Я люблю тебя как врага

Осень того же года.

– Мы летим в Мюнхен на Октоберфест!

– А Кристоф может нам сделать гостиницу?

Класс, Кристоф – Юлин муж, мы совсем недавно сыграли их свадьбу. Кристоф работает на БМВ. Он предлагает нам квартиру в гостевом доме БМВ, предупреждает, что там ничего кроме мебели нет. Мы дрожим от холода, приехали поздно, нет даже одеял.

От Мюнхена я улетаю в верхние этажи сознания, золото листвы воспринимаю как самое натуральное, спокойствие в завтрашнем дне написано на всех лицах. Завтракаем в кафе при отеле, я удивляюсь, почему на столах по два цветка, мальчишки смеются и говорят, что они заметили рядом кладбище. Димка не столько злится, сколько удивляется обнаруженной в сардельке железной скобе, он говорит об этом официанту. Приходит самоуверенная красная дама, возмущается чему-то своему, а я прошу оставить разборки, всё-таки рядом кладбище, пусть по-неземному красивое, но работа по такому соседству вредна. В это кафе мы не возвращались. Нас захлестнул восторг поющей гимн жизни столицы Баварии.

В Нойшванштайн можно приезжать бесконечно, никогда не надоест. По эмоциональному воздействию замку не уступает висящий мост, соединяющий две горные вершины, построенный Людвигом на высоте сто пятьдесят метров, он посвятил его своей матери. Всё отрицательное, что накопилось во мне к тем годам, я оставила здесь, оно растворилось в воздухе, в котором мы висели вместе с мостом!

Проголодавшись телом от долгих прогулок, заезжаем в один из многочисленных баварских деревенских ресторанов, улепётываем за обе щеки вкуснятину, поданную на сковордах.

– Лина, пей пиво. Оно полезное.

Мощь нации сбивает с ног гигантской волной от пляшущих на многометровых столах немцев. Это павильоны Октоберфеста, пожалуй, единственное время, когда женщинам не рекомендуется прогуливаться в одиночку, страсти подогреты пивом по бочке на каждого.

– Россия, это такая бедная бедная страна? – В поезде напротив совсем молоденькая девочка, манера одеваться выдаёт в ней реально неземную цивилизацию, про войну, она, пожалуй, ничего не знает, в её реакции обезоруживающая добрая сочувственная непосредственность, и я, приученная жёстким детством давать немедленную сдачу, сдаюсь, я ей улыбаюсь и молчу.

Новый 2000 год отправляемся встречать в Мюнхен, вдвоём. Мы не были здесь четыре года, проведённые в режиме жёсткой экономии, отдавали долги. Рубеж нового тысячелетия, не халам тебе балам. Мы с Амиром в приятнейшем отеле, где на завтрак подают ананасы и слабосолёную сёмгу, а некоторые так заняты, что заказывают еду в номер, и затем выносят посуду на пол у двери. Ничего себе, не мы одни предаёмся любви, это коллективные настроения на границе тысячелетия.

На скорую руку накрыли новогодний стол, пожелания нам с Амиром «ещё и ещё».

Но мама испуганно говорит:

– Не надо ещё. Итак, уже всё хорошо. Всего хватит.

Амир обижается.

А я уже ничему не обижаюсь, после того, как она вчера при Амире вцепилась в Юлю, и, глядя в мою сторону, приговаривала.

– Юлечка, ты самая – самая!

Да, мама любит Юлю много больше меня.

Первого января все едем в Бад-Тольц, это водный курорт с повышенным содержанием йода в воде, я первый раз в подобном водном заведении, и убеждаюсь абсолютно, что да, вода имеет возрождающий эффект. Всю новогоднюю ночь мы провели, топая по обильно посыпанной осколками от шампанского мюнхенской земле, устали от пьяных лиц, и бесконечно завывающих сирен пожарных машин. А сейчас, как молодые огурчики, прыгаем из бассейна в бассейн, из сауны в солярий, и хорошеем, молодеем на глазах.

Очень прошу Амира съездить в Милан, он ближе всех других итальянских городов к Германии. Пробки, итальянцы едут к немцам, а немцы к итальянцам. Кататься на лыжах. Женская туалетная очередь перебегает к мужчинам, все весело хохочут. А я думаю: какие они разные, итальянцы и немцы, но так хорошо друг к другу относятся, в Пинакотеке есть картина «Германия и Италия» в образе молодых, прекрасных, обнимающих друг друга женщин. К Милану подъезжаем ближе к ночи, я восхищаюсь знаменитыми на весь мир заводами известнейших фирм, здания которых выглядят, как игрушки, видно, что они укомплектованы охраняющим природу оборудованием, но это ещё далеко за городом.

Милан – эстетский город. Опять чувствую себя не совсем ловко, когда меня обувают в шикарном магазине "Bruno Magli", Амир, как всегда, покупает мне к обуви сумку. В городе Рождественские каникулы, и работают далеко не все заведения. А я бы и не заходила никуда, как уставлюсь в проём очередной арки, а там дворик с колоннами, изящными ажурными скамеечками, напольными античными вазами, в которых сухие листья и снег, а подальше дверь с рождественским венком и окна, за которыми свет и чужая жизнь. Ах, почему не моя? Компенсируя и эту несправедливость, отрываюсь в маленьком магазинчике, где среди прочих и моя любимая Max-Mara, мне удаётся уговорить хозяйку на значительные скидки, я часть списываю с карты, часть плачу наличными, и выхожу со сногсшибательной чёрной дублёнкой, и другими милыми моему сердцу вещами. Мне жаль себя, я только что в католическом храме ставила свечи и спрашивала у Бога, почему, почему у нас нет детей. Ведь мы так хотим. Ведь Амира грызут его родственники. Ведь он оставит меня. Амир сфотографировал меня в этом храме, я склоняюсь со свечой, и у меня сгорблена спина. Муж говорит, что мы такими покупательными темпами уже не можем задерживаться в Милане, и на повышенной скорости мчится в сторону Инсбрука. Молчу, я знаю, что там тоже хорошо, и пока я могу себя утешить, я буду это делать. Опять отель, опять любовь. И ничего. И никого.

