Я, Майя Плисецкая

И вот ныне матч-реванш. Вот чем провинился «Щелкунчик». Вот чем негож Петр Ильич Чайковский. Вот почему неприемлема Ирина Колпакова. Вот объяснение, сокрытый смысл происходящего…

Что ж, увы. Победил в этот раз Иванов. Я проиграла. Сорвал-таки «Щелкунчика». Не поехала в Рим Колпакова.

Ну, а римский театр? Уже реклама дана. Менять объявленный репертуар поздно. Абонементы на рождественские спектакли проданы. Детишкам мамы-римлянки рождественскую сказку в римской опере наобещали… Хочешь не хочешь, из-под земли извлекай «Щелкунчика», синьор Антиньяни, директор оперы города Рима. Пригласили балетмейстера из Праги. Как пожарника на пожар. Не из Санкт-Петербурга…

Да еще потеря. Приказал Иванов только телевидению (а он до театра там хорошо руководил) размагнитить пленку моего удачного, на нерве «Болеро». Вот и исчезло оно. Кануло в вечность. Жаль! А то, не дай Бог, сунут нерадивые работнички мой вечер в эфир, и погибнет в одночасье советская страна от порнографических фантазий Бежара.

Устал римский театр от меня. От неопределенности, зыбкости: приеду-не приеду, пустят-не пустят, можно-нельзя. Гадай на ромашке. Но мой контракт с Римом впрямую расторгнут так и не был. Просто замолкло все как-то, застыло. Даже финансовые расчеты застопорились. Вот уж и, кстати, опять о них.

Когда я сама танцевала Айседору, Федру, театр платил мне гонорар отдельно. Как исполнительнице. Но опять же через Госконцерт. Тремя годами позже, я уже тогда работала в Мадриде, перестроечный журнал «Огонек» достаточно неуклюже выступил в мою защиту. От Иванова? От рабской Системы? И разразился пространной статьей М.Корчагина «Плисецкие миллионы» (июль, 1988 год). Несведущему все в статье было неясно, туманно. Улавливался лишь защитительный пафос и трескучий заголовок о миллионах.

Когда Миша Барышников прочел огоньковскую статью, то с тяжкой мрачностью сказал мне какое счастье, что меня там нет…

Появление сенсационной статьи в «Огоньке» было для меня полной неожиданностью, но я никак не была удовлетворена ее содержанием. Тотчас я написала письмо главному редактору журнала Виталию Коротичу. Он, как истинное дитя перестройки, гуттаперчиво старался усидеть на двух стульях, не ставить точек над i. Скажу резче — Коротич был смелый трус.

Мое письмо печатать не стали. Остереглись — Иванов все еще правил свой дьявольский бал в культуре И ограничились, опять же, уклончивым итожащим комментарием редакции по читательским письмам. Копия письма Коротичу у меня сохранилась, и я хочу представить ее тебе, мой читатель. Достоверность, подлинность наилучшим образом смогут прояснить хитросплетения произошедшего. Перенесись лишь на несколько лет назад. Вот это письмо. Может, мелкий шрифт смирит тебя с его протяженностью:

Уважаемый тов. редактор, в статье М.Корчагина в № 31 «Плисецкие миллионы» упущены детали, составляющие смысл сюжета дела.

1. Речь идет о моей заработной плате — о плате за мою работу, — и о поборах, другого слова не подберу, Госконцерта. За долгое время своих зарубежных гастролей я сдала советскому государству свыше двух миллионов долларов. Вот где миллионы! Продолжаю это делать и поныне: моя зарплата в качестве художественного директора Национального балета Испании составляет на сегодня 7500 американских долларов в месяц. Госконцерт «ссужает меня» суточными — день приезда, день отъезда, пересечение границы и т. д. Средневековая кабала, да и только. Или вот пропорция. За трехминутное выступление на телевидении мне платили 10 ООО долларов нетто. Госконцерт милостиво разрешает мне взять себе 160 долларов. При этом я должна привозить море бумажек, копий, заверенных счетов, квитанций, вплоть до справки из Мадридского банка — каков биржевой курс американского доллара в день получения своей собственной зарплаты-. От запроса этих бумаг у нормальных людей глаза на лоб лезут!.. Я не говорю уже о провозе через государственные иностранные границы целых саквояжей денег, подлежащих сдаче в Госконцерт, что карается законами, например, Франции, Италии, Испании,-

