Я, мои друзья и героин
Шрифт:
Недавно ей приснилось, что я лежу мёртвая в туалете – ноги перекручены и вся в крови. Убита каким-то дилером, и её вызвали опознать труп…
Я всегда верила, что у мамы есть парапсихологические способности. Когда она говорила: «Ребёнок, останься дома, у меня плохие предчувствия!» – то меня или прихватывали в облаве, или обували с ширевом, или ещё какой-то террор случался. Я вспомнила Пико и его друзей-сутенёров. Что ж, может быть, мама спасла мне жизнь…
Я перестала думать. После неудачной попытки самоубийства я вообще не хотела думать, думать было противно…
В аэропорту Гамбурга мы с моей тётей, встречавшей нас, зашли в ресторан. Мама улетала следующим рейсом. Я заказала себе «Флорида-Бой», так в этой говёной лавочке его не было! Я подумала, что за дыра этот
Мама и тётка говорили обо мне. В какие-то полчаса они расписали всю мою будущую жизнь. Я пойду в школу, найду новых друзей, получу образование, и вернусь в Берлин. Всё было так просто. На прощание мама снова всхлипнула. Я сдержалась. Это было 13 ноября 1977 года.
Мама Кристины:
Весь этот день я пыталась сохранять спокойствие, – чего бы мне это ни стоило, – но на обратном пути в Берлин не выдержала и от перенапряжения последних недель разревелась как девочка. От слёз на душе полегчало… Мне было и грустно и радостно. Грустно, потому что пришлось отдать Кристину. Радостно, потому что я всё-таки вырвала её – почти из рук смерти…
Наконец-то я была уверена, что поступаю правильно. После неудачи в «Наркононе» мне стало ясно, что у Кристины есть только один шанс выжить – там, где нет героина. Пока Кристина жила у отца, я имела возможность немного передохнуть и подумать. Именно тогда я поняла, что Кристина пропадёт в Берлине, что бы мы ни делали. Правда, мой муж уверял меня постоянно, что Кристина чиста, но этим, конечно, и не пахло! Я не думаю, что можно так бояться, как я боялась за жизнь Кристины! Но после смерти её подруги Бабси у меня в жизни не было ни одной спокойной минуты, и я хотела немедленно отправить Кристину к родственникам в Западную Германию. Отец не позволил… За то время, когда Кристина жила у него, он успел выбить себе право самостоятельно определять её место жительства. Все мои слова были как о стену горохом… Он не понимал – может быть, потому что моего опыта у него ещё не было, может, просто не хотел признавать поражение…
В это время я получила готовящееся обвинительное заключение против Кристины. Дело в связи с незаконным оборотом наркотиков. Фрау Шипке из полиции подготовила меня к этому и в утешение сказала мне, что я не должна винить себя за Кристину. «Кто колется, тот колется, – сказала она. – Каждый решает сам». Она знала много наркоманов из хороших семей, которые вот так же должны были предстать перед судом. «Не стоит себя терзать!» – сказала она.
Но мне показалось просто подлым, что в качестве доказательства приводился тот чек героина, который я однажды нашла в её комнате. Найдя его в своё время, я в волнении позвонила фрау Шипке. Я и не подозревала, что моя находка будет использована против Кристины, когда фрау Шипке лицемерно предложила мне отправить его на экспертизу. «Не указывайте отправителя на конверте, – сказала она. – Тогда ничего нельзя будет доказать».
Да вообще, мне казалось чудовищной глупостью, что молодых людей судят за их болезненное пристрастие к наркотикам. Кристина никому ничего не сделала. Она вредила только самой себе. Почему же она должна отвечать за это перед судом? Не говоря уже о том, что, как известно, тюрьма ещё ни одного наркомана не вылечила…
И этот приближающийся суд был для меня ещё одной причиной скорее вывезти Кристину. Вдруг во мне проснулось всё мужество и решительность. Я пошла в комиссию по опекунству и обрисовала им ситуацию во всех подробностях. Это было первое заведение, где меня внимательно выслушали. Ответственный социальный работник господин Тилльман тоже склонялся к мнению, что Кристине лучше уехать на Запад. Он обещал постараться и найти для Кристины место в клинике, потому что неясно было, как скоро я получу право определять место жительства Кристины.
В то же время, согласие на терапию было бы проще выбить у моего супруга. Это были не пустые слова. Я чувствовала, как затронула господина Тилльмана наша ситуация.