Я не хотела свадьбы, зачем это лицемерие, если понятно, что я – нежеланная для его матери сноха. Но он настоял на торжестве. Мама привезла мне из деревни голубое гипюровое платье. И правильно, белое я уже не заслуживаю. Отдалась на отдыхе, на Чёрном море. Пожалела бедного хлопца. Папа заказал очень много цветов, в январе голодного года квартира переполнена талантливо составленными букетами. Амир ловит меня, пробегающую из одной комнаты в другую, и прижав к себе, говорит моему папе:

– Александр Владимирович, я сделаю всё, чтобы Лина была счастливой.

Папа смотрит на него с уважением и доверием.

Фотограф загса лицемерно выбелил моё платье на фото.

Спустя годы. Развод.

– Я дал тебе больше, чем твои родители!

Вот это да. Оказывается, был включён счётчик.

И, всё-таки, это Бог дал. И взял. Бог.

* * *

Лето 2000 года.

– Давно хочу в Лондон.

– Хочешь, займись путёвками.

– Да? Это твой подарок мне на день рождения!

Переполненная торжественностью, я бегу в туристическое агентство, в Настасьинский переулок, это близко от нашего салона на Малой Бронной, заполняю необходимые документы, меня предупреждают, что англичане иногда отказывают в выдаче визы. Новое, приветливой архитектуры, здание английского посольства на Смоленском бульваре. Рядом с нами лёжа сидит впившаяся друг в друга красивая пара, он – англичанин, она – наша, с длинными густыми волосами. Счастливая. И он тоже. Целуются и целуются. Забыв о солидности своего возраста, вприпрыжку подбегаю к окошку, через которое две дамы начинают с нами собеседовать. Ой, а почему они задают такие вопросы? И много, и долго. Я расстраиваюсь, похоже, что они нас в чём-то подозревают. Пожилая, худая, серая, с виду строгая, англичанка может не пустить нас в Лондон. О, нет! Звучит вопрос о детях. И здесь.

– Понимаете, я очень переживаю, что у нас нет детей, и хотя бы на свой день рождения хочу забыть об этом!

Англичанка задержала на мне вспыхнувший взгляд. И сказала "окей".

В огромном Боинге, в хвосте, на полу валялась наша зелёная молодёжь с разноцветными косичками. Они курили, рассматривали друг у друга браслеты на ногах, смеялись, хвастались своей технической оснасткой, короче, сплошные понты. Свобода!

Я считаю Лондон столицей Земли. Самым просвещённым городом. Если я мысленно и представляла себе коммунизм, то именно так. Подумаешь, только деньги остались. Во всём разлита радость земной жизни. Налюбленное место. Разумно и красиво и справедливо устроены сады парки улицы офисы межчеловеческие отношения, рестораны дворцы, физически ощущаешь преемственность всего лучшего, что создавалось в прошлые века архитекторами писателями учёными простыми людьми. Поэзия в декоре, и шёпот любви. В городской Темзе плавает лосось. Пешком ходят белки и лебеди. Земляне из разных географических точек чувствуют себя дома. Демократия в лучших своих гуманных проявлениях равенства людей. Музеи в превосходном состоянии, произведения искусства выглядят так, будто сотворены вчера, бездна незнакомых мне вдохновляющих полотен, молоденькие девушки в загадочном облачении просто лежат под картинами Тёрнера. В ресторанах аристократических, но доступных всем, супер магазинов, представлена кухня всех народов мира, рыба свежайшая. Боже, я не буду в Москве вообще тратить деньги, но, чтобы идти в ногу с лучшим, что есть на Земле сегодня, я обязательно должна хотя бы раз в два года приезжать сюда. Погружаться в атмосферу самых гуманных и образованных молекул! Получать живительный глоток смысла жизни в содружестве любви, науки, ума, добра, красоты и справедливости. Московских воров не остановишь, нравится им здесь, понятно, они глушат в себе голос совести, считая себя избранными, достойными удовлетворять соблазны, они воруют и воруют, чтобы любой ценой уже сегодня чувствовать себя в Раю. На Россию им плевать, и на людей. Они помнят только о себе и о своём кошельке. С людьми можно поступать как угодно. Обмануть, лучше хитро, пусть будут спокойны. Об этом я не хочу думать. Особенно здесь.

Проводник у нас не менее чем чудесный, Виктория. Она пронизана любовью к Лондону, она наслаждается всеми предоставленными возможностями этого города жить полной, радостной жизнью, она приветлива и щедра! Преподносит нам Англию как доступное всем здесь и сейчас счастье сказать «спасибо» за восторг бытия. Умничка, её сложные рассказы ясны в простоте умного изложения. Любое явление, событие, она рассматривает как синтез истории, физики, религии, психологии. Английские девушки не участвуют в конкурсах красоты, потому что считают унижением человеческого достоинства соревноваться, у кого ноги длиннее. Для ёжиков и тушканчиков под автобанами прорыты специальные пешеходные переходы.