Октябрь одиннадцатого дня, одна тысяча шестьсот третьего года, - сказала Гризельда.

– Эврика, - провозгласил профессор.

– Никак ты с ума сошел, Джеймс?
– вопросила Маргарет.

Но профессор уже задавал новый вопрос:

– А где эта книга сейчас?

– Думаю, Белла сидит на ней, сэр.

– Белла?

– Моя кукла, сэр. Книга хорошая для нее подпорка.

– А где же Белла?
– спросил профессор, обегая глазами комнату.

– Я оставила ее у бабули в Приюте, сэр, чтобы ей не было скучно.

– Ага, так ты уступила свою детку другому, не так ли. Терпеливая Гриззель? Завтра мы вместе пойдем в Приют навещать твою бабулю.

У Гризельды разгорелись глаза; тем временем она застегивала пижамку с пушистым начесом на Ричарде, но сказала она лишь:

– "Терпеливая Гриззель" - так называется книга, сэр.

– Да, я знаю, - сказал профессор, - я знаю.

На следующий день профессор заехал за Гризельдой и повез ее в Приют для престарелых. Он приехал раньше того, как Ричард справился со своей первой бутылочкой молока, и миссис Гринтоп заметила:

– О, ты ранняя пташка, Джеймс.

На что профессор ответил:

– Кто рано встает, тому Бог дает.

Они застали Прабабушку Кёфью еще в" постели, сидящей в подушках, около нее была Белла, подсматривавшая из-под лоскутного одеяла. Прабабушка с живостью взглянула на Гризельду и сразу сказала:

– Что, Гриззи, идем домой?

– Этот джентльмен хочет взглянуть на твою книгу, бабуля.

– А вот она, на окне, пусть глядит, если хочет.

Профессор взял старую книгу в кожаном переплете, бережно открыл ее: сначала он посмотрел на титульную страницу, потом на обратную сторону обложки. И оба раза кивнул головой, как будто чем-то довольный, а потом присел на постель Прабабушки Кёфью, точь-в-точь как доктор, и сказал:

– Расскажите мне об этой книге, миссис Кёфью. Вы что-нибудь помните из того, что вам о ней говорили?

– Помню ли я?
– негодующе вскричала Прабабушка Кёфью.
– Конечно, помню! То, что мне рассказывала моя бабушка про то, что ей рассказывала ее бабушка, я помню так, будто это было вчера. За кого вы меня принимаете? За старую калошу, вроде Эмили Дин, у которой мозги, как решето?

– Ну, конечно, нет, миссис Кёфью. Расскажите мне в точности, что вы помните,- попросил профессор.

Глаза у Прабабушки Кёфью загорелись как никогда, стоило им обратиться в прошлое.

– Моя бабушка, - сказала она, заговорив так внятно, как Гризельда не слышала чтобы она говорила раньше, - родилась, когда на троне сидел король Вильям Оранжский, благослови его Бог, а её бабушке было тогда девяносто три года, хотя она прожила не больше ста четырех, бедняжка, но одиннадцать лет она пела бабушке эту песню, которая в книге, которую сочинил для нее ее собственный папа, когда она родилась, и напечатал в книге, и написал от руки.

– Мистер Томас Деккер, - сказал профессор.

– Именно так его звали, сэр.

– Это был ваш пра-пра-пра-прадедушка?

– Смею сказать, сэр.

– Он был знаменитым человеком, миссис Кёфью.

– Не удивляюсь, сэр.

– А как звали бабушку вашей бабушки, миссис Кёфью?

– Гризельдой, сэр.

– А как вас зовут, миссис Кёфью?

– Гризельдой, сэр.

– И эту девчушку тоже зовут Гризельдой?

– А то как же, сэр. Бог ты мой, - прыснула Прабабушка Кёфью - столько вопросов про то же самое имя.

– Миссис Кёфью, я хочу вам сказать, что этой книге большая цена. И я хотел бы купить ее у вас.

Прабабушка Кёфью взглянула на него и улыбнулась своей милой, лукавой, жадной улыбкой.

– Большая цена? Десять шиллингов?

Профессор заколебался:

– Гораздо больше, миссис Кёфью.

Неожиданно Гризельда собралась с мужеством заговорить:

– Как вы думаете, она стоит тридцать пять фунтов, сэр?

Профессор опять заколебался, а потом сказал:

– Я думаю, она вполне стоит пятьдесят фунтов, Гризельда. Во всяком случае, я могу заплатить пятьдесят фунтов твоей бабушке, если она захочет ее мне продать.

– О, - выдохнула Гризельда, - спасибо, сэр!

– За что ты благодаришь джентльмена, Гриззи?
– спросила Прабабушка Кёфью с едкостью.
– Это моя книга, а не твоя.

– Да, да, бабуля, - беспокойно согласилась Гризельда.

– И я ее ему не продам...
– упрямо продолжала старая дама.

– Бабуля, о...

– ...меньше, чем за десять шиллингов, - закончила Прабабушка Кёфью.

Профессор засмеялся, а Гризельда чуть не заплакала от радости.

– Ну, Гриззи, довольно всякой чепухи, - сказала миссис Кёфью.
– Почему ты не поднимешь и не оденешь меня? Что сделалось с твоими волосами, детка?