Вскоре после разговора с господином Тилльманом, Кристина неожиданно появилась перед моей дверью. Она шла как раз из
консультации. Была совершенно накачана героином, говорила о самоубийстве. Я успокоила её кое-как, и уложила в кровать. Затем сразу же позвонила господину Тилльману. Через полчаса он был у нас. Вместе с Кристиной мы разработали подробный план. Она должна пережить абстинентный синдром в нервной клинике, и, в конце концов, отправиться в терапевтическую общину. Место было обещано в консультации. Кроме того, господин Тилльман сам связывался с общиной по поводу Кристины.Кристина с готовностью согласилась на наше предложение. Господин Тилльман мигом организовал всё необходимое. Мы получили направление к психиатру, который мог бы направить Кристину в клинику. Потом господин Тилльман поехал к отцу Кристины и давил на него, пока тот не согласился отпустить Кристину в клинику.
Через две недели Кристину перевели в больницу «Рудольф Виршов», чтобы прооперировать грибок. Я исходила из того, что её – больную наркоманией, доставят в больницу под строгим контролем с «Ранчо Бонни», и понаблюдают за ней там. Но нет – они умудрились упустить её! Им было всё равно, и Кристина беспрепятственно вышла из больницы.
Я пришла в отчаяние из-за такого разгильдяйства, тем более, что теперь весь наш план сорвался.
Больше у меня не оставалось веры в чиновников. Я сказала себе: только ты одна можешь помочь своему ребёнку и себе! Господин Тилльман пытался придать мне мужества. Ему одному я доверяла.
К счастью, Кристина не долго отсутствовала. На следующий вечер она уже плакала у меня. Ой, ой, ей так жаль, но она опять вмазалась… Я не ругала её. Зла на неё не было. Да и раньше-то я срывала свой гнев на ней только от отчаяния, что не могу ей помочь. Сейчас, когда она пришла ко мне, я обняла её, и мы спокойно поговорили.
Кристина хотела продолжать план, выработанный нами, до конца. Я сказала, хорошо, давай! Но дала ей понять, что если она ещё раз хоть на шаг отойдёт от него, то навсегда отправится в Западную Германию. Она приняла это близко к сердцу и поклялась мне ни на йоту не отклоняться от договора.
В эти дни она регулярно посещала консультацию. Она действительно старалась получить это место! Иногда часами ждала своей очереди. Дома она засаживалась за стол и писала автобиографию для клиники.
Казалось, что всё идет неплохо. С местом было фактически решено. Община была готова её принять, и мы думали, что Рождество она встретит у них – было уже начало ноября…
Её отец, наконец-то, убедился в безуспешности своих потуг, и больше не мешал нам. Удача была так близко… Но тут, как назло, Кристина второй раз заболела желтухой. Ночью температура поднялась почти до сорока одного градуса. Утром я отвезла её в клинику «Штеглиц». Кристина была жёлтой как лимон, почти не могла ходить и падала на ходу. Врач после обследования сказал, что у неё стаз печени из-за наркотиков. К сожалению, они не могли её оставить у себя, потому что у них нет изолированных боксов. Это было неправда. Я специально наводила справки: в клинике «Штеглиц» есть изолированная палата на двадцать пять коек. Просто они не хотели видеть наркоманов в своей замечательной больнице. Всё-таки, они направили нас в больницу «Рудольф Виршов», и следующим утром мы должны были быть там.
В два дня желтизна вроде сошла. Она снова была резвой и живой, радовалась, что будет лечиться. Её опекун из консультации в Техническом Университете даже навещал её в больнице. Объединенными усилиями мы старались всячески поддержать её. Я была обнадежена, как никогда раньше…
До того дня, когда к Кристине прорвалась её подруга Стелла… Хотя я настоятельно просила сестёр без меня не пускать к Кристине никого, кроме работников консультации.
Впрочем, я тоже совершила ошибку. Как-то раз взяла с собой Детлефа. Кристина так хотела его видеть, а Детлефа как раз только что условно-досрочно выпустили из тюрьмы. И сейчас он где-то раздобыл себе место в клинике. Я просто не могла не позволить им увидеться. Они были так привязаны друг к другу! И я думала, что это придаст им решимости, если они будут знать, что другой тоже ложится в клинику. И как я только могла быть такой наивной?