Никакого подобия стабильности моего крепостного оброка нет и в помине. Каждый раз сумма, надлежащая к сдаче, варьируется (а для иных артистов, например, пианист Андрей Гав рилов, закон поборов вообще отменен). Так было и в этот «итальянский» раз. Через несколько месяцев после моего расчета с бухгалтерией Госконцерта сумма задним числом внезапно была названа иная, большая. Я бурно среагировала. Тогда сумма стала принимать «карательные», угрожающие размеры — согнем в рог бараний, в порошок сотрем; почтальоны стали носить повестки…

Шесть раз на протяжении года госконцертовцы определяли шесть разных сумм — с 2000 долларов до 9000 и обратно… Вот так. Я сама наблюдала, как в недалекие былые времена проворные директора и их многочисленные заместители умудрялись заключать на меня с одним импресарио по два равноплатежных договора. Один официальный, другой тайный, и клали внушительные суммы в тысячах долларов на моих глазах себе в карманы, правда, справедливости ради, замечу, свойски деля добычу между собой и выше. (Когда я говорила об этом во всеуслышание, и замминистрам культуры тоже, все лишь потупляли глаза свои, никак не реагировали-.) Какие они дали мне основания уверовать в их точность, порядочность и честность?

Итальянские миллионы звучат звонка Но… 1 доллар, т. е. 67 копеек, на сегодня равен 1200 итальянских лир. Подсчитайте, нынешние итальянские миллионы сродни нашим нэповским — один звук. Но запутать доверчивого человека сладко.

Сама история вопроса. Мой трехлетний контракт с римской оперой после почти двух лет работы официально расторгнут не был. Просто бывший заместитель министра культуры СССР т. Иванов Г.А., курировавший Госконцерт, не пожелал «оформить» — у него на все были свои «государственные» соображения — на новогоднюю постановку «Щелкунчика» в Риме Героя Социалистического Труда, народную артистку СССР Ирину Колпакову, что было заранее обговорено и намечено планом работы оперы (я была занята в Москве постановкой «Дамы с собачкой»). Никакие десятки звонков, ни обращения к здравому смыслу, ни оставленные безо всякого ответа 11 панических телеграмм римлян, ни разговор самой И.Кол паковой с П.Н.Демичевым не возымели действия, вершитель судеб наших товарищ Иванов был непреклонен. Время уходила Не получив совершенно никакого ответа из Министерства культуры и Госконцерта, римляне вынуждены были пригласить на постановку «Щелкунчика» хореографа из другой страны. Контакты прекратились сами собой… К слову говоря, я тоже каждый раз «оформлялась» со скандалом и скрипом, с нервотрепкой до последнего часа, всякий раз держа в напряженном ожидании многочисленную римскую труппу — приедет или нет.

Если же действительно произошла путаница с расчетом, — в чем у меня и по сей день сомнения: факты — что восковой нос, куда повернешь, туда и смотрят, — то произошла она по вине т. Иванова Г А. Он автор сумятицы, он пускай и расхлебывает, и расплачивается… Почему высокий функционер не должен быть ответственен за свои поступки?

Последнее; печатая сенсационную статью, мне кажется, этически следовало бы ее предварительно показать герою повествования. Журналист — человек сторонний и вникнуть во все головоломные тонкости нашей многострадальной госконцертовской казуистики не сумел. Я благодарна Вашему журналу за желание встать на мою защиту, но лучше было это делать не в лихом жанре детектива, а со скрупулезной точностью документа в тоне скорбной летописной повести временных лет.

С уважением

Майя Плисецкая, 28 августа 1988 г.

Но итальянцы не забыли моей краткой работы в римской опере. В 1989 году мне вручили в Риме вместе с Ленни Бернстайном престижную премию искусств «ВИА КОНДОТТИ». Приветствовавшие добрым словом поминали мой недолгий труд с итальянскими танцорами. Наверное, как обычно бывает, преувеличили, «подсластили» мои заслуги. А может, и впрямь я что-то смогла дать людям вечного города?..

Я вновь ступала по бурлящим улицам, подставляя лицо горячему римскому солнцу. Кроны пиний чертили на теплой земле диковинные тени. Был июнь. Знакомыми проулками добрела к пузатому зданию своей оперы. Уж хотела войти. Но что-то совсем глубинное, с привкусом горечи, остановило, удержало. Здесь у меня было столько надежд и планов, столько планов и надежд. Но я транжирила свою энергию на глупые, несуразные баталии с московским монстром. Ничто в тот момент не казалось мне серьезнее, значительнее. Какое идиотство!..

Тогда я заглянула в знакомый ресторанчик, что в пятидесяти шагах от моего театра. Хозяин тотчас признал меня: о, синьора Майя. Последовал поток слов, сопровождавшихся разгоряченной итальянской жестикуляцией. Волшебный язык. Уселась — посетителей почти не было — за столик у окна, где обычно перекусывала в перерывах репетиций неизменной мацареллой с томатами. Через минуту хозяин уже ставил передо мной привычное блюдо, даже не спрося на то моего желания. А может, в потоке слов вопрос и был?.. От тарелки исходил резкий запах свежайшего базилика.

Пожалуйста, «сатрап».

Один момент, синьора Майя.

Глоток горько-сладкого, красно-гранатового напитка. Ой как вкусно…

Разве жизнь не прекрасна, люди?..

Глава 46 РАБОТА В ИСПАНИИ

В мою молодость и даже позже Испания — для граждан Страны Советов — как бы не существовала на белом свете вовсе. Не было такой страны. Иногда лишь в газете «Правда» на последней странице известные художники Кукрыниксы малевали крошечного испанского человечка-лилипута с курчавыми волосами, неряшливо лезшими из-под ермолки пирожком, с огромным носом-крючком, в военном френче и со здоровым топорищем, с которого ручьем лилась кровь безвинных пролетарских трудящихся. Человечек-лилипут обычно стоял по колено в крови на бесчисленных трупах своих убиенных жертв. Это был, конечно, вы догадались, Франко-поджигатель, разжигатель войны. Изо рта генералиссимуса обязательно вылетала какая-нибудь человеконенавистническая, людоедская реплика. Вот и все, что мы могли знать об Испании…

Нынче в моде вера в многократное пребывание на земле. Кто, сильно напрягшись, вспоминает, что жил однажды китайским кули, борзой собакой, лесным ландышем, беглым австралийским каторжником. Моя добрая знакомая, известная голливудская актриса, уверяет меня, что была когда-то русской княжною, а затем японской гейшей. Я ей не возражаю. Может, она и впрямь была, всех обскакала. Но себя я в вековом прошлом вспомнить никак не могу. Впрочем… Откуда у меня такая страсть к Испании? Всему испанскому — фламенко, корриде, гребням, цветку в волосах, мантильям, монистам? Ничего определенного. Но какая-то тайная связь между нами есть. Все же есть…

Я упоенно наслаждалась в танце лопедевеговской Лауренсией, сервантесовской Дульцинеей-Китри, испанскими танцами Касьяна Голейзовского. Шла напролом со своей Кармен. Совпадение или судьба?..

Несколько раз, уже когда очертания Испании вновь, как на переводной картинке, начали проявляться для очей граждан Страны Советов на карте Европы, меня стали звать туда, слать приглашения. Но о них, посланных на мое имя в адрес Госконцерта, я либо узнавала с непростительным, безнадежным опозданием, либо не узнавала вовсе. И только теперь с прискорбием читаю пожухшие копии тогдашних телексов. И все-таки дважды я встречаюсь с Испанией, с испанской публикой. Я выезжаю на свою «Анну» и «Кармен» с одесским театром. А потом с частью расколовшейся — но об этом позже — труппы Большого. Теперь с Большим — «Чайка», «Дама с собачкой» (это полные спектакли) и сольные номера: «Гибель розы», «Айседора», «Лебедь». И вновь, во второй раз — «Кармен-сюита». Мой испанский балет прошел в Испании успешно и был, хочу с гордостью подчеркнуть это, главной причиной повторного приглашения.

Показывать Испанию испанцам — один страх. Сколько раз мы морщились, сквернословили, когда иностранцы изображали нам на сцене российскую жизнь.

Перед первой «Кармен» я так волновалась, что попросила у портнихи настоя пустырника — случай для меня не типичный. Но когда в самом конце на мои финальные поклоны мадридский зал стоя скандировал «оле», глаза мои увлажнились…

А потом в Москву приехал заместитель министра культуры Испании сеньор Гарридо. Классическая труппа национального балета Мадрида осталась в тот год без руководителя, и было решено предложить этот пост мне. Коли соглашусь (разве это мне неинтересно будет?